Вари Макфарлейн - Любовь как сон

– Например, потрясающую внешность, – сказала Анна.

– Если Джеймс предпочтет Еву, значит, он недостоин тебя, – строго подытожила сестра. – Тот, кто тебя достоин, ни за что не выбрал бы ее.

Анна улыбнулась.

– Спасибо. Но я понимаю, каким образом можно быть достойным меня, а выбрать Еву. Они женаты, у них общий дом, общее прошлое… и общий кот. Моя битва была проиграна заранее. Перевес на ее стороне.

Все вежливо закивали, не рискнув подвергнуть сомнениям объединяющую роль кота.

– А вы знаете, что мне напомнила история со стихотворением в «Фейсбуке»? – спросила Анна.

– Что идиоты туда слетаются, как мухи на мед? – уточнила Мишель.

– Нет. Что ни с кем нельзя порвать окончательно. Мы живем в эпоху цифрового бессмертия. Если на меня вдруг накатит слабость, я пойду и посмотрю, чем занят Джеймс. Сначала его фотография в профиле сменится на эхограмму, потом будет снимок с ребенком, потом с двумя… В наше время за человеком можно следить буквально круглосуточно. «Джеймс-младший на горшке, бу-га-га!»

– Тебе не понравится, – сказала Мишель.

Эгги вздохнула.

– В фильме герой бросился бы в аэропорт, чтобы признаться тебе в любви, пока самолет не взлетел.

– Глупо, Агата, – сказала Мишель. – По-моему, поездка в аэропорт – это самый дурацкий выверт сюжета. Большинство людей сразу проходят паспортный контроль, чтобы успеть в дьюти-фри. Влюбленный, который покупает билет только ради пафосной речи?.. Ох, сомневаюсь.

– Да уж…

Анна задумалась: а вдруг Дэниел прав и стоило рассказать Джеймсу о своих чувствах? Она была на девяносто девять процентов уверена, что этот порыв был обречен на провал. Но одного оставшегося процента хватило, чтобы побудить ее к действиям.

Под звуки дружеской болтовни Анна открыла почту. Чувствуя себя в преддверии невероятно сложного шага, она начала писать.

Дорогой Джеймс!

Я в Италии и наслаждаюсь вином и пастой. Вино играет особенно важную роль в плане того, что я собираюсь написать. Я думаю только об одном: как ты здорово придумал насчет этой свадьбы. Скажу еще короче: я думаю только о тебе. Очень жаль, что мы больше не можем оставаться друзьями, но я все равно желаю тебе только самого лучшего. Я никогда не пожалею о том, что ты вернулся в мою жизнь и изменил ее навсегда – к лучшему. Ты не виноват в том, что я внезапно, необъяснимо и очень основательно влюбилась в тебя. Честное слово, ты не виноват, потому что большую часть времени был со мной груб. Наверное, это все любовные романы виноваты. Помнишь, как ты их высмеивал? Береги себя. И Лютера. И вспоминай меня с нежностью, как я буду вспоминать тебя.

Не наговорила ли она лишнего? Трудно было судить – под действием спиртного, расстояния и эмоций. К черту. Анна и так уже знала, что отошлет письмо. Она нажала «отправить» и поежилась. Убедившись, что послание ушло, Анна вздохнула.

Компания вышла из ресторана и залезла в автобус. Пока тот неторопливо поднимался на гору, в Баргу, Анна успела семнадцать раз проверить входящие.

– Все нормально? – спросила Мишель, перекрикивая Эгги, которая подпевала Келли Кларксон.

Анна объяснила, что именно она сделала.

– Я знаю, ты не перестанешь о нем жалеть, но, если Джеймс предпочел ту ледяную хичкоковскую блондинку, он и правда тебе не пара.

До конца пути они ехали прижавшись друг к другу.

Дэниел на заднем сиденье болтал с какой-то девицей, которая объясняла ему, что такое френдзона. Анна улыбнулась. Ей было грустно, но в то же время радостно. Она сделала все, что могла. Будь что будет.

Включив свет в своем номере, в небогатой, но уютной гостинице, она окончательно смирилась с тем, что Джеймс, скорее всего, получил письмо и, вероятно, не собирался отвечать. Анна с легкостью представляла, как Джеймс его читает – далеко-далеко отсюда, обнявшись на кушетке с Евой, похожей на кошку… а рядом сидит Лютер. «Кто это?» – спрашивает Ева. «Да так, никто».

За окнами сгустилась тьма, и в комнате тоже царил черный бархатный мрак. Невозможно было разглядеть пальцы на вытянутой руке. Но Анна видела лицо Джеймса так отчетливо, словно он стоял прямо перед ней.

Когда она уже засыпала, пришло сообщение. Анна подскочила и зашарила вокруг в поисках телефона. Экран светился жутковатым светом. «Пожалуйста, скажи что-нибудь приятное. Помоги удержаться, пока я сама не собралась с силами».

Она схватила мобильник и открыла почту.

Анна! Давненько мы не общались! Я вижу, на любовном фронте у тебя затишье. Как насчет второй попытки зажечь эту трудноуловимую «искорку»? ☺ Нейл.

Анна боялась, что в день свадьбы Эгги совсем закрутится и будет невыносима. Но когда этот день наступил, сестра обрела царственное спокойствие и невозмутимость. Как будто теперь, когда ее мечты вот-вот должны были исполниться, она могла расслабиться, как знатная римлянка в носилках. Утром Эгги сидела, попивая персиковый беллини, в самой большой гостиничной спальне; парикмахер вплетала маленькие жемчужины на тонкой леске в ее высокую прическу, а платье свисало с дверцы огромного гардероба розового дерева. Мать, осмотрев свадебный наряд сантиметр за сантиметром, удостоверилась, что он ничуть не пострадал от обращения грубых сотрудников аэропорта. Удовлетворившись, Джуди взяла обязанность быть невыносимой на себя – то есть суетилась, кудахтала, цокала языком и взвизгивала все утро напролет.

К полудню Анна не выдержала и сказала несколько укоризненных, хотя и мягких, слов касательно того, что не стоит лишний раз взвинчивать Эгги нервы. Джуди ответила:

– А вдруг это мой единственный шанс выдать дочку замуж!

Анна заметила, что, слава богу, она не настолько задалась целью надеть белое платье, иначе могла бы и обидеться, но Джуди уже принялась болтать о чем-то другом.

Подружка невесты собралась гораздо раньше назначенного часа: платье надето, прическа и макияж в порядке, к волосам сбоку приколота большая белая шелковая роза. В таком виде Анна сидела и спокойно читала книжку про средневековую Италию.

– Аурелиана, как ты можешь читать в день свадьбы твоей сестры? – воззвала мать.

– Ей пока что всего лишь делают прическу. Во время церемонии я читать не буду.

Джуди в ужасе зацокала языком. Анна подошла к окну и открыла створки. Вид был великолепный. Городок находился так высоко, что низко висящие облака окутывали холмы дымчатой морозной пеленой. Светило слабое зимнее солнце, и пахло землей и травой.

У Анны всегда поднималось настроение в кругу любимых людей, друзей и родных. Когда Эгги наконец «расфуфырили», как выразился бы отец, она встала, одной рукой придерживая юбку. По спине струилась кружевная вуаль.