(не) случайный наследник для босса - Тая Наварская

– Полностью согласна, – улыбаюсь, но боюсь, что улыбка может показаться несколько вымученной.

– Как тебе салат? – бодро интересуется Виталий.

Кажется, мой внутренний разлад остался для него незамеченным. Что ж, это даже к лучшему.

– Очень вкусно, – переключаясь на другую волну, отвечаю я. – Тут какой-то волшебный соус. Мне кажется, шпинатный. Хочешь попробовать?

Я насаживаю на вилку креветку и кусочек авокадо и вопросительно смотрю на Светлакова. Не знаю, откуда взялся этот странный порыв угостить его своим салатом, но, если он согласится, я с удовольствием это сделаю.

– Пожалуй, не откажусь, – ничуть не смутившись, мужчина подается вперед.

Протягиваю к нему руку с вилкой, и он задорно поглощает мой салат.

Если честно, не могу представить, чтобы я провернула вот такой вот номер с Вавиловым. Бывший босс всегда был сдержанным, загадочным, а в его манерах сквозила чарующая холодность. Он вроде был рядом, но, несмотря на это, я почти никогда не ощущала, что он принадлежит мне. Даже в ту ночь, когда наши тела сливались воедино.

Александр был далекой, недосягаемой вершиной, и я, если уж быть до конца откровенной, понимала это с самого начала.

А вот с Виталием все иначе. Он приятный, земной и куда более понятный. Сидя с ним за одним столом, я не мандражирую, не трясусь от волнения и не гадаю, какие мысли крутятся в его голове. Мне с ним комфортно. И знаете что? Это чувство комфорта дорого стоит. Именно поэтому я так легко и непринужденно делюсь со Светлаковым своей едой. Это определенный уровень доверия.

– М-м… И правда вкусно, – прожевав, отзывается Виталий. – Здесь вообще необычная кухня, не находишь?

– О да. Чего только стоят устрицы в кефирном соусе, – хихикаю я, припоминая экстравагантное блюдо, которое одним из первых бросилось в глаза в меню. – Интересно, их тут заказывают?

– Не поверишь – я хотел, – посмеивается он. – Но, подумав, решил, что на первом свидании лучше обойтись без кулинарных экспериментов.

Наша разговор плавно скатывается к обсуждению любимой еды, затем переходит к дискуссии на тему спорта, а потом и вовсе переключается на шутки по поводу недавно вышедших в прокате фильмов.

Время летит быстро, общение кажется живым и насыщенным, а выпитое вино приятным расслаблением разливается по телу. Впервые за долгое время я чувствую себя по-настоящему интересной и привлекательной. Впервые кокетничаю, смеюсь и стараюсь понравиться.

Во мне наконец пробуждается женщина. Та самая, которая вот уже два года была в спячке.

– М-да, ситуация куда сложнее, чем я предполагал, – говорит Виталий, внимательно изучая результаты Данькиных исследований.

– В смысле?

Каждый раз, когда я вижу задумчивое выражение на лицах врачей, мои нервы натягиваются тонкой-претонкой струной.

– Мы довольно долго ждали позитивных изменений, но они, увы, не происходят. Дефект не уменьшается, а его форма внушает мне серьезные опасения.

– Почему? – обхватываю пальцами край стола и стискиваю его до побелевших кончиков.

– Дело в том, что отверстий в межжелудочковой перегородке несколько, и это довольно нестандартный случай. А значит, оперировать такой дефект возьмется далеко не каждый хирург, – говорит Светлаков.

После нашего чудесного свидания мое настроение было как никогда веселым и радужным. Я вновь почувствовала, что жизнь заиграла яркими красками. Улыбалась, с небывалой бодростью просыпалась по утрам и даже тихонько напевала себе под нос во время готовки.

Однако теперь, после слов Виталия, я опять ощущаю моральный упадок. Плечи невольно опускаются, а в сердце селится печаль. Результаты УЗИ оказались неутешительными – Дане все-таки нужен хирург.

– Выходит, без операции не обойтись? – мрачно подытоживаю я.

– Лина, я скажу тебе честно: я боюсь дальше тянуть. Мы и так потеряли немало времени, ожидая, что дефект затянется сам, спонтанно, – вздыхает Виталий. – Я считаю, лучше отважиться на операцию сейчас, пока есть признаки сердечной недостаточности, чем упустить нужный момент.

– А что случится, если момент будет упущен?

Смотрю на Даню, который, стоя у кушетки, невозмутимо играет с пластмассовыми тигрятами. На лице сына – безмятежная улыбка, а в круглых синих глазах – озорной интерес. Он понятия не имеет, какой непростой разговор мы сейчас ведем. И, конечно, не догадывается, что этот разговор о нем.

Я никогда не пыталась внушить Дане, что он болен. Да, из-за порока сердца его иммунитет не отличается особой стойкостью, но я все равно не считаю своего малыша инвалидом. Я верю, что мы справимся. Он будет здоровым и проживет полноценную жизнь.

– Если не провести операцию вовремя, последствия будут плачевными. Может начаться так называемый «обратный сброс». Или венозная кровь начнет через дефект поступать в артериальную систему.

Раньше я бы почти ничего не поняла из его напичканных медицинскими терминами речей, но теперь, спустя полтора года ухода за ребенком с врожденным пороком сердца, мне ясно каждое слово. Вот только легче от этого не становится. Наоборот – в грудь словно булыжников накидали. Так тяжело. Так горько.

Я обессиленно прикрываю веки, борясь со своими внутренними страхами. Мне нельзя поддаваться панике. Я должна быть сильной и сохранять позитивный настрой. Не ради себя – ради сына.

Неожиданно мою руку, лежащую на столе, накрывает большая горчая ладонь. А следом я слышу тихий и непривычно мягкий голос Виталия:

– Лин, мне очень жаль, что приходится вываливать на тебя столь неприятные новости.

В данный момент он поддерживает меня не просто как кардиолог моего сына, но и как мужчина, с которым нас связывают пока не слишком тесные, но все равно теплые отношения.

– Ничего, – тихонько мотаю головой. – Ты врач. И ты знаешь, как правильно. Я готова пойти на что угодно, лишь бы в конечном итоге это помогло Дане стать здоровым.

– Операция поможет, – говорит Виталий, осторожно перебирая мои пальцы своими. – Главное – найти подходящего хирурга.

До меня только сейчас доходит истинная суть проблемы: основная сложность вовсе не в том, чтобы провести операцию, а в том, чтобы отыскать хирурга, который за нее возьмется.

– Какова вероятность, что мы его найдем? – вскидываю взгляд на Виталия.

Он молчит. И это молчание мне совсем не нравится. Оно красноречиво говорит о том, что ситуация не решится по щелчку пальцев.

– Вероятность есть, – наконец произносит Светлаков.