Осколки падающих звёзд (СИ) - Дельмаре Александра

Незнакомка подошла к двери, обернулась на прощанье. Лихим веером взметнулись на её голове светлые, затянутые в хвост волосы.

Ушла… Только теперь Алексей сообразил, что упустил возможность передать весточку Ладе. Пару добрых слов поддержки, которые ей очень нужны… Вот безмозглый кретин! Или это после аварии так плохо варит его голова?

Дверь скрипнула. Вернулась?! Он не успел обрадоваться, уже понял, что это его лечащий врач. За спиной доктора — улыбающееся мамино лицо.

— Ну, что тут у нас, — врач взглянул на монитор, одобряюще покачал головой. — Ваш сын явно идёт на поправку.

— Да… — Светлана ответила ему благодарным взглядом. Настоящая благодарность не сразу находит слова.

— Прошу, не утомляйте больного. Полчаса, не более. — Глаза из-под низко надвинутой медицинской шапочки смотрели серьёзно и строго. — Ну, а меня ждут, — добавил доктор, направляясь к двери.

— Как ты чувствуешь себя, Лёш? — мама присела на кровать рядом.

Лёша чувствовал себя так, словно по нему проехал танк, но он никогда не скажет об этом своей маме.

— Всё нормально. Уже намного лучше. Мам, а Ладу, оказывается, ко мне просто не пускают.

— Правда? — лёгкая тень пробежала по её лицу.

— Ты передай медсестре, чтоб не тормозили её на входе, ладно?

Светлана хотела что-то сказать, но взглянув на сына, передумала и просто кивнула.

— Скоро заберём тебя отсюда, — она погладила его щёку, основательно заросшую щетиной. — Отец уже договорился с отличным реабилитационным центром. Это в Московской области. Массаж, ЛФК, физиотерапия и ещё много всего полезного. Пару месяцев — и будешь, как новенький.

— Ну, если так надо…

Алексей взглянул в бледное лицо матери. Тяжело ей далась эта история, вот и морщинки у глаз стали отчетливей, а в уголках рта залегли скорбные складки. Добавил матери горя непутёвый сын…

— Все хочу спросить тебя… — он отвёл глаза в сторону. — Как думаешь, простят меня когда-нибудь родители Тимура?

— Ну что ты, милый?! Ты не виноват, нет! — с горячностью ответила Светлана. — Лёш, в той ситуации никто бы избежал столкновения. Не мучай себя такими вопросами, ладно?

Вряд ли это получится. У него сердце разрывалось, когда думал о Тимке. Никогда, никогда он не позволит себе забыть о своей вине, это чувство поселилось внутри всерьёз и надолго.

— Мама Тимура никак с горем смириться не может, — продолжила Светлана. — Уже боюсь за неё… Но давай-ка ты поешь, Лёш, — перевела она разговор, встала, зашуршала пакетами.

У него тут домашний обед, а Тимка… Нет его и никогда не будет… Сегодня опять придётся просить снотворное на ночь…

Следующий день неожиданно принёс новую встречу с незнакомкой, так странно возникшей в его жизни. Без лишних разговоров она поставила пакет с фруктами ему на тумбочку.

— Кстати, я Марта.

— Я таки подумал.

— Что подумали? Выражайтесь яснее, юноша, — произнесла Марта строгим голосом, но глаза смеялись.

— Подумал, что у необыкновенной девушки должно быть необыкновенное имя. И, да, мы как-то упустили момент знакомства. — Алексей коснулся щеки здоровой рукой и впервые пожалел, что не попросил маму помочь побриться. Лежит тут таким дикобразом, стыдоба… — А вы видели Ладу?

— Видела, и поэтому я здесь. Зашла сказать, ваша подруга рада, что вы выздоравливаете. Это ведь так?

— Ну, умирать я точно не собираюсь. — Впервые за все эти дни какая-то отчаянная лихость, граничившая с радостью, поднялась в душе. — Спасибо, что зашли.

— Мне не трудно, я работаю рядом, — Марта махнула рукой в направлении окна.

— Вы случайно с Ладой телефонами не обменялись? Мой разбился, а номера её не помню.

— Сейчас, — из заднего кармана брюк она достала телефон, сверкнувший на солнце золотой крышкой. — И где мы его запишем?

— Я запомню, диктуй!

— Девятьсот три…

— Это что такое?! — лечащий врач показался на пороге, его недовольно сведённые брови ясно говорили об отношении к происходившему. — Родители просили ограничить Алексея от любых контактов. Прошу покинуть палату.

Как не вовремя! И что значит, просили оградить? Фраза про родителей совсем, совсем ему не понравилась.

— Восемьсот пять… — продолжала диктовать Марта.

— Идите же, девушка, идите! — доктор добавил в голос жёстких ноток, указывая рукой на дверь.

— Двадцать один ноль шесть, — произнесла она уже у самого выхода и, гневно сверкнув глазами на врача, закрыла за собой дверь.

— Не понял последние цифры! Марта!

Но она не услышала, Марты уже не было рядом. Лишь тонкий цветочный аромат духов, словно автограф, оставленный быстрым росчерком пера, напоминал об её недавнем присутствии.

— Ты танцевала, как богиня, — наклонившись к самому лицу Марты, так, что его дыханье коснулось щеки, прошептал Дэн.

— Отстань, — девушка дернула плечом, пытаясь восстановить дыханье.

Она ещё там, в этом танце, в вихре музыки и движений, то кружилась, так, что разлетались в стороны распущенные по плечам светлые волосы, то прогнувшись, падала на колени, замирала на мгновенье, и только гибкие руки продолжали красивый и чувственный рассказ о любви.

— Отберут тебя, даже не сомневайся! — продолжал Дэн жарким шепотом, словно невзначай, положив руку на её талию.

Сделав полшага вперёд, чтобы отцепить эту ненужную руку в рыжих веснушках, она ждала. Ждала, что скажет Марьяна, её слово, и только оно, имело сейчас значение. Вытянувшаяся в струнку фигурка в чёрном трико и взволнованное лицо юной танцовщицы отражались в зеркальных стенах танцевального зала. А Марьяна, пристально глядя на неё, молчала, словно прислушивалась к своему внутреннему голосу, строгому судье, который решит судьбу её ученицы. А может, внимала ещё чему-то тайному, неведомому Марте, о чём знает только она, Марьяна, известная и талантливая танцовщица.

— Что я могу сказать, — строгим голосом начала Марьяна и вдруг, не выдержав, засмеялась и произнесла громким и торжественным голосом: — У тебя всё получилось, Марта! Это была чудесная история счастливой любви. И радость, и восторг… Мне хотелось плакать, правда… Повторишь на конкурсе с теми же чувствами — победишь!

Марьяне хотелось бы добавить, что в их группе нет равных ей, этой девочке с гибким станом и длинными ногами, которая так хорошо чувствует музыку, но она не скажет этого вслух.

— Так это значит…

— Да, — перебила она Марту, — на конкурс едешь именно ты!

— Ес! Ес!

Изящно крутнувшись, словно желая начать новый танец, девушка издала воинственный клич и выскочила из зала.

Марте нравилось быть лучшей, первой, самой первой, обогнав тех, кто рядом. Чтоб нервничали, злились, дышали в спину. А она будет наслаждаться успехом, который будоражил и опьянял, добиться его вершин сродни победы в большом спорте. У Марты пока нет хрустальных кубков и золотых медалей, но это временное явление. На зависть неудачникам она хочет первенствовать во что бы то ни стало, и неважно, в чём: в танцах, в работе, на сцене самодеятельного театра.

«Вот такой я скорприончик», — думала Марта, выходя на улицу, залитую солнцем.

Хотя театр уже в прошлом, она неожиданно охладела к нему, привлёкшему вначале возможностью перевоплощений. Одна в тысячах лиц, это казалось так круто. Но теперь только танец… И здесь Марта будет тратить себя, не жалея.

Выхватив из висевшей через плечо сумки солнцезащитные очки, она подняла голову и гордо прошествовала мимо Дэна. Конечно, парень ждал её, кто б сомневался в этом.

— Марта, постой! Давай подвезу?

А что, и пусть везёт, пусть служит ей, верные и преданные люди рядом, восхищёнными глазами взирающие на свою королеву, не помешают.

Уловив её колебания, парень распахнул переднюю дверцу новенькой Тойоты.

— Ладно, Санчо Панса, вези!

Марта улыбнулась, увидев непонимание на его веснушчатом лице. Ну, конечно, когда ж Дэну читать книги, если есть клубы, тусовки, зарубежные курорты, и везде надо успеть.