Игорь Срибный - Даша из морской пехоты

Естественно, Сауле должна была идти первой – она не могла допустить, чтобы лавры первенства в таком ответственном деле достались кому-то другому. Сюткис, скрипнув в бессильной злобе зубами, отправился готовить снаряжение.

Труба, через которую им пришлось пробираться, оказалась канализационным коллектором.

Металлические скобы в лазе были покрыты какой-то дурно пахнущей слизью, и Сауле брезгливо наморщила свой носик.

– Дай тряпку! – сказала она, едва коснувшись ботинками дна лаза.

Сюткис протянул ей свой платок. Девушка обтерла им перчатки и швырнула на пол, в жидкую грязь, покрывающую бетонный пол коллектора. Сюткису вытирать перчатки было нечем, и скоро он обнаружил, что слизь на них долго не высыхает.

Включив фонарик, Сауле, на память заучившая план, уверенно двинулась вперед и привела их к котельной. Толкнув люк, она выбралась наружу, кивнула напарнику и, пригибаясь, быстро добежала до подъезда трехэтажного дома.

Дом был необитаем. На третьем этаже Сауле облюбовала угловую квартиру. Сюткис тут же занялся оборудованием снайперского места. Подтянув к окну стол, он подтащил к нему второй из зала и составил их торцами. В спальне он сдернул с кровати матрас. Но когда он начал раскатывать его на столах, в нос ударил аммиачный запах застарелой мочи – видимо, на нем долгое время спал ребенок. Сауле со злобой взглянула на него и отшвырнула матрас.

– Ищи другой, идиот! – прошипела она.

Сюткис притащил другой матрас – с большой кровати. На него уложил две подушки – одна на другую. Сауле легла на приготовленное ложе и, подтянув тело к окну, осторожно осмотрелась. Улица и перекресток просматривались до сквера, где были позиции русских моряков. Она приготовила винтовку к стрельбе и посмотрела в оптику…

Сюткис довольствовался тем, что поставил под другое окно табурет, уложив цевье винтовки на стопку книг из книжного шкафа…

Два часа прошли в полном бездействии. Наконец, внимание Сауле привлекло какое-то движение на чердаке в доме напротив. Там кто-то был. У слухового окна… Она ясно видела, как колыхнулась занавеска, а потом в окне что-то блеснуло. Наблюдательный пункт морпехов, не иначе! Сауле посмотрела на дальномер – расстояние до заинтересовавшего ее окна было чуть больше двухсот метров. Реальная дистанция. Теперь все внимание ее было приковано к этому окну…

– Брюно, ты видишь? – тихо спросила она.

– Что я должен видеть? – пробурчал напарник.

– Слуховое окно на чердаке. Дом напротив, – сказала Сауле.

– Вижу занавеску! – сказал Сюткис. – Она неподвижна.

– Наблюдай! – приказала Сауле.

Нет, она не ошиблась… Вскоре занавесь на окне шевельнулась и медленно приоткрылась… Сауле плавно выбрала холостой ход спускового крючка, приготовившись к выстрелу. У окна показался русский… В том, что это был наблюдатель, который вел наблюдение за позициями танкистов, она нисколько не сомневалась и потому злорадно ухмыльнулась… Русский был в каске, из-под обреза которой блеснули линзы бинокля. Сауле выстрелила прямо в блик, увидев, как брызнули в разные стороны стекла…

– Ne tavo kiсkis, ne tu ir kishkis (Не твой заяц, не ты и суйся), – тихо произнесла Сауле по-литовски, внимательно глядя в прицел.

Она ожидала, что кто-то обязательно должен посмотреть в окно, чтобы определить, откуда был произведен выстрел. Она ждала появления второго наблюдателя, привычно ощущая, как мокреют штаны между ногами…

– Ты не хочешь снять второго, Сюткис? – беззлобно произнесла Сауле, заранее зная, каков будет ответ…

– Мне придется стрелять под углом! – ответил Брюно. – Снизу вверх. Не очень удобная позиция для хорошего выстрела.

– Ладно, Брюно! – сказала Сауле. – Отработаешь свой выстрел в постели! Ты понял меня?

– Отработаю! – буркнул Сюткис.

– Смотри, когда появится второй, шевельнись на своем месте, сделай, чтоб он тебя обнаружил и показался! А я сниму его! – приказала Сауле.

«А если он снимет меня?» – подумал Сюткис, но вслух, как всегда, ничего не сказал.

И Сауле дождалась появления второго. На душе у нее было легко! Хорошее боевое настроение… Она четко увидела в прицел голову напарника только что убитого ею наблюдателя и теперь валила второго! Палец Сауле плавно потянул спуск, выстрелив в мир раскаленным сгустком смерти…

– Все, хватит на сегодня! – крикнула она, спрыгивая со стола. – Уходим, быстро!

Пригибаясь и петляя, они проделали обратный путь до котельной. Но никто по ним не стрелял – здесь была мертвая зона…

Когда выбрались из лаза на своей стороне, Сауле расплылась в улыбке.

– С удачной охотой, Брюно! – сказала она. – Оставь снаряжение и жди меня в моей комнате. Я доложу командиру о результатах выхода и сразу же приду. Да! Не вздумай мыться! Мне нравится, когда от тебя пахнет мужчиной!..

Она резко развернулась и отправилась в штаб.

– Да пошла ты! – пробурчал Сюткис, зная, что напарница уже не услышит его слов. – Похотливая сука! Я все равно когда-нибудь убью тебя!

Ох и тяжко порой приходилось Дарье. Ох и тяжко…

К концу ноября мест в госпитале уже не хватало катастрофически. Дошло до того, что кровати стали сбивать из пиломатериалов в два яруса – на первом, нижнем, ярусе размещались раненные тяжело, на втором, верхнем, – легкораненые. Нередко между обозленными войной ранеными возникали жестокие потасовки… Однажды раненный в руку полез на свой второй ярус. Но не удержался, сорвался и упал на тяжелораненого с ампутированной ногой на первом ярусе… Тот взревел от боли и, что было сил, здоровой ногой с размаху, как заправский футболист, пнул обидчика. Солдат отлетел на несколько метров, сильно ударился, рассвирепел и ринулся в драку. А ведь фронтовики это умели изрядно… Они тузили друг друга злостно, с каким-то остервенением, вымещая свой нерастраченный гнев, обиду, боль, злость. Смотреть на это побоище было жутко! Они были готовы убить друг друга. Даша с трудом вклинилась между драчунами и под градом ударов с обеих сторон растолкала их. Ей, конечно, сильно перепало… Но другого способа остановить эту вспышку ярости и насилия у нее в тот момент не было… Через пару часов раненые помирились и даже стали друзьями, а Даша вся в синяках и ссадинах ушла залечивать свои «боевые» раны.

На следующий день Дарью вызвал Наум Михайлович… Стыдливо пряча свои выпуклые, как у рака, глаза, повернувшись к девушке вполоборота, он пробубнил в стол:

– Дашенька, вам вчера здорово досталось в этой безобразной драке…

Дарья непроизвольно прикоснулась к разбитой губе. И к фингалу под правым глазом…

– Так вот… Я, как плохой руководитель и командир, не придумал ничего лучшего, кроме как отправить вас, временно, конечно, в полевой госпиталь, на передовую. Понимаете, Дашенька, там доктор, кстати, прекрасный полевой хирург, Ваня Воржев, остался в гордом одиночестве! Да-да! Вот так случилось, что у него выбило всех операционных сестер! Понимаете? А как же…

– Наум Михайлович, – прервала его затянувшийся монолог Дарья. – Я же военный человек! И на фронт пришла добровольцем! Что ж вы меня агитируете, когда я уже и так поняла, что мне нужно срочно выезжать на передовую!

– Эх, девонька! – Даше показалось, что в углу глаза начмеда, которым он искоса взглянул на нее, блеснула слеза. – Так я потому и агитирую, что стыдно мне, старому! Тебя только вчера здорово избили, а сегодня я вынужден посылать тебя черту в зубы! Ну?! Разве я правильно поступаю?! Нет, нет, нет! Но! Нет у меня и других вариантов, ибо ты, девонька, лучшая! И сможешь работать одна там, где должны работать трое!

– Наум Михайлович, родненький, когда мне ехать? – взмолилась Дарья – ей стало неудобно от похвал старика, и она зарделась…

– Так ведь прямо сейчас и ехать! – всплеснул пухлыми ладошками начмед. – Прямо сейчас! Авто уже ждет тебя у порога! Ты уж прости…

Три дня на передовой, в полевом госпитале, пролетели для Даши как один бесконечный день в операционной. Она не помнила, как отходила от стола, как кемарила пару часов тут же, на кушетке, как жевала за три дня один каменный сухарь, запивая его кипятком…

А потом прилетели фашистские самолеты… И после их налета уже не было ни госпиталя, ни раненых, никого… После бомбежки из двухсот двадцати раненых и медперсонала осталось в живых восемь человек.

Потом она отступала с отрядом морской пехоты, который последним уходил из-под Дуванкоя в зареве пожарищ. Горело все: железнодорожная насыпь, водокачка, горели металлические цистерны и даже вода в лимане.

Закрепились в каком-то поселке, в рабочей столовой… И начался бой.

– Там еще человек десять убитых! – угрюмо пробасил Шахов, возвратившись из окопов. – Надо бы…

– Если пойдем за телами, потеряем всех! – отрезал старший лейтеннт Серков. – А кто тогда отобьет следующую атаку румын?

– Командир! – К ним подбежал Олежка Юрко – младший сержант из пехотинцев, прибившихся к морякам при отступлении. – Там Тесленко с ранением в живот. Сюда несут. Надо бы медика!