Ульяна Соболева - Черные Вороны. Реквием

Я лежал на кровати в своей комнате и уже несколько часов не отводил взгляда от картины на стене. Словно сквозь туман вспоминал, как отец приехал за мной в то место, которое я всегда буду считать проклятым. У меня не было желания ни задавать вопросы, ни отвечать на них. Просто хотелось глотнуть свежего воздуха — настолько мало нам иногда нужно для того, чтобы жить дальше. Всю дорогу домой мы ехали молча, отец — за рулем, я расположился на заднем сиденье. Ни одного взгляда, даже через зеркало дальнего вида, ни одного слова — любое было бы лишним.

Лишь спустя время мы смогли поговорить. Я не хотел выяснять, каким образом он узнал, где я — подтверждение моих догадок разрушило бы и так едва тлеющие между нами чувства. Есть грань, которую переступать нельзя, даже если ее цена — самообман.

— Андрей, ты можешь меня ненавидеть, ты можешь от меня отказаться и навсегда уйти из этого дома. Но сейчас я хочу объяснить тебе одну вещь. Ты совершил ошибку. Изначально. Которая повлекла за собой все остальные, и ты сам видишь, чем все закончилось. Ты сунулся в мир, не зная его законов. Ты взял под свое крыло людей, не умея ими управлять. И именно поэтому все смерти — и твоих друзей, и старика из отеля — они на твоей совести. Их в твоей жизни будет еще немало — но ты научишься воспринимать их как необходимость, а эти четыре — они навсегда останутся твоим личным грузом. Со временем он станет легче, но ты не забудешь. Никогда…

Я слушал то, что он мне говорил и удивлялся. Искренне. Самому себе. Потому что мне не хотелось ничего отрицать, доказывать, перечить. Мне казалось, что именно сейчас, в этот момент, состоялся наш первый искренний разговор, и он был своевременным. Потому что я не понял бы отца даже несколько недель назад. Я посчитал бы все его слова высокомерной нотацией. А сейчас каждое из них играло для меня суровой, но справедливой правдой.

Да, я взялся за то, что мне не по зубам. При любом другом раскладе, не будь я сыном Савелия Воронова, моим уделом была бы роль пушечного мяса, шестерки на первой же разборке. Теперь я понял и цену нашему везению, и поведение ментов, и все это ужасающее в своей циничности «представление».

Вероятно, другой на моем месте возненавидел бы отца. Но я чувствовал совсем другое, потому что наконец-то начал понимать, чего он от меня ждет.

Артур затолкал Алену в машину, хлопнул дверцей и сорвался с места.

— Я не поеду домой, — упрямо повторяла Алена, как заезженная пластинка, а ему хотелось ее ударить, даже руки чесались, так хотелось.

— Поедешь, и теперь будешь сидеть в четырех стенах. Я что тебе сказал? Я сказал, чтобы ты не смела этого делать? Сказал или нет?

— Ну и что? Это мое тело и решать только мне, ясно?

Артур усмехнулся:

— Нет, решаю все я, Алена, а ты прислушиваешься к моим решениям. Этот ребенок родится, ясно?

Алена закрыла лицо руками:

— Зачем он тебе? Зачем тебе я? Ты ведь даже домой не приходишь, тебе на все наплевать, ты забил на меня, на нашу семью. Ты шляешься, где попало. Зачем тебе ребенок, Артур?

Чернышев бросил на нее злой взгляд:

— Затем, что моя жена не будет делать аборты и точка. Чего тебе не хватает, Алена? Денег куры не клюют, в доме прислуга, сиди себе и наслаждайся жизнью. Твой отец знает о том, что ты поехала в клинику?

— Нет!

— Я говорил тебе с Ингой не общаться? Говорил или нет?

— Она мне помогла, она такая милая, добрая, она меня понимает.

"Ха! Милая, добрая, сука она, эта Инга, и денег дала тебе, что бы мне насолить".

— Значит так, Алена. Будем считать, что я говорю тебе это впервые — с Ингой не общаться. Все! Сейчас я отвезу тебя домой, а потом ты примешь свои таблетки и ляжешь спать, поняла?

Алена вдруг вцепилась в его руку:

— Останься со мной, я прошу тебя, побудь со мной хотя бы сегодня, Артур. Пожалуйста.

Он накрыл ее руку своей:

— Хорошо. Я сегодня приеду домой и останусь с тобой, ладно? Только не делай глупостей и жди меня?

Алена сжала его пальцы, потом поднесла его руку к щеке.

— Артур, мне так тебя не хватает, я прошу тебя, давай начнем все сначала, дай мне шанс, дай мне хотя бы малюсенький шанс. Ты ведь не бросишь меня, когда я рожу. Поклянись, что не бросишь.

— Не брошу.

"Ребенка точно не брошу, сам знаю как это без отца, а вот ты… Как же я устал за эти дни…"

Ченышев стиснул зубы. С одной стороны ему даже стало жаль ее, по-человечески жаль, а с другой — Алена его раздражала. Бесила только одним своим видом. Вечная жертва. Вечно несчастная. Когда она улыбалась в последний раз? Впрочем, это он виноват, что она постоянно плачет, он виноват в том, что у нее вечная депрессия. Но разве не она этого хотела? Не она женила его на себе? Она сломала жизнь им обоим. В первую очередь себе. Артур — вольная птица, для него свобода превыше всего, и когда Рахманенко пригрозил посадить его в тюрьму, Артур сломался. Только не колония, только не снова туда, за решетку. Ведь он уже там побывал.

— Бей его, бей, суку, по почкам, бей!

Наголо бритые подростки избивали ногами худенького парнишку, который прикрывал руками голову и сжался, пытаясь защититься от ударов.

— Ты, гнида подзаборная! Со старшими делиться надо! Тебя не учили! Так мы сейчас научим! Выкрути руки говнюку! Мамочка к нему приезжала! Ты сказал, чтобы сигареты привезла? Сказал, сучонок?

Парнишка тихо всхлипывал, но ничего не отвечал. Послышался свисток надзирателя. К ним уже бежали с дубинками. Разнимать.

— Атас, пацаны! Мы его потом опустим!

Старшие бросились врассыпную, а парнишку подхватили под руки два надзирателя и потащили в санчасть.

— Так, Чернышев, кто бил? Кто драку затеял?

Парнишка вытер рукавом кровь под носом.

— Упал я. Никто не бил.

Воспитатель пристально посмотрел на него, потом резко тронул синяк у него под глазом и парень вздрогнул.

— Ты мне не бреши, Чернышев. Это Иванов затеял, верно? Не бойся, никто не узнает.

— Не Иванов, я сказал, упал, значит — упал, — отрезал паренек и отвернулся к окну.

— Ты мне тут покрывательством не занимайся. А то сегодня избили, а завтра опустят. Здесь, на малолетке, свои законы и я тебя не спасу, никто не спасет. Вот дело твое смотрел, удивляюсь, как ты вообще сюда попал. Учился хорошо, подрабатывал и на тебе — квартирная кража. Ты когда в окно к соседям лез, о матери подумал?

— Подумал, — буркнул Артур, и потрогал ушибленную бровь.

О матери как раз и подумал. Денег не хватало катастрофически, а ей лекарства нужны были, витамины. Она как раз в больнице лежала, не работала уже несколько месяцев. До того, как мать слегла, у Чернышевых появились новые соседи. Разъезжали на иномарке. У каждого по сотовому телефону. Сынок их вечно с плеером крутым в школу ходил. Артур сам не понимал, как решился в окно залезть. Шел домой с работы, спину ломило, руки отваливались после того, как в магазине ящики разгружал, а в кармане денег разве что на килограмм картошки и буханку хлеба. Иномарка соседей мимо пролетела и забрызгала его грязью. Вот и поднялась в Артуре черная ненависть к таким вот богатеньким, у которых все легко и просто. Артур решил, что если пару сотен стащит, то никто и не заметит. А у соседей квартира с сигнализацией. Только в окошко влез, в комнату нырнул, первый ящик тумбочки открыл, едва успел золотую цепочку в карман сунуть, как уже менты приехали. Взяли его тепленького, с поличным. Артур зло сжал кулаки. Нет, он не жалел о том, что в квартиру залез, жалел, что необдуманно все сделал, импульсивно, вот и попался за глупость.