Белла Джуэл - Тринадцатая (ЛП)

Я только понимаю, что рыдаю, когда его рука дотрагивается до моих волос, и он проводит пальцами вниз. Улавливаю его запах, когда он двигается: пахнет чистотой, как от мыла. Также учуяла запах виски. Я прекращаю рыдать, но он продолжает скользить пальцами вниз по моим волосам. Кто этот мужчина? Почему он держит меня так? Почему он не говорит со мной? Почему он не разрешает мне смотреть на его лицо? Вновь попыталась освободиться от его захвата, но это бесполезно. Он зажал меня в крепкой хватке, и он слишком силен, чтобы я могла освободиться.

— Кто ты? — хрипло шепчу я.

Он не отвечает. Просто продолжает гладить мои волосы. Он пытается успокоить меня? Утешить? Или он просто хочет меня запутать? Разум заполнен различными мыслями, и, независимо от того, как долго он будет сидеть, поглаживая мои волосы, он не сможет унять панику, которую я чувствую сейчас. Но чем больше я извиваюсь, там сильнее он держит меня. Через десять минут или около того я застываю и крепко сжимаю свои глаза, позволяя ему продолжать, молясь, чтобы это закончилось побыстрее.

Я прикусила свои губы так сильно, что кровь во второй раз за сегодня наполнила мой рот. Мысль о руках незнакомца в моих волосах заставляет меня почувствовать себя плохо, особенно учитывая то, что я не могу увидеть его лицо. Есть причина, почему он не позволяет мне увидеть его, и это заставляет меня бояться еще сильнее. Мои глаза плотно сжаты, а дыхание все еще глубокое и рваное. Я пытаюсь успокоиться достаточно, чтобы заставить его поверить, что это он успокоил меня, но у меня не получается этого сделать так, как хотелось бы. Поэтому он продолжает гладить.

Я услышала, что где-то играет музыка, и направила всю свою энергию на то, чтобы сосредоточиться на звуках. Эта элегантная музыка, с глубоким, проникновенным звучанием, заставляет мое сердце болеть сильнее. Сейчас мне хотелось бы уйти отсюда, быть в более счастливом месте, только я не знала, была ли я когда-либо счастлива. Его руки внезапно останавливаются, и я понимаю, что мне удалось успокоиться достаточно, чтобы заставить его поверить в то, что он справился со мной.

Он поднимает меня с колен и ставит на шатающиеся ноги. Я стою так в течение долгого времени, слушая, ожидая. Затем я слышу его хриплый голос, который прерывает тишину, он говорит что-то на иностранном языке.

"Încredere în întuneric, frumusețea." (Прим. переводчика: "Доверься темноте, красавица.")

Не знаю, что он сказал мне, но прозвучало это мужественно, его голос оказался завораживающим и спокойным, что заставило меня замереть, пока не открылись двери и не вошел охранник. Я ловлю только небольшой проблеск длинных темных волос, свисающих на широкие плечи, прежде чем мужчина исчезает в темноте.

Кто он?

Тринадцатая

Мой разум все еще затуманен, когда мы идем назад в комнату. Глаза горят, так как нужно много времени, чтобы они привыкли к здешнему яркому свету. Я не понимаю, что только что произошло, и не важно, как я отношусь к этому, это не имеет никакого значения. Он держал меня, будто я была ребенком. Гладил меня по волосам, а затем он отпустил меня и пробормотал какие-то слова мне на ухо. Кажется, что нет никакого смысла в его действиях. Он что, пытался успокоить меня? Могу я доверять ему, может он сделает что-то другое? Что-то похуже?

В эту минуту мы доходим до комнаты, охранники открывают дверь, проталкивают меня в дверной проем, и не ударив меня, закрывают ее за собой. Я сразу поворачиваюсь, хватаясь за дверную ручку, дергая ее. Она закрыта, и мой живот скручивает. Я все еще дрожу и пользуюсь моментом, чтобы закрыть глаза и просто дышать, готовясь к встрече с девушками в комнате.

Они все сидят на своих кроватях, уставившись на меня уставшими глазами. Подхожу к той кровати, которую явно оставили для меня и медленно сажусь, все еще пытаясь совладать со своими мыслями. Седьмая заговорила первой, ее голос низкий и мягкий. Я понимаю, что это первый раз, когда она заговорила. Поднимаю свои глаза, и всматриваюсь в ее шоколадно-карие.

— Тебе больно?

Мне требуется время, чтобы ответить на вопрос, хотя полностью осознаю ответ.

— Нет.

Третья смотрит на нас из своей постели, ее губы дрожат. Она хрупкая: я увидела это в тот момент, когда первый раз взглянула на нее. Я вижу страх в глубине нее; она не знает, что произойдет, но не факт, что она легко с этим справится. Нам всем страшно, но далеко не так, как Третьей. Она в оцепенении. Я попыталась улыбнуться ей, но получилось неуверенно и сломлено. Мне нечего ей дать. Я не могу дать ей надежду, потому что у меня самой ее осталось очень мало - собственно, как и всего остального.

— Он был... ужасен? — спрашивает Двенадцатая, вставая с кровати и заправляя темно-рыжие волосы за уши. Она подходит и садится на кровать рядом со мной.

— Нет, — хрипло прошептала я. — Он просто усадил меня к себе на колени. Он не делал мне больно.

— Ты видела его? — спрашивает Седьмая.

Я мотаю головой.

— Нет, я была с завязанными глазами и в комнате было темно.

Они тихо слушают меня. Третья стала всхлипывать, потирая свои руки о бедра.

— Почему я ничего не помню? Почему мы здесь?

Ее вопрос, наверное, каждый из нас задавал себе, и она знает не хуже меня, что мы не получим ответа. Я закрываю глаза, делая глубокий вдох, пытаясь пробудить свою память, но не получается. Я совершенно опустошена, а в моей груди нарастает разочарование. Заставив себя избавиться от пустоты в голове, смотрю на остальных трех девушек. Пытаюсь придать больше силы голосу, но он все еще похож на шепот.

— Мы все здесь, и мы не знаем почему, но мы можем держаться вместе. Мы можем помочь друг другу. Мы можем быть здесь опорой друг для друга. Мы найдем выход, но если мы сдадимся, то у нас больше ничего не останется.

Они медленно кивают, соглашаясь.

— Там камеры, — шепчет Седьмая, подняв глаза к потолку.

— Знаю, — отвечаю я, не смотря на камеры.

Я оглядываюсь, пытаясь отыскать что-нибудь, на чем можно писать. Ни комода, ни письменного стола. Только кровати и шкаф, в котором, как уже известно, только одежда. Другие девушки наблюдают за мной, пытаясь сообразить, что я хочу сделать. Взглядами они говорят мне, что понимают. Мы не можем говорить тут вслух, но мы можем общаться другими способами. Возможно, ночью, когда комната погрузится в темноту, мы сможем пошептаться.

Я слышу скрип двери, оборачиваюсь и вижу охранника, входящего в комнату. Он вкатывает тележку, разгружая с нее четыре подноса, ставя по одному на прикроватные столики. Он не смотрит на нас, пока занят своим делом, но я знаю, что он в полной готовности. Одно лишнее движение любой из нас, и он начнет действовать. Закончив, он подходит обратно к двери и оборачивается к нам.