Ольга Малинина - Мир на ладони

Даже отдаляясь от обыденной жизни, все равно рано или поздно возвращаешься в будни. И Даша это знала, как свои пять пальцев. Она уже умела различать цвет полосы, и если полоса была белой, то где-то рядом, в собственном полумраке, скрывалась черная. Но это знание ей совсем не мешало, напротив, возникало желание скорости, чтобы легко миновать все самое мрачное.

Однако всегда есть то, что включает тормоза, причем, совсем не кстати. Например, чувство вины.

Появление Ангелины Константиновны во время урока вызвало в Даше невидимую бурю эмоций – она вспомнила, что ей снилось сегодня ночью. Странно, обычно в этот день Ангелина Константиновна занята какими-то другими делами, и в школе ее не встретишь. Видимо, судьба распоряжалась так, чтобы Даша ни в коем случае не забыла свой сон.

Ее обрадовало другое – Сережа не пришел на уроки, и это помогло избежать ей собственную ошибку. Даша непременно хотела раскрыть обман. Откуда такая перемена? Необъяснимо, но что-то разъединяло их теперь. Или кто-то...

У нее теперь не было подруг, и, к счастью, это во многом облегчало ее жизнь. Не нужно было делиться секретами, сплетничать по разному поводу и прочее, что может прийти на ум девчонкам ее возраста. Они могут украдкой, пряча книгу под подушкой, читать любовные романы, что наверняка держится в тайне от мам и пап. И если вдруг взрослым станет известно, чем увлекается их дочь, то, конечно, ничего страшного в этом нет, зато какие потом угрызения совести испытывает бедная девочка!

Даше это не грозило. У нее не лежал никогда под подушкой любовный роман, и, пожалуй, она бы удивилась, если кто-нибудь сделал ее героиней именно такого романа. Конечно, она еще не совсем могла понять, где чья роль, и, может, это только попытка найти свою. Она была согласна на что угодно, лишь бы не стать принцессой или золушкой. Ведь именно это злило Дашу в Сереже – он видел ее в своем выдуманном свете, не такой, какой она была на самом деле. Половина томительного и напрасно отзвучавшего дня прошла на одном дыхании. Все самые длинные и безвкусные уроки слились в одной ее тетради, где не было места всяким простым историям – там, в уголках, разноцветно пестрели сочиненные ею стихи...

Она написала это и решила, что подарит свою куклу по имени Элоиза маленькой соседке с пятого этажа. По крайней мере, она пообещала себе сегодня же распрощаться с Элоизой.

"Что со мной происходит? Я не могу любить его... Сережа слишком идеален, правда, я не совсем понимаю, что это значит. Тем более, откуда мне знать, как он отреагирует, если узнает, что я теперь с Антоном.

Как-то я заглянула в один из этих дурацких маминых романов и прочитала кое-какой эпизод... Вчера, в студии, когда Антон прикасался ко мне...

Боже! об этом никто не должен знать.

Антон стал другим, и я все больше тянусь к нему. Может, потому, что и я стала другой."

Говорят, что третьего не дано, и песочные замки рано или поздно смывает волной. И если в отчаянии сочиненные стихи могут рассмешить, значит, все не так уж плохо. К чему все это? А к тому, что всего не расскажешь – не все тайное становится явным. И Даша верила: у нее есть «секрет».

После этих мучительных и даже мутных размышлений она решила некоторое время не встречаться ни с Сережей, ни с Антоном. И мысль об этом одиночестве теперь нисколько не обременяла. Даша совсем забыла о своем обещании Лиде. Хотя, быть может, на данный момент чьи-то советы были не столь важны. Откуда-то появившаяся интуиция подсказывала ей, что не стоит так себя напрягать.

День хлюпал слякотью, кое-где срывался с проводов и карнизов, казалось, намертво примерзший лед. Пребывая в таком серо-ледяном мире, Даша шла по улице, возвращалась домой. У тускло освещенного подъезда она увидела самую обычную картину. Сюжетом дворовых интриг на этот раз послужила Дашина история, и все содержимое тусовки сразу перетасовало свое внимание на Миронову, которая, входя в свой подъезд, ничуть не смущаясь, бросила всем «привет». Она уже ожидала лифт, как услышала, что за ней кто-то бежит. Лифт гостеприимно отворился, но она решила подождать, и, в самом деле, не зря – это был Сережа. Даша вошла в кабинку, и он недоумевающе на нее взглянул, словно его нарочно забыли.

– И долго ты будешь так смотреть? – с ухмылкой спросила она.

– А разве ты приглашаешь меня? – вопросом на вопрос ответил Сережа. – Ты сейчас так прошла, как будто не заметила, что я здесь.

Даша, не совладав с давно ее точившим раздражением, превратилась в острие. И было лишь одно желание – сказать ему какую-нибудь колкость. Ведь она, действительно, не заметила его.

– Меня ждут дома, – степенно произнесла она. – Если хочешь, пойдем ко мне.

Сережа продолжал ловить ее взгляд, но она смотрела в сторону и, касаясь указательным пальцем всех кнопок, то и дело возвращалась к кнопке своего этажа.

– Нет, – отошел он от лифта, словно от щита с высоким напряжением, – не буду тебя задерживать. Пока.

Даша почувствовала, как замерло ее дыхание, и, прошептав созвучное «пока», нажала на кнопку. Лифт устремился вверх.

Одна фраза, один жест, какое-то одно мгновение, и расставание может быть навсегда. Сережа готов был вбежать по лестнице, встать у ее двери и просить прощенья. Но глупо, это было бы слишком глупо, ну скажем так, как если бы пришлось искать пятый угол тетрадного листа.

Запах тающего снега, особенно в утренние часы, уже предвещал весну. Антон потрогал свою ключицу, повел плечем – наконец-то ему сняли гипс, Можно было прямо из поликлиники идти в школу, он еще успевал к началу первого урока. Однако, довольный тем, что получил свободу в движениях, он поспешил в спортивный магазин. Сезонные увлечения требовали быстрых и решительных мер, и Антону почти всегда удавалось определить для себя то, что надо.

Сноуборд и заснеженные горные вершины, это дорогое и необычное удовольствие зимы, окатили его лавиной впечатлений на весь оставшийся год. Он даже сломал ключицу, но зато какие кадры! (Кстати, он подумал о том, что неплохо бы показать Даше все свои зимние фотографии.)

Теперь оставались лишь отзвуки и отпечатки того блаженства, что испытываешь, когда скорость отрывает тебя от земли. И Антон гонялся за впечатлениями, как поэт гоняется за музой. Он спешил пересчитать все свои косточки, только б не оставалось чувства, что самое интересное проходит мимо него. Да, но ломать шею, руки, ноги и, вообще, ломать себя он даже не думал. Он был доволен и горд.