Кайса Ингемарсон - На четвертый раз везет

– До завтра.

Проспав весь вечер, Паула вовсе не чувствовала себя усталой, но предпочла лежать на цветастом покрывале и листать старые журналы, вместо того чтобы ловить сочувственные взгляды Аниты. Удивительно, до чего одиноко может быть в доме, где полно народу.

Паула вспомнила прошлое Рождество, китайский ресторан. Тогда ее волновали совсем другие вещи. Тогда она стояла перед выбором и должна была принять решение. Паула помнила, до чего это казалось мучительно. Теперь о таких проблемах можно только мечтать. Стоять перед выбором. Какая роскошь. Как же она не понимала этого тогда? Паула вздохнула и принялась раздеваться. Отыскав и натянув относительно чистую футболку, она забралась под одеяло.

За окном, наперекор прогнозу, в свете ночника вились маленькие снежинки и, кружась, опускались на землю, к своим сестрам и братьям. Похолодало.

– Я не пойду. – Паула упрямо смотрела на Аниту.

– Но ты должна пойти!

– Я сказала: нет. Идите, если вам угодно. Там наверняка будет очень мило. – Паула принялась листать газету, демонстрируя, что обсуждение окончено. Обсуждение… Паула просто-напросто заявила Аните, что на премьеру фильма она не пойдет. На свою премьеру. Если Аниту это волнует, то Пауле нет дела до ее волнений. Никакого дела, думала она, в третий раз перечитывая заголовок статьи о нехватке жилья в Стокгольме.

– Как жаль.

Быстро же Анита сдалась – даже обидно. Паула уже приготовила уничижительную реплику о том, что у нее своя жизнь и что она ни разу не высказывалась по поводу образа жизни Аниты.

– Ты не против, если мы с Гуннаром все-таки пойдем?

– Я же сказала: идите, если вам угодно, – великодушно повторила Паула. – Там наверняка подают арахис и белое вино. – Не отрывая взгляда от газеты, Паула почувствовала, как Анита глянула на нее, медленно выходя из гостиной. Укор совести: последняя фраза, пожалуй, была лишней.

В половине шестого отец и Анита уже стояли на крыльце. С таким запасом времени они должны были прибыть одними из первых. Толстый слой тонального крема на лице Аниты блестел в резком свете лампы. Рядом с ней папа казался каким-то поблекшим. Полы пиджака выглядывали из-под куртки, и Паула представила себе, как Анита уговаривает его купить пальто или хотя бы плащ. Хорошо, что он все-таки этого не сделал. Однако ботинки были начищены до блеска, а брюки безупречно отутюжены. Странно они оба будут смотреться среди знаменитостей и журналистов.

Коротко попрощавшись, Паула отправилась на кухню. Ей вовсе не хотелось снова выслушивать уговоры. Стоя у окна, она увидела, как автомобиль выехал на улицу и скрылся в блеске многочисленных рождественских звезд и подсвечников на окнах. В доме стало совсем тихо. Дети ночевали у друзей: здесь, в пригороде, найти няню на вечер было непросто. У всех свои дети, а на Паулу в этот раз не рассчитывали. И это ее устраивало. Она любила сестру и брата, но этим вечером предпочла остаться одна.

Побродив по комнатам первого этажа, Паула наконец уселась на диван. Анита сказала, что в морозильнике есть еда, которую можно разогреть. Бифштекс по-флотски или что-то в этом роде. Блюдо, которое давно вышло из моды. Паула не была голодна. Она включила телевизор. Детская передача, телемагазин и австралийский сериал. Значит, сериал. Паула изо всех сил старалась сосредоточиться на сюжете: женщина с чересчур блестящими губами пыталась отравить свекровь. Паула была на стороне этой дамы – не потому, что она вызывала симпатию, а потому, что она явно за что-то мстила. Вершила правосудие. Это вызывает сочувствие.

Паула пыталась не размышлять о том, почему она сидит одна в папином доме и смотрит телевизор, но мысли неумолимо возвращались к одному стокгольмскому кинотеатру. Не то чтобы ей совсем не хотелось туда идти. Хотелось. На самом деле она и сама удивилась своему решению. После Ральфа фильм был последней соломинкой, за которую она хваталась, чтобы не пропасть окончательно. Но, проснувшись утром, Паула внезапно осознала, что все не так. Она не может идти на премьеру. Встречаться с людьми, отвечать на их вопросы, общаться и радостно делиться планами на будущее.

Ральф, разумеется, будет вне себя от злости, и эта мысль радовала. Даже слишком. Паула ждала внутреннего ликования – ей не нужен ни он, ни его фильм, у нее своя жизнь! Но ничего подобного она не чувствовала.

Переключая каналы, Паула услышала пронзительный звонок телефона. Сначала она не хотела отвечать: должно быть, это друзья Ребекки или Александра, но телефон не умолкал. В конце концов Паула поднялась с дивана и вышла в холл, где на трюмо трезвонил старомодный серый аппарат.

– Паула… то есть семья Вильхельмссон. – Отвечать на звонки в чужом доме всегда нелегко. Голос на том конце был еле различим на фоне шума. Наконец Паула узнала Анну.

– Я выйду, подожди! – Спустя несколько секунд вместо шума голосов послышались звуки улицы, и разбирать слова стало чуть легче. – Что ты делаешь, Паула?! – слышался возмущенный голос Анны.

– Смотрю телевизор. – Паула бросила взгляд в зеркало. Волосы вымыты, а вот одежда подкачала.

– Я говорила с твоим папой и Анитой. Фильм начинается через десять минут. Быстро в такси и сюда!

– Но я не хочу…

– Плевать!! Быстро сюда. И без разговоров.

Паула кусала ноготь.

– Мне не хочется видеть Ральфа.

– Жалеть себя будешь в другой раз. Если ты провалишь этот вечер, я по-настоящему разозлюсь. Так и знай.

Судя по голосу, Анна не шутила. Паула предприняла последнюю попытку:

– Мне надеть нечего…

– Приезжай голая! Или возьми у Аниты платье в цветочек. Главное – приезжай!

Паула умолкла. Наверное, этого она и ждала – чтобы кто-нибудь ее подтолкнул, но все еще сомневалась. Она и вправду не хотела встречаться с Ральфом. Но, черт побери, никто не заставляет ее общаться с ним! У нее есть свои друзья – да, десять человек!

– Ладно, – сказала она наконец, но звук, должно быть, утонул в шуме проходящего автобуса.

– Что?! – прокричала Анна.

– Я говорю: ладно, приеду! – Паула кричала так, что пустой дом отзывался эхом.

– Отлично. Мы займем тебе место, – сказала Анна через секунду.

– Спасибо.

Разговор был окончен. Некоторое время Паула стояла перед зеркалом, затем вызвала такси и поспешила наверх.

Там она бросилась отчаянно копаться в грязной одежде, которой был набит первый чемодан. Ничего более подходящего, чем та одежда, что была на ней, Пауле на глаза не попадалось. Уже собравшись закрыть чемодан и начать исследовать второй, она заметила пакет, который прятался под джинсами. Черт возьми! Паула достала из пакета нечто похожее на красную тряпку. Платье, подаренное Ральфом. Она совсем забыла о нем – или намеренно вытеснила из памяти, или что там еще можно сделать с подарком от бывшего любовника… Паула колебалась: не его же надевать? Он мог истолковать это как сигнал, как знак: я здесь, я доступна. Паула снова заглянула в пакет. На дне лежала коробочка. Это же золотые серьги. Вот и выход. Надеть платье, а серьги оставить дома. Как знак. По крайней мере, для себя самой.