Проданная монстру - Ева Мелоди

– Зачем? Почему тебе доставляет все это удовольствие? – остаюсь стоять на месте, не собираясь потакать наглости этого мужчины.

– Если бы я сам понимал…

– Мне не нравится эта игра.

– Мне тоже. Но мы заложники ситуации. Придется…

Стеклянные двери, не те, через которые мы вошли, и которые отказывались выпускать меня, другие, те что позади дивана, на котором сидел Бахрамов, раздвигаются. За ними появляется комната, обставленная как спальня. Мое лицо вспыхивает. Так вот что он задумал. Унизить больше просто невозможно.

– Одна ночь, и я пойду на уступки, – хрипло диктует условия Давид. – Не буду жесток с твоими родственниками, как собирался. Фирма, во всяком случае, останется у твоего отца под полным руководством. Хотя это мало что даст. Твой отец не справляется, – добавляет после паузы с сожалением в голосе.

Вот только я не верю, что он и правда нам сочувствует!

Его голос звучит отдаленно, потому что у меня заложило уши, почти не понимаю, что он говорит. Вижу лишь огромную широкую кровать… Все начинает плыть перед глазами.

– Я не собираюсь довольствоваться обещаниями, Эрика. Ты мне уже дала их, тогда, семь лет назад. Пришло время заплатить по счету.

– Хочешь сказать, у меня нет выбора? – усмехаюсь с горечью.

– Выбор есть всегда. Ты можешь закричать, убежать. Можешь спокойно уйти, я не буду останавливать. Насиловать не собираюсь. Только твое решение.

Вдруг понимаю, что гнев имеет вкус. Резкий, острый, незнакомый мне прежде. Я думала, что меня ничто уже не удивит, не шокирует, связанное с Бахрамовым. Но ошибалась. Он еще больший подонок, чем я полагала. Обожает загонять в угол, глумиться. Лениво играть с полупридушенной добычей. Вот что он сейчас делает со мной.

– Не можешь решить? Это плохо, Эрика. Как ты поможешь отцу в бизнесе, не умея принимать быстрые решения?

Бахрамов продолжает разглядывать меня внимательно, словно говоря этим – ты можешь помочь только своим телом. Больше ни на что не способна.

От его пронзительного взгляда у меня сводит живот, а соски становятся твердыми, натягивая тонкую ткань топа. Мне мучительно стыдно что тело дает на всю эту грязь такую реакцию. Ведь разумом отчетливо понимаю, что передо мной хищник, цель которого ошеломить жертву, чтобы насытиться ее испугом и гневом. Его развлекает как мой страх, так и моя ненависть. И мое возбуждение. Он питается всеми этими эмоциями. Я встречала таких мужчин и раньше. Богатых, пресыщенных, живущих и действующих по собственным моральным законам, не совпадающим с общепринятыми. Такие экземпляры всегда вызывали во мне отвращение.

Бахрамов – худший из их представителей. Мнящий себя богом, созидающий собственный мир и безжалостно разрушающий все вокруг. Считающий, что вправе заносить хлыст и определять наказание, сколь бы извращенной такая логика ни казалась.

Дальнейшее помню смутно. Его довольная улыбка, когда делаю медленные шаги ему навстречу. Он поднимается с дивана, раскрывает мне объятия, выглядя при этом страшно довольным. И как это выражение сменяется глубоким удивлением, когда заношу руку и отвешиваю такой силы пощечину, что его лицо дергается в сторону, странно что Давид вообще на ногах устоял. Руку простреливает страшная боль, до крови кусаю нижнюю губу, чтобы спрятать крик, рвущийся наружу.

– Надеюсь, мой ответ очевиден?

Разворачиваюсь и иду к первым дверям, при этом не имея никакого представления, что буду делать, если они не откроются. Во рту вкус крови. Я продолжаю кусать губу, забыв, что завтра съемка, забыв вообще обо всем на свете. Главное, это помогает мне отвлечься от рвущей боли в руке, и сохранять сознание, которое все сильнее «плывет». Только бы не грохнуться в обморок…

Мой привычный мир рушится, я словно оказалась в эпицентре апокалипсиса. Прекрасно понимаю, что меня сейчас могут дернуть назад, за волосы, меня могут изнасиловать, или даже убить. Я осмелилась ударить человека, отсидевшего семь лет в тюрьме. Человека, у которого теперь на одну причину больше, чтобы утопить остатки моей семьи. Знаю, что буду жалеть о своем поступке, что чувство вины меня уничтожит…

Но все равно – это того стоило. Внутри, вопреки всему, впервые за долгое время царит нечто похожее на удовлетворение.

Двери передо мной распахиваются. Я выхожу, стараясь не бежать, не веря в такую удачу. Он отпустил меня… И я даже не буду думать почему. Проникнуть в логику маньяка – нереально. А то что Давид Бахрамов именно такой – почти не сомневаюсь. Я смотрела в его холодные глаза, видела в них бездну. То, как он говорил со мной, то что предлагал – несомненно, этот мужчина глубоко асоциален.

С каждым шагом моя скорость увеличивается, выбежав на улицу, нахожу свою машину и сев за руль, с отчаянием понимаю – я не могу вести. Руку разламывает боль. Наверное, я ее сломала о крепкую башку Бахрамова. Левой рукой достаю из сумочки телефон, вызываю такси.

Поскорее бы убраться отсюда.

Выйдя из такси, бегу в дом, рука болит все сильнее. Сейчас тишина и безмолвие радуют меня, хотя иногда это навевает депрессию. На кухне достаю пакет из морозилки, какое-то готовое блюдо с овощами, прикладываю к руке, боль немного утихает. Поднимаюсь в свою комнату на цыпочках. Мне сейчас не вынести разговора с Ингой. Замираю на пороге своей комнаты.

В моей постели спит Николь.

Замираю, сердце щемит, при взгляде на девочку. Николь не знала матери, как и родного отца. Папа оформил на себя опекунство над ней. С самого детства это очень ранимый, хрупкий ребенок. Не шаловливая, не шумная, она обожает читать, рисовать. Прячется от реальности в других мирах. Может поэтому мы так хорошо понимаем друг друга. Она часто приходит спать в мою постель. Объясняя это тем, что дом холодный. Это правда. Дом слишком большой, на его отопление уходит куча средств. По-хорошему, его надо продать. Мы уже не можем себе позволить такую роскошь, эти времена давно прошли. Но это невозможно, пока жива бабушка. Ангелина Иннокеньтьевна, мать моего отца, очень властная и упрямая женщина. Папа без нее ничего не решает. У моей мамы часто происходили стычки с этой женщиной. Они не ладили. У меня даже иногда мелькала мысль, что бабушку Ангелину ничуть не расстроила ее смерть.

Сбросив одежду, иду в ванную. Быстро принимаю душ, надеясь, что это поможет мне смыть, сбросить гнетущую тяжесть от встречи с Давидом. Если бы так просто было вытравить его из своих мыслей. Которых стало только больше.

Что он сделает теперь? Будет