Ян (не) для Янки (СИ) - Гордеева Алиса

– Я тоже, – получается тихо, но Ян слышит. Чуть сильнее сжимает в своих руках и чуть более шумно выдыхает.

– Прости меня, – игриво закусывает тонкую кожу на шее. Запрещённый приём!

– Постараюсь, – голос дрожит. Впрочем, не только он. Я вся, как тонкое пёрышко, трепещу в крепких руках Шахова.

Ян запросто разворачивает меня лицом к себе и окончательно сводит с ума:

– Я тебя люблю. И всегда любил.

Я лишь едва заметно киваю. На большее не хватает сил. Но этого становится достаточно, чтобы расстояние между нами исчезло без следа.

Тону в нежности его рук и задыхаюсь от жадности поцелуев. Настойчивых, терпких, бесстыдных. Но останавливаться не хочу! Наши губы созданы друг для друга, наши тела так идеально сливаются в единое целое. Мы теряемся во времени и пространстве. От жарких объятий становится душно, от переполняющих эмоций трудно стоять на ногах.

Не разъединяя наших губ, Ян медленно пятится назад, увлекая меня за собой. Тёплые кофты летят на пол, осмелевшие руки всё откровеннее ласкают друг друга. Сладкие стоны, рваное дыхание. Возбуждение, волнами цунами расходящееся по телу, граничит с помешательством. Мы не глядя садимся на диван: Яник падает первым, а я приземляюсь сверху. И снова бесконечные касания, напрочь лишающие рассудка. Мы так долго хотели друг друга, что сейчас остановиться не в силах.

– Яна, – голос глухой, надрывный. Шахов внезапно отпускает мои губы, качает головой, отчаянно вынуждая нас остановиться, и обречённо упирается лбом в моё плечо.

– Что опять? – из груди вырывается разочарованный стон. – Что на этот раз, Шахов?

Наверно, я готова ко всему: не тот день, не то время, не так быстро, не в этот раз… Мне не впервой слышать, что нам нельзя. У Шахова отговорок всегда вагон и маленькая тележка. А я как дура поверила, что теперь он только мой.

– Янка, – настороженно произносит Шахов. – Там, подо мной, что-то тёплое и жидкое. Оно противно так расползается по штанам. Я думал сначала, что показалось, но нет!

Скривив губы, он с опаской залазит рукой под свою пятую точку, а потом поднимает ладонь, сплошь перепачканную в серо-зелёной жиже.

– Яна, это не я! Честно! – глаза огромные, взгляд непонимающий.

– Не ты, – захожусь в диком смехе. – Это бумеранг, Ян! От Зайцевой! За все мои слёзы!

Огромные снежные хлопья, подсвеченные ярким сиянием фар, в хаотичном хороводе падают с неба и на скорости бьются в лобовое, хоть вроде и еду не спеша. Рядом, на пассажирском, спит Янка, а я, как дурак, боюсь потревожить её сон. Ласкаю мимолётным взглядом тонкие черты лица, чуть дольше положенного задерживаясь на манящих губах, и стараюсь думать о дороге. Исключительно о дороге! Но кто бы знал, как это непросто!

Даяна забавно сопит и что-то бубнит во сне. Шапка набекрень. Щёки раскраснелись от тепла. Такая милая, непосредственная и только моя. Не отдам! Никому! Никогда! И так чуть не подох от ревности, пока держал её на расстоянии эти месяцы, и от страха, когда увидел сегодня свою девочку лежащей на снегу без сознания. Янке, конечно, не сказал, но в тот момент заново пережил самые страшные мгновения своей жизни. Считаные секунды, бесцеремонно разделяющие судьбу на «до» и «после». Ничтожный отрезок времени, который как лакмусовая бумажка проявляет на поверхности смысл само́й жизни.

Смысл моей – в Янке! Я понял это давно, но сегодня, едва её не потеряв, осознал и ещё одну банальную истину: для настоящего счастья нужно немного! Её улыбка. Открытая или хитрая, осторожная или от уха до уха. Её голос. И неважно, шепчет она «люблю» или в сотый раз задаёт один и тот же глупый вопрос. Её взгляд. Самый ласковый и понимающий, игривый и проникновенный, бездонный, как Марианская впадина, и в то же время самый близкий и дорого́й.

Я могу тонуть в воспоминаниях. Могу гнаться за светлым будущим в бесконечной череде новых целей и всё более сложных задач. А могу просто жить. Здесь и сейчас. Завтрашнее счастье – не факт, что наступит, а вчерашнее уже прошло! Я хочу жить настоящим, впитывая каждое мгновение и отдавая себя Янке на полную! Не жалея ни о чём! Иначе всё зря! Впустую! Накрыть её пледом, улыбнуться или согреть своим дыханием озябшие ладони, заставить смеяться, на ушко прошептать «люблю» или в ответственный момент раздавить своим весом пакет болотной тины – те самые крохи, из которых и состоит настоящее счастье. Моё счастье!

Свет фар встречных авто ослепляет. Вспышка. Ещё одна. И ещё. И с каждой новой я улыбаюсь всё шире, такими же вспышками воскрешая в памяти картинки наших с Янкой суматошных сборов!

Я в непонятной жиже, вязкой кашей растекающейся по единственным брюкам. Смех Даяны. Такой живой и звонкий, что я готов был на всё, лишь бы тот не смолкал. Наверно поэтому уже через пять минут в липкой грязи мы были оба, да и несчастный номер тоже. Диван, ковролин, постельное бельё и полотенца. Мы как два папуаса, с ног до головы перепачканные в болотном месиве, бегали друг за другом, чтобы заляпать посильнее и наградить самым «грязным» поцелуем, а потом так же старательно пытались отмыться. Как там Даяна сказала: чудодейственная грязь для похудения? Работает на все сто! Проверено! Не знаю, как там с фигурой, но то, что моя кредитка как следует схуднула сегодня – это факт.

Смеюсь, глядя на заснеженное полотно трассы, и барабаню пальцами по кожаной оплётке руля. Сборы? Нет! Скорее, это было нашим изгнанием! С этого дня мы с Янкой персоны нон грата! Первый тапок прилетел от Зайцевой!

Слухи о падении Даяны, обросшие сплетнями и домыслами других лыжников и подкреплённые растерянным взглядом Славика, сделали своё дело. Перепуганная, с Мишиным под мышкой и его другом-придурком за шкирку, Маша ворвалась в номер в поисках Даяны в тот самый момент, когда мы были в ванной. Её истошный визг перекрыл шум воды и, думаю, согнал с горных вершин не одну снежную лавину. Что больше шокировало её нежную психику: перепачканный номер, впустую израсходованная дорогущая грязь или я в одном полотенце на бёдрах, выскочивший из ванной на её пронзительный крик, не имею понятия. Всё, что девчонка могла, – это издавать нечленораздельные звуки, иногда обретающие форму не самых цензурных слов. Под истерический гогот своего Медвежонка она схватила лопнувший пакет с остатками грязи и хотела было пройтись по моему только что вымытому телу. И если бы не Даяна, выбежавшая следом, не факт, что меня оставили бы в живых. Укутанная в полотенце побольше, Янка прижалась ко мне и невзначай указала пальчиком на Славу.

«Это он во всём виноват».

Под непонимающий взгляд Зайцевой и, напротив, вполне осознанный хохот Мишина, Янка и поведала, как оказалась на вершине горы, как Славик там её бросил, а я спас; как якобы её бездыханное тело я протащил через весь горнолыжный комплекс и положил на диван, а чудодейственная грязь мигом привела в чувство. И пока Маша переваривала всю эту информацию, явно чувствуя подвох, Даяна покидала в чемодан самое ценное, а я силой взгляда убедил Славика поделиться брюками. Когда Зайцева все же начала задавать вопросы, было уже поздно. Я закатывал чемодан в лифт, а Янка, пожимая плечами и виновато кусая губы, нервно тыкала кнопку первого этажа и тихо шептала «прости».

– Какой снегопад! – сонный голосок моей принцессы возвращает в реальность. Даяна стягивает шапку и напрягает плечи. Смотрит по сторонам. Пытается понять, где мы. И смущённо улыбается, встретившись со мной взглядом.

– Ага, снег валит и валит, – сжимаю чуть крепче руль и прикладываю неимоверную силу воли, чтобы не прибавить скорости. Как бы сильно мне ни хотелось побыстрее вернуться домой, я помню о страхах Даяны. Моя отважная девочка, у которой мне ещё предстоит многому научиться в этой жизни.

– Далеко ещё?

– Километров сто.

– Немало, – Даяна ненароком проверяет ремень безопасности и, убедившись, что всё нормально, немного расслабляется. – Поговорим, Ян?

– Поговорим, Янка!

– Всё по-честному?