Ирина Лазарева - Мы никогда не расставались

Разбирая личные дела офицеров, в одной из папок она наткнулась на его фотографию. «Ароян Вазген Николаевич» гласила запись в первой графе. Далее следовали сведения, согласно которым Арояну Вазгену Николаевичу было двадцать семь лет от роду, по национальности он был не цыган, а армянин, родился в незнакомом городе Ереване и, что особенно примечательно, женой и детьми обзавестись пока не успел.

Однажды, когда Настя в очередной раз была занята углубленным изучением фактов биографии неотвязного лейтенанта и не менее скрупулезным исследованием его фотографического изображения, Полина, чье появление осталось для Насти незамеченным, заглянула ей через плечо.

— А, Вазгена разглядываешь? Красивый парень, — она тоскливо вздохнула, причем вздох этот, как показалось Насте, направлен был не в сторону лейтенанта Арояна, а соотносился с какими-то собственными ее мыслями. — И холостой к тому же, — добавила она. — Но все равно, Настюша, ты зря на него не разогревайся. Это ветер, а не мужик. В голове у него только море, корабли, оружие и беспрестанные опасности. Я его хорошо знаю: в советско-финляндскую мы при одном гидроучастке служили, тогда нам часто приходилось встречаться. Старшие офицеры постоянно ворчали, — все были уверены, что этот малый рано или поздно свернет себе шею, а в условиях войны такая вероятность кажется почти неизбежной. Есть у него закадычный друг — Вересов, он из «морских охотников», такой же сорвиголова, один другому под стать. Причем, оба бабники, ага, — кивнула она в подтверждение своих слов, — Вазген — тот блондинок любит, вот как раз таких, как ты. Только смотри: ни-ни! И думать забудь! Надолго его ни на одну не хватает. Мозги у него так устроены — в одном направлении работают, на всяких там второстепенных предметах долго не задерживаются.

— С чего ты взяла, что я о нем думаю? — возразила Настя, но тут и вправду задумалась: а что ей за дело, действительно, до этого лейтенанта? Столкнулись, разошлись, мало ли таких встреч бывает в жизни. — Сейчас война, не до романов, — напомнила она Полине, а, может быть, самой себе.

— И-и, Настюха, война не война, а молодость всегда свое возьмет. А любовь, так та и вовсе не спрашивает, в какое время ей приходить, когда захочет, тогда и сведет с ума.

Настя внимательно посмотрела на Полину, уловив в ее голосе затаенную горечь:

— Поля, у тебя что-то случилось, я вижу. Не хочешь мне рассказать?

— Поздно что-то рассказывать. Теперь уже нечего. — Ее блестящие глаза подернулись влагой, губы сморщились, еще немного, и она бы расплакалась.

Настя сообразила, что за последними словами подруги кроется какая-то тайна. Взволновавшись своей догадкой, совсем было собралась подступить к Полине с расспросами, как вдруг в коридоре послышались шаги и оживленный разговор, прерываемый звучным смехом. Так могут смеяться мужчины в расцвете лет и здоровья, когда ни война, ни иные превратности судьбы или обстоятельств не в состоянии пошатнуть несокрушимого жизнелюбия и самоуверенности молодого человека.

Вслед за произведенным шумом явились обладатели громких голосов — старшие лейтенанты, одним из которых оказался тот самый Вазген, обсуждаемый девушками, вторым — его лучший друг Алексей Вересов. Девушки, пораженные столь неожиданным совпадением с темой их беседы, уставились на мужчин во все глаза.

Нельзя было не признать, что оба красивы, но не какой-то особенной соразмерностью черт, способной превратить мужское лицо в слащавый эталон красавчика, а тем именно, что составляет истинную привлекательность в молодых людях: гладкой здоровой кожей, живым блеском глаз, свежим цветом щек, белизной крепких зубов и яркостью губ. И тот и другой были почти одного роста, что называется, выше среднего, оба темноволосы, хотя Вересов был все же светлее. Да и глаза у него, как у всякого русского человека, не могли бы вместить в себя того полуночного мрака, какой присутствовал во взгляде южанина, а потому казались скорее золотистыми, чем карими. Трудно сказать, что роднило этих людей, разве что безудержная удаль и всепоглощающая любовь к морю и к своей профессии, во всем остальном они казались окружающим совершенно разными: Вазген был шумлив, порывист и временами неуправляем, из-за чего навлекал на себя нарекания со стороны начальства. Он, вероятно, мог бы подвергнуться серьезному наказанию, если бы его выходки не заканчивались всякий раз как хорошо спланированные и продуманные операции, приносящие неизменный успех. Хотя, кто знает, не рождались ли эти маневры мгновенно у него в голове и не являлись ли выражением военного таланта. Весь его облик свидетельствовал о прямодушии, решимости и избыточной силе.

Алексей, напротив, отличался выдержкой, хитрецой, осмотрительностью, был, проще говоря, себе на уме, что ничуть не умаляло его храбрости. Движения его были плавны и изящны, равно как и манера изъясняться; все это в сочетании с золотистыми глазами наводило на мысль о каком-нибудь хищнике из отряда кошачьих — медлительном, вкрадчивом и в то же время опасном.

Читатель, надеюсь, простит пристрастие автора к героям данного повествования и столь красочное описание двух мужчин, офицеров, каких были тысячи на войне, и были среди них, возможно, еще более достойные, отважные, умные, многие из них погибли, иные заслужили звезду героя, стояли насмерть, выказывали чудеса храбрости, осуществляли блестящие военные операции. Почти все они были молодыми людьми от двадцати пяти до тридцати со своими надеждами, мечтами, честолюбием, амбициями. Смельчаки, боевые командиры, они были цветом нации, тогда одной — советской, когда не задумывались русский ты, грузин, армянин или украинец. Всем им еще предстояло многое пережить — радости и горести, гибель товарищей, ранения, награды, и очень многим суждено было погибнуть, а выжившим испытать все тяготы войны.

Однако не будем опережать события: теперь привлекательные девичьи лица обратили мысли молодых людей в совершенно иное русло.

Офицеры смерили девушек в высшей степени одобрительными взглядами, как смотрят обычно мужчины, неизменно расположенные к женскому полу.

После чего Вересов пропел:

— А мы к вам, девицы-красавицы. Полиночка, не имею чести знать твою подругу. Представь нас, окажи любезность.

Далее последовал ритуал с расшаркиванием и целованием ручек, отчего застенчивая Настя стала прямо сама не своя — несносный Вазген так и впился в нее своими разбойными глазами, будто в первый раз увидел женщину. Настя, однако, решила проявить твердость духа, памятуя о предупреждениях Полины и ветрености отважного лейтенанта. Хотя она менялась поминутно в лице, все же старалась держаться с возможной холодностью. Но не тут-то было!