Люсинда Кэррингтон - Девяносто дней Женевьевы

— Веди себя прилично, — потребовала Женевьева.

— У тебя действительно классная попка. Я такой еще не видел, — пробормотал он.

Женевьева заметила, что Синклер смотрит куда-то вверх. Повернув голову, она увидела, что наверху, под балдахином, висит зеркало. В нем отражалась кровать. Когда Женевьева встала на колени, ее округлая попка отразилась в зеркале во всей красе.

— Оно позволяет взглянуть на привычные вещи по-новому, правда? — спросил Синклер и, протянув руку, нажал какую-то невидимую кнопку. Занавески раздвинулись, и открылось еще одно зеркало, за подушками. — А что ты теперь скажешь?

Женевьева распахнула его рубашку, обнажая упругие мышцы груди и соски, которые от возбуждения стали такими же твердыми, как и у нее. Наклонившись, она взяла в рот один сосок. Когда Женевьева начала сосать его, осторожно покусывая, по телу Синклера пробежала дрожь. Пальцами она ласкала другой сосок, потирая и поглаживая его. Синклер с такой же нежностью ласкал ее грудь. Он застонал и, опустив руку, коснулся молнии на брюках. Женевьева оттолкнула его руку.

— Не нужно спешить.

— У меня нет такой выдержки, как у тебя, — сказал он.

Она села на него верхом, прижавшись к возбужденному члену. Взяв руки Синклера за запястья, Женевьева подняла их над его головой, и ее губы подвергли его сладкой пытке. Она целовала Синклера, проводя языком вокруг его уха, дразнила его соски. Женевьева видела, что Синклер наблюдает за ней, глядя в зеркало, висевшее у них над головой. Она поняла, что он получает двойное наслаждение — и от ее ласк, и оттого что смотрит на нее.

Женевьева заставила Синклера сесть и, спустив его рубашку с плеч, обвязала ею его запястья, а потом, толкнув его, снова заставила лечь на спину. Когда Синклер попытался освободиться, она быстро расстегнула молнию на брюках и коснулась возбужденного члена.

— Ты мой пленник, — сказала Женевьева. — Наслаждайся.

Она нежно гладила Синклера, с удовольствием наблюдая за тем, как его тело отзывается на ее ласки. Как приподнимаются его бедра, когда она сжимает член, осторожно потирая его. Женевьева чувствовала, как увеличивается его орган под ее руками. И только когда он вытянулся и стал твердым, как копье, она медленно спустила брюки, а потом стянула с Синклера трусы, освободив его орган, и Синклер облегченно вздохнул. Женевьева быстро сняла с него туфли и носки, а потом брюки и трусы.

Она села, подогнув под себя ноги, и посмотрела на него. Женевьева впервые видела Синклера абсолютно голым. Она с восхищением рассматривала тяжелые яички и длинный член, выступающий из черных волос. Такими же волосами была покрыта и грудь Синклера. Он был мускулистым и загорелым, с длинными ногами и узкими бедрами. Женевьева любовалась упругими, рельефными мышцами его живота. Опустив руку, она кончиком пальца нарисовала круг сначала вокруг одного возбужденного соска, потом вокруг другого. И каждый раз Синклер издавал тихий, восторженный вздох.

— Интересно, ты сейчас испытываешь те же ощущения, что испытывала я, когда ты ласкал меня? — пробормотала Женевьева.

— Если тебе было так же хорошо, как мне сейчас, то неудивительно, что тебе это нравилось, — произнес он хриплым голосом.

— Перевернись, — приказала она.

— Зачем? — спросил Синклер, слегка приоткрыв глаза. — Мне и так хорошо.

— Ты уже видел мою задницу. Теперь я хочу посмотреть на твою.

Его губы растянулись в улыбке, и он перевернулся, двигаясь медленно, плавно, грациозно, поигрывая при этом сильными мышцами. Женевьева с восхищением наблюдала за ним. Ей понравились его упругие, округлые ягодицы. Она посмотрела на лежащего на кровати Синклера, а потом на его отражение в верхнем зеркале. На фоне белой простыни его кожа казалась темно-золотистой. Лежа на животе с раздвинутыми ногами и связанными рубашкой руками, он казался совершенно беспомощным. Женевьева понимала, что это заблуждение, но это было приятное заблуждение. Она не сомневалась, что может делать с ним все, что хочет.

Женевьева провела языком по спине Синклера, потом начала рисовать круги на его коже, радуясь, когда его тело отзывалось на ее ласки. Кончиками пальцев она чертила узоры на его упругих ягодицах. Когда Женевьева прикасалась к особо чувствительным местам, Синклер вздрагивал, приподнимаясь, и ей это доставляло огромное удовольствие. Прокладывая губами влажную дорожку на его спине, она медленно поднималась вверх. Добравшись наконец до шеи Синклера, Женевьева поцеловала его затылок прямо под извилистой линией блестящих черных волос и почувствовала, как дрожит его тело. Она погладила внутреннюю поверхность его бедер, и ее пальцы стали ласкать чувствительную кожу его яичек.

— Ты изучила почти все мое тело, — услышала она глухой голос Синклера. Он лежал, уткнувшись лицом в подушку. — Что скажешь? Оно тебе понравилось?

— А Марше оно понравилось? — сжав его яички, томно прошептала Женевьева ему на ухо.

Резко приподняв голову над подушкой, Синклер повернулся к ней. Женевьева продолжала сжимать его плоть.

— Осторожно, — выдохнул он. — Ты делаешь мне больно.

— Помнишь Маршу? — не унималась она. — Прелестную рыжеволосую бисексуалку. Я уверена, что ты ее не забыл.

— У меня нет знакомых женщин по имени Марша, — сказал Синклер.

Он попытался встать на колени и освободиться. Однако Женевьева, не выпуская из рук его мужское достоинство, придавила Синклера к кровати.

— Ты гладил ее задницу в клубе у Голди, — напомнила она. — Из клуба ты ушел вместе с ней. Мне тогда показалось, что вы с ней больше, чем друзья. — Женевьева сжала пальцы. Не очень сильно, но Синклер все-таки вскрикнул от удивления. — Просто расскажи мне все об этой Марше. И не смей говорить, что ты ее не знаешь.

— А-а-а, та самая Марша! — выдохнул он.

— А-а-а! — передразнила Женевьева и снова сжала его шары, но уже нежнее. — Да, та самая Марша.

Она почувствовала, как дрожит тело Синклера, и поняла, что он смеется.

— Признайся, ведь ты меня приревновала.

У него была только одна возможность узнать об этом.

— Ты и это подстроил? — набросилась на него Женевьева. — С помощью Джорджи?

— Конечно, — сказал Синклер. — Если бы ты не отреагировала так бурно, то сегодня помощь Бреда мне бы уже не понадобилась. — Он посмотрел на нее. — Я боялся, что ты примешь его предложение. Мне бы это очень не понравилось.

— Ты ведь всегда говорил, что только ты один меня понимаешь, что ты видишь меня насквозь. Ты должен был понять: я никогда бы не этого не сделала.

Посмотрев на нее, Синклер улыбнулся.

— Я не был в этом до конца уверен. Меня всегда терзали сомнения, — признался он. — Иногда мне даже казалось, что я хочу невозможного и выдаю желаемое за действительное. Ты всегда была такой холодной, такой сдержанной. И все время повторяла, что у нас чисто деловые отношения. Мне не хотелось попасть в глупое положение, выставив себя на посмешище.