Ян (не) для Янки (СИ) - Гордеева Алиса

– Только так!

До города мы добираемся глубокой ночью. Позади наши совместные воспоминания из детства и горечь разлуки после той проклятой аварии. Мои объяснения, почему тогда исчез на долгие четыре года, и её слёзы. Я только сейчас узнаю, о новой порции лжи своего фальшивого отца, который клялся, что Даяна ни в чём не нуждалась всё это время. Его заверения и липовые счета на оплату её лечения – очередной фарс… Снова и снова ощущаю себя лопухом, которого Шахову долгое время удавалось успешно водить за нос. Давлю в себе разрушающую ненависть и обещаю Даяне, что отныне всё будет хорошо. Я в этом уверен. Теперь точно!

– Мне на Весеннюю, – произносит Яна. – Я сейчас там живу. Машка помогла выбить место в общаге.

– Знаю, – сухо киваю, а сам сворачиваю в противоположную от общежития сторону.

– А ты почему с учёбы ушёл?

– Просто на заочное перевёлся, – пожимаю плечами. Ни к чему Янке засорять голову лишней информацией. Пусть думает, что с общагой помогла ей Маша, что Фил по простоте душевной всегда был рядом просто так, а дед Бельской не мечтал стереть девчонку в порошок, отчислив студентку Талееву из своего вуза.

Истерика Дианы. Её обиды. Это всё не прошло бесследно. И пусть для всех наша с ней свадьба не состоялась по вине её отца, Ди прекрасно знала об истинной причине. А потому жалобное нытьё деду с просьбами об отчислении Яны и моем, мне пришлось долго и упорно вычищать из сознания старика. И в этом, как ни странно, мне снова помог Зюзев.

Даяна всё неправильно поняла: Митя никогда не был влюблён в Бельскую. С семьёй Ди у парня были иные счёты. По вине Демида, а точнее, его банковских махинаций, семья Зюзева несколько лет назад потеряла всё. Рыжий ничего не сказал Яне, но его вместе с отцом и матерью точно так же в один прекрасный день выставили из новой, только что приобретённой квартиры в центре. Беспечная жизнь Зюзева, на тот момент обычного школьника хоть с и отличными мозгами, покатилась в тартарары. Безденежье, долги, кредиты… Отец не выдержал, мать слегла… А он поклялся, что однажды отомстит, и сдержал слово, под корень разрушив репутацию Демида Бельского и его дочери. Но, как оказалось, успешный банкир далеко не в одиночку проворачивал свои дела. Зюзев даже не предполагал, что его компромат на Бельского приведёт к череде громких арестов, в том числе и моего отца.

– Зачем мы сюда приехали, Ян? – голос встревоженный, поза из расслабленной вмиг становится напряжённой. Даяна внимательно следит, как мы плавно и не спеша проезжаем по знакомым дворам и тормозим возле невзрачного подъезда такой же серой и убогой пятиэтажки.

Открываю бардачок и на ощупь достаю связку ключей.

– Адвокат всё уладил. Квартира теперь снова твоя. Больше никаких сюрпризов.

– Ты обещал по-честному, а сам…

Даяна поджимает губки и с праведным гневом во взгляде поворачивается ко мне. Такая смешная! Думает, я не в курсе, как она отказалась от денег за квартиру или от помощи Фила, когда тот предлагал оплатить съёмную студию. Я всё знаю! И наверно люблю свою Янку за этот железный, несгибаемый характер только сильнее. А ещё давно научился помогать тихо и незаметно…

– Всё по-честному, Даян, – заправляю непослушную прядь её каштановых волос за ухо. Мы так спешно покидали отель, что её длинные волосы не успели, как следует просохнуть, и сейчас забавно топорщатся в разные стороны.

– Ну-ну! – недоверчиво фыркает, а я смеюсь. Мой колючий ёжик до безумия милый, когда сердится. И всё же объясняю:

– Аферу с твоей квартирой отец проворачивал с Бельским. Вообще, недвижимость не конёк Шахова, и один бы он ничего не смог. А тут пришлось выселять тебя впопыхах. Потому они и не успели как следует замести следы, да и перепродать твою однушку тоже.

– Шахова за это арестовали, да? – робко спрашивает Яна.

– Слышала уже?

– Так по новостям говорили. Правда, вскользь. Не так, как про Бельского. Да и по универу слухи ходили…

Яна опускает голову и нервно перебирает пальцы. Она всё ещё воспринимает Шахова, как моего отца! Глупышка! Он перестал им быть уже очень давно.

– Мне жаль, правда! – бормочет тихо, но всё же осмеливается взглянуть на меня.

– А мне нет.

Получается как-то сухо и безэмоционально. Зато по-честному! Шахов потратил немало лет, чтобы вытравить из моего сердца любые чувства по отношению к нему.

– Ян, он же твой отец.

– Только по документам, Даян, – и всё же срываюсь! Голос грубый и слишком резкий. Видит Бог, я не хотел сегодня затрагивать эту тему. Она чересчур чёрная и, кроме слёз, ничего не принесёт.

– Всё нормально? – Даяна протягивает ладонь и нежно проводит по моей щеке. Прикрываю глаза. Считаю до трёх и выдыхаю:

– Нет.

Я обещал быть честным!

– Яник…

– Даян, там столько грязи вылезло. Я не хочу сейчас об этом. Вообще, не хочу о нём говорить! Никогда! – слова даются с трудом. Ощущение, что рот набит речным песком, который мешает дышать и противно скрипит на зубах. Но этот её взгляд напротив снова и снова побуждает меня быть честным до конца. – Я бы мог, наверно, простить Шахову ему обман, его жажду денег и власти, даже предательство. Снова увидеть в нём отца навряд ли, но простить…

Я опять закрываю глаза, ощущаю тепло тонких ладошек на щеках и вдруг понимаю, что Янка тоже имеет право знать.

– Даян, те аварии… Сначала твои родители, потом моя мать…

Во рту уже не песок! Стекло! Битое, острое! Я, наверно, слабак, но озвучить жуткую правду не хватает сил.

– Он имел отношение к их гибели?

Чувствую, как нежные пальчики начинают дрожать на моём лице. Накрываю их своими. Крепко. Так, чтобы не смела сомневаться: она не одна! Мы вместе!

– Следствие пока идёт, но всё сводится к одному…

– Не продолжай! Я не хочу знать! Не хочу! – просит пронзительно и безуспешно пытается вырвать руки из моего плена.

И я киваю. А потом перетягиваю Янку к себе на колени. Маленькая, хрупкая, беззащитная, моя!

– Он за всё ответит! – обещаю, прижимая девчонку к груди. – За всё!

Чувствую, как по щекам одна за другой катятся слёзы. Шмыгаю носом, сильнее прижимаясь к Шахову, но ничего не помогает. Мне обидно за отца, за мать, за свою больничную юность… Столько горя, отчаяния, слёз, невыносимого одиночества… И всё по вине зажравшегося подонка, который отчего-то решил, что имеет право распоряжаться чужими судьбами. И если обман о нашем с Яником родстве я ещё как-то пыталась понять и даже оправдать, то причастность Шахова-старшего к смерти родителей – никогда!

– Скажи, что это неправда! Скажи! – сжимаю в руках расстёгнутую куртку Яна, неистово дёргая за неё. Вижу: ему тоже больно! Там, внутри, где у нормальных людей сердце горит от любви, его борется с дикой ненавистью к собственному отцу. Шахов-старший не человек! Монстр! Чудовище! Ему нет оправдания! Не может быть прощения!

Яник мотает головой и беспрестанно повторяет, что этот недочеловек ответит за всё. Пальцами путается в моих волосах, а нежными губами сквозь шёпот собирает непослушные слёзы. Я слышу, как бешено бьётся в груди его сердце, кожей ловлю тепло рваных выдохов. В это мгновение явственно ощущаю, что его боль, как и моя, безгранична.

– Я люблю тебя, Ян! – задыхаюсь от горечи, но не могу промолчать. Любовь – это то единственное, что может нас сейчас спасти! Мы как два одиночества, два совершенно ненужных никому человека, две песчинки, унесённые ветром в разные стороны, которые, вопреки всему, смогли соединиться.

– И я люблю тебя, Яна! – хриплым шёпотом он спасает меня от черноты этого прокля́того мира.

Запрещаю себе думать о прошлом! Чужие ошибки, людская подлость, чудовищная жестокость и бесконечные обиды – пусть всё это остаётся там, где нас больше нет!

В этом тесном салоне авто есть только мы. В свете приборной панели и мерцании одинокого фонаря во дворе не вижу ничего и никого, кроме Яна. Он моя вселенная. Мой мир. Моя главная причина жить! Сквозь едва уловимый звук падающих на крышу автомобиля огромных хлопьев снега различаю, как бьются в унисон наши взволнованные сердца. Мы с Яном оба знаем, что у нас ещё есть шанс прожить отведённое нам время иначе! Не так, как решили сильные мира сего. Быть вместе! Рядом! Крепко держась за руки.