Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия

Вынужденно признаю его правоту.

— Работодатели в курсе, что он аспи, но это ни на секунду не повлияло на их решение, — говорю я. — Напротив — ждут его с распростёртыми объятиями и обещают создать все условия для того, чтобы ему жилось и работалось комфортно.

— Вот видишь… А здесь, как ни крути, большинство так и будет смотреть на него как на ненормашу.

— Ты преувеличиваешь… — возражаю я неуверенно.

— Преувеличиваю? — Рус выразительно играет бровями. — А почему твои родители восприняли ваш роман в штыки? Не по этой ли самой причине?

Я моментально сникаю. Он опять прав, тысячу раз прав! Может быть, Илье и в самом деле будет там лучше: новая работа, новые увлечения, новые возможности. А ещё, вероятно, новые друзья и новая девушка…

Мои губы начинают дрожать.

— Эй, ну что ты, — Рус легонько щёлкает меня по носу. — К чему такой похоронный вид? Ты же сама приняла решение.

— Илья принял! — упрямо возражаю я и передразниваю:

– “Я очень хотел этого. Это прекрасная и интересная работа”.

— Но он же звал тебя с собой!

— Ну как “звал”? Просто сказал, что его предложение пожениться остаётся в силе и мы можем успеть всё оформить, если я тоже захочу поехать.

— Слушай, ну по-другому выразить своё желание он и не сумел бы… Это — максимум, который можно было от него ожидать. Чего тебе ещё надо?

— Мне? — я замираю посреди кухни, прижав к груди заварочный чайник. — Наверное, действительно невозможного: проявления хоть каких-то эмоций…

— Хочешь, чтобы он страдал и убивался? — шутит Рус.

— Мог бы и поубиваться немного, — ворчу я.

— Марин, — произносит Рус с каким-то решительным отчаянием, — а может, всё-таки передумаешь?.. Я знаю Илью, если он не демонстрирует налево и направо, что опечален, это ещё не значит, что ему не будет без тебя плохо. Я уверен, он очень переживает… и будет безумно скучать по тебе.

— Однако он не сделал ни единой попытки уговорить меня! — обиженно отзываюсь я. — Спокойно принял к сведению, что мне осталось ещё полтора года учёбы, плюс я не хочу бросать работу на радио… К тому же — ну кому нужна русская журналистка в Штатах?!

— Вот именно потому, что ты так логично ему всё объяснила и разложила по полочкам, он и не стал тебя разубеждать, — вздыхает Рус.

Я резко опускаю заварочный чайник на стол, едва не разбив.

— Что мне делать, Рус? — шепчу я обречённо. — Я не знаю, как справлюсь… И справлюсь ли?

— Справишься, — он поднимается со стула, делает шаг ко мне и обнимает. — В конце концов, у тебя есть я… и Лёлька… мы не дадим тебе постоянно предаваться хандре и унынию.

— Спасибо… — я с благодарностью утыкаюсь ему в плечо.

В этот момент в кухне появляется Илья. Выражение его лица редко меняется, вот и сейчас он взирает на происходящее с видимым спокойствием, но я каким-то внутренним чутьём понимаю, что увиденное не особо ему нравится.

— Илюха, когда ты уедешь, разрешишь приударить за твоей девушкой? — шутит Рус, чтобы разрядить обстановку. — Марина давно мне нравится…

Илья как обычно не считывает иронии и серьёзно отвечает:

— Я думаю, что это плохая идея. Мне бы этого не хотелось.

105

На следующее утро во время прямого эфира я беру интервью у Макса Ионеску, знаменитого виолончелиста*. Никогда не была особой поклонницей классической музыки, но Ионеску известен тем, что совмещает несовместимое — он исполняет не только строгую классику, но и рок, и попсу, и известные мелодии из мюзиклов… У него куча поклонниц по всему миру, и сейчас, общаясь с ним лицом к лицу, я понимаю — почему. Дело даже не в красоте, у Макса совершенно не тот мужской типаж, который мне обычно нравится, но его харизма буквально зашкаливает. Отвечая на вопросы радиослушательниц, он и юморит, и философствует, и даже соглашается сыграть на виолончели, которую принёс с собой в студию и шутя называет своей любимой женщиной.

— Макс, а это правда, что вы с женой знаете друг друга с самого детства? — спрашивает одна из дозвонившихся.

— Да, мы познакомились в первом классе, — отзывается музыкант.

— И вы вот так сразу поняли, что она — ваша судьба?

— Это вряд ли, — смеётся Макс. — Наш путь друг к другу был долог, извилист и тернист. Мы с женой непохожи и в то же время в чём-то абсолютно одинаковы, поэтому всю жизнь нас то притягивало друг к другу, то отталкивало и снова надолго разделяло. Нужно было научиться главному — отпускать без сожалений. Если это… — он подыскивает подходящее слово, — твоё, то оно обязательно к тебе вернётся.

— И как вы с ней выдержали все эти разлуки? — вмешиваюсь я в разговор.

— А у нас просто не было выбора, — Ионеску пожимает плечами. — Оба упрямые как ослы… я занимался своей карьерой, Лера своей — и никто не хотел уступать.

— Но в итоге кому-то всё же пришлось пойти на уступки? Например, вы переехали в Москву из родного Петербурга…

— Я не считаю это уступкой, — возражает Макс. — На тот момент так жизнь повернулась, что иначе сложиться просто не могло. Мы окончательно поняли, что друг без друга нам никак. А что касается переезда… я вообще человек мира, — он обаятельно улыбается. — Чувствую себя дома и в Москве, и в Питере, и в Лондоне, и в Портофино…

— Иногда очень сложно бывает сделать правильный выбор, — говорю я тихо. Макс понимает, что я вкладываю в эту фразу что-то своё, личное. Он внимательно смотрит на меня и, подмигнув, снова тепло улыбается:

— Жизнь — это не экзамен, где результат зависит от правильного или неправильного ответа. Можно пробовать снова и снова… и делать ошибки… и искать другие пути решения… и откладывать трудную задачу, чтобы вернуться к ней под настроение какое-то время спустя. В конце концов решение обязательно найдётся. То, которое станет верным именно для вас.

Мне хочется, так сильно хочется ему верить!..

— Хотите, сыграю специально для вас? — предлагает он. Разумеется, я соглашаюсь.

Макс исполняет на виолончели “A Thousand Years”, а я вслушиваюсь в чудесную мелодию, закрыв глаза, и думаю о нас с Ильёй.

How to be brave?

How can I love when I'm afraid to fall?

But watching you stand alone

All of my doubt

Suddenly goes away somehow

One step closer…

I have died every day waiting for you

Darling, don't be afraid

I have loved you for a thousand years

I'll love you for a thousand more…**

Как ни странно, этот разговор с Ионеску немного вправляет мне мозги. Я ухожу с работы вполне успокоенная, улыбаясь и мурлыча себе под нос “A Thousand Years”.

Делаю шаг на тротуар и сразу же поёживаюсь от налетевшего ветра — сырого, промозглого, неуютного… Ужасно не хочется ехать на учёбу, но я и так уже возмутительно много пропустила, Лёлька устала меня прикрывать.

В этот момент путь мне преграждает молодая женщина с эрго-рюкзаком. Самого малыша не видно, но я понимаю, что он сладко спит, уткнувшись личиком в материнскую грудь. Лицо женщины кажется мне смутно знакомым, но прежде чем я вспоминаю, где могла её раньше видеть, она сама делает шаг мне навстречу и неуверенно спрашивает:

— Простите, вы — Марина? Марина Белозёрова?

И в тот же миг я соображаю, что это жена Руденского.

___________________________

*Макс Ионеску — главный герой романа “Виолончелист”.

**Как мне набраться смелости?

Как я могу любить, если всё время боюсь упасть?

Но когда я вижу тебя, стоящего в одиночестве,

Все мои сомнения и колебания

Вдруг куда-то исчезают.

Всего лишь на один шаг ближе…

Я умирала каждый день в ожидании тебя.

Любимый, не бойся -

Я любила тебя тысячу лет

И буду любить ещё тысячу…