Люсьен Гольдберг - Девочки мадам Клео

Мгновение спустя подавленный Джек Эйлер, бледный, как полотно, вышел в салон. Он был обернут голубым пледом, точно итальянский официант, на груди болтались завязанные узлом рукава розовой рубашки от Поло.

Кристина, спотыкаясь, вышла в проход в перекошенном платье, стюардесса кинула Эйлеру его брюки, взяла с пустого кресла другой плед и, заслонив женщину, повесила его между рядами.

Когда стюард бежал назад по проходу, стараясь скрыть улыбку, Питер остановил его.

– Что там произошло?

Молодой человек сделал паузу, наклонился к Питеру и прошептал на ухо:

– Она у него там на очке сидела. Соскользнула на пол и ногой заклинила дверь. Когда мы ее открыли, оба были в чем мать родила.

Стюард двинулся дальше. Питер крепко зажал рот ладонью, чтобы подавить распиравший его смех.

«Блеск! Какой блеск!» – подумал он, мгновенно прикидывая начало статьи, которую он напишет о Джеке Эйлере.

Если его редактор откажется напечатать, он найдет кого-нибудь другого, можно даже пожертвовать двухлетним эксклюзивным контрактом с «Четвертью часа».

Он решительно кивнул и прикрыл глаза. Хотя она, конечно, захочет, уверил он сам себя. Федалия Налл, главный редактор, сделавшая этот журнал умопомрачительно успешным, никогда не откажет ему в таком деле. Она всегда делала к нему первый шаг, и даже больше, с того самого момента, когда спасла ему жизнь.

В те дни, когда Питер Ши, пребывая в Париже, купался в лучах славы, его покоробила бы даже мысль о таком журнале, как «Четверть часа». Всякого, кто способен опуститься до сотрудничества в подобном журнальчике, уже нельзя воспринимать всерьез.

«Дилетанты», – хмыкнул бы он поверх стакана виски.

Или презрительно фыркнул бы:

«Чтиво для богатеньких».

В ту пору, опьяненный самомнением и, как ему казалось, безграничным авторитетом, он заявил бы тем, кто считал его слово истиной в последней инстанции, что «Четверть часа» никакого отношения к журналистике не имеет, что это развлекаловка, информационная жвачка, потворствующая самому примитивному читательскому вкусу, неразвитому интеллекту, и никак не стоит деревьев, загубленных на производство бумаги для его печати.

Такое мнение, пожалуй, было вполне оправданным, пока издание не возглавила невозможная, энергичная молодая женщина.

Когда «Мосби Медиа» закупила то, чему предстояло стать «Четвертью часа», это был невзрачный еженедельник, громко именовавшийся «Звездным ревю». Несколько желтоватых страниц, нашпигованных разного рода интервью с пресс-агентствами и сенсационно-скандальными статьями, основанными на сплетнях о «звездах мыльных опер».

«Охотники за головами» лорда Мосби отыскали целеустремленную молодую женщину с биографией, насыщенной тяжким трудом, и с головой, полной идей. Когда «охотники за головами» нашли ее, она редактировала крошечный ежемесячник, посвященный богемной жизни Гринвич Вилледж. Звали ее Федалия Налл.

Федалия не была похожа на потрясных шикарных дамочек, возглавлявших прибыльные популярные журналы восьмидесятых годов.

Федалия была другого сорта.

Ей был дан карт-бланш, выделен бюджет в три миллиона долларов и предоставлен год на перестройку обветшалого «Звездного ревю». В первый же месяц она разогнала всю верхушку, перевела редакторские офисы в принадлежащее Мосби здание на Пятьдесят Седьмой улице и начала обустраивать журнал по своему генеральному плану, в основу которого был положен постулат, сформулированный Уорхолом: чтобы прославиться, достаточно четверти часа. Возведя постулат Уорхола в творческое кредо, она приступила к выпуску ежемесячного журнала, представлявшего звезд, чью славу приходилось втискивать в прокрустово ложе вышеупомянутого правила.

Журнал, подобно комете, ворвался в сознание американцев только благодаря Федалии. В 1987 году она купила у некоего бухгалтера видеокассету, которую тот отснял во время отпуска. На ней был увековечен сенатор Гэри Харт, скачущий по палубе яхты «Манки Бизнес». Новообразованный художественный отдел поместил на обложке фотографию сенатора и Донны Райе, на которой они слизывали друг с друга крем для загара.

Киоски центральной части города распродали весь выпуск журнала еще до обеда, и на свет родились сразу две звезды – журнал «Четверть часа» и Федалия Налл.

У корифеев журналистики такого рода успех, видимо, вызывал лишь саркастическую усмешку, однако Федалии даже не приходило в голову беспокоиться на сей счет. Она просто-напросто следовала наипервейшему правилу свободной экономики: найти нечто такое, чего жаждут люди, и продать.

Она выкрасила свой кабинет в оранжевый цвет. Вместо стульев она установила кресла-шезлонги с обивкой под шкуру пони. Ее письменный стол представлял собой трехметровой ширины монолит ослепительно блестящего сланца в форме бумеранга. Сидела же она на сработанном под трон Папы Адриана стуле, который – благодаря своим женским чарам – выманила у одного бродвейского дизайнера.

У нее было миловидное лицо, как у большинства пышных молодых женщин, широко поставленные ясные голубые глаза и полные губки купидона. Цвет волос всеми, кто видел Федалию, описывался по-разному, ибо зависел исключительно от ее настроения. Она считала, что обладает прекрасной шелковистой кожей и была уверена, что у нее сногсшибательное тело.

Федалия постоянно терзала свою внешность, не желая останавливаться на каком-то одном стиле. Уже более десяти лет она не оставляла без внимания ни одного дармового косметического средства и всякой новомодной бижутерии, которыми ее заваливали рекламные агенты и дилеры, мечтающие получить известность за бесплатно. Федалия Налл представляла собой костюмный фильм силами одной актрисы. Когда же, наконец, она достигла пика своей известности и о ней написали в журнале «Спай», то ее внешность описывалась со словом «чрезмерный».

Федалия родилась с чувством голода, оставшимся при ней даже после того, как лорд Мосби в порыве ликования и в знак благодарности за поистине впечатляющее оживление его прежде убыточного дела повысил ей жалованье, не поскупись довести его до суммы, исчисляемой шестизначной цифрой.

Прошлое ее, в сущности, было настолько безнадежно унылым, что воспоминания о нем, весьма красочные сами по себе, оживляли любую беседу. Она прибегала к ним, когда требовалось «завести» публику на какой-нибудь вечеринке с коктейлем, часто шокируя тех, кому хотелось бы, чтобы прошлое преуспевающего человека не выглядело столь непривлекательно.

Мать Федалии, пятнадцатилетняя бродяжка, воровала продукты, чтобы прокормить свою маленькую дочь. В супермаркете «Сент-Пол» она была поймана с поличным и «спасена» управляющим. В результате мать вышла за него замуж. Затем последовали другие «спасители» и другие замужества. К тому времени, когда Федалии исполнилось четырнадцать, она потеряла счет своим «отчимам». Упаковав в узелок все то малое, что у нее было, она сбежала, гонимая страстным желанием поскорее уехать куда глаза глядят.