Барбара Картленд - Капризный ангел

«Мамочка, возьми себя в руки! – хотелось сказать Тильде. – Неужели ты думаешь, что королева тебя съест?»

Но она знала, что подобное замечание только усилит нервозность матери, а куда уж больше?

Однако странно, подумала она, что королева Виктория принимает их в Виндзорском замке. Долгие годы после смерти любимого мужа, принца-консорта Альберта, она категорически отказывалась покидать свою резиденцию в Озборне, предпочитая коротать там время в полном одиночестве. Но политические события последнего времени, в том числе и усилившаяся напряженность в отношениях с Россией, вынудили вдовствующую королеву нарушить уединение. Более того, все придворные и государственные мужи в один голос твердили, что в королеву Викторию словно заново вдохнули жизнь. Она снова стала деятельной и очень активной. Все эти люди никак не могли понять, что именно накал и острота политической борьбы, требовавшей постоянного участия королевы в оценке событий, в их предвидении и обобщении происходящего, и стали чем-то вроде тонизирующего средства, которое вернуло королеву к жизни.

Да, ей было немного жаль расставаться с уже ставшей привычной ролью одинокой и безутешной вдовы, «бедняжки», как называли ее за глаза придворные, но с прежним бездействием было покончено. Королева Виктория перебралась из Озборна в Виндзорский замок и с головой ушла в дела.

Теперь уже не министры принуждали королеву вникать во все хитросплетения государственной и политической жизни, а она сама понукала их двигаться вперед и вперед, загружая все новыми и новыми поручениями, никому не давая расслабиться ни на минуту. Перемены, произошедшие с королевой, наверное, можно было частично объяснить и крепнущим сотрудничеством с нынешним премьер-министром Бенджамином Дизраэли, человеком, которого она любила и которому всецело доверяла. Много позже сам Дизраэли скажет об этом так: «Она вдохновляла своего премьер-министра, а он платил ей за это абсолютной преданностью».

Как бы то ни было, а перемены в дворцовой жизни были на руку и королевским министрам, и чиновникам, да и всем придворным и родственникам королевы, особенно сейчас, когда она поселилась так близко от Лондона, в Виндзоре.

Принцесса Присцилла так и сказала дочери, когда они садились на поезд, чтобы ехать в Виндзор.

– Какое счастье, что нам не придется проделывать это утомительное путешествие в Озборн. Так далеко и так неудобно туда добираться. Даже не знаю, как бы я рискнула оставить твоего отца одного на столь продолжительное время.

Герцог Фортгемптон, знатность которого была столь неоспорима, что ему даже милостиво позволили вопреки сложившимся традициям и строгим правилам придворного этикета жениться на представительнице королевской фамилии, внучатой племяннице самой королевы Виктории, так вот, герцог всегда отличался слабым здоровьем. Наверное, исключение из правил для него было сделано еще и потому, что жених был одним из богатейших людей страны.

Как бы то ни было, брак, устроенный по расчету, оказался на редкость счастливым. Одна беда, герцог был значительно старше своей молодой супруги, и то ли поэтому, то ли были и другие причины, но в семье подрастал лишь единственный ребенок, дочь Виктория Матильда. А следовательно, титул и все огромное состояние герцога со временем должны были неизбежно перейти по наследству к кому-нибудь из его ближайших родственников по мужской линии.

То, что королева вдруг вспомнила о крестнице, стало для герцога и его жены настоящим сюрпризом. Впрочем, судя по всему, за матримониальными планами, созревшими в голове королевы в отношении ее крестницы и молодого князя Обернии, скрывались и вполне определенные политические прожекты, касавшиеся уже будущего самого княжества и его статуса на карте Европы.

– Как это похоже на нашу великую королеву! – воскликнула герцогиня, когда они с мужем обсуждали письмо, полученное несколько позднее от венценосной родственницы. В нем королева уже без обиняков проинформировала супругов, что занимается устройством брака Виктории Матильды и князя Максимилиана, который сравнительно недавно взошел на престол и стал царствующим монархом Обернии.

– Что ты хочешь сказать? – недовольно поморщился герцог.

– То и хочу! Я ведь была уверена, что королева Виктория начисто забыла о существовании нашей Тильды. Когда мы в последний раз навещали ее в Озборне, она даже ни разу не заговорила с девочкой. И вдруг как гром среди ясного неба. Тильда выходит замуж.

– Что ж, в любом случае для нас предложение Ее Величества большая честь.

– Дай бог, чтобы наша дочь была того же мнения, – вздохнула герцогиня.

Тильду новость о предстоящем замужестве несказанно удивила, но она не стала возражать, как того опасалась мать, зная норовистый характер дочери. Впрочем, Матильда всегда была непредсказуема.

Герцогиня никак не могла понять одной простой вещи: восемнадцатилетней девушке уже до смерти наскучила размеренная жизнь в поместье Фортгемптон, которую они вели. Такое существование очень смахивало на самое настоящее тюремное заключение. Разумеется, юной Тильде не давали скучать: целая вереница гувернанток и преподавателей, разнообразные рукоделия и прочие занятия. И все ей нравилось, и все она делала с интересом. А еще обожала верховую езду. Вот только охотиться ей было категорически запрещено. А кататься верхом – сколько угодно! Отец даже выделил ей двух лошадок, которые своей резвостью разительно отличались от полусонных кляч, на которых обычно катались верхом молоденькие девушки.

Поскольку прогрессирующий артрит практически превратил герцога в инвалида, приковав его к креслу, и речи быть не могло о том, чтобы начать вывозить Тильду в свет, тем более устроить бал по случаю ее великосветского дебюта в Лондоне.

Правда, один раз ее все-таки свозили в столицу, но исключительно для участия в официальной церемонии представления королеве в тронном зале Букингемского дворца. Королева почтила своим присутствием только начало вечера. А потом удалилась в свои покои, оставив вместо себя на правах хозяина старшего сына и наследника принца Уэльского и его красавицу жену, датскую принцессу Александру.

Тильда была представлена Ее Величеству в самой первой группе дебютанток, куда входили исключительно представительницы королевской фамилии. Все остальное на этом приеме показалось Тильде ужасно скучным и донельзя заформализованным придворным этикетом. Впрочем, чего еще ожидать от официального приема во дворце?

Тогда же Тильда впервые заметила, что в присутствии членов королевской семьи все остальные делаются не похожи на самих себя. У некоторых даже голос меняется. А поскольку ее мать тоже была особой королевских кровей, то и с ней беседу вели столь же неестественным тоном, да еще и на всякие скучные темы.

Мажордом, в сопровождении которого они прошествовали по анфиладам парадных зал, замер перед дверьми, ведущими в личные покои королевы Виктории. Какое-то время пришлось подождать. Потом их провели в небольшую гостиную. Королева сидела в кресле у столика, застланного плюшевой скатертью с бахромой.

По своему обыкновению она была одета в довольно бесформенное платье из дорогого, переливающегося на свету черного атласа, на голове – вдовий чепец, на ногах – начищенные до блеска черные башмачки. Словом, королева выглядела такой, какой и представляла себе Тильда: старой и внушающей почтение дамой.

Глядя на эту маленькую женщину, трудно было представить, что она правит огромной империей и состоит в родстве практически со всеми царствующими домами Европы.

Принцесса Присцилла успела рассказать дочери, что в четырех комнатах, которыми обычно пользуется королева в качестве личных покоев, находится более двух с половиной сотен картин и еще больше фотографий ее дальних и близких родственников. И всю эту галерею королева неизменно берет с собой, переезжая из одного дворца в другой: из Виндзора в графство Абердиншир, где стоит еще один королевский замок Балморал, оттуда – в Озборн и снова в Виндзор.

Фотографии стояли повсюду: на письменном столе, на журнальном столике, на столике для рукоделия. Тильда разглядела рамочки с фотографиями даже среди тяжелых складок драпри из пурпурной парчи. Они стояли среди пачек с письмами, папок с нотами, подпирали пресс-папье, притаились за массивной чернильницей, уютно разместились среди ножичков для перьев рядом с «Именинной книгой королевы».

Эту книгу, испещренную подписями посетителей, королева тоже всюду брала с собой, куда бы ни ехала. А потому многие, увидев книгу в руках монарха, принимали ее за Библию.

Трудновато будет запечатлеть в памяти все мелочи убранства комнаты, подумала Тильда, да и облика самой королевы тоже. Ведь нужно постоянно держать в голове наставления, которые дала ей мать накануне аудиенции.

Принцесса уже склонилась до самого пола в глубоком реверансе, потом поднялась, поцеловала руку Ее Величества, завершив ритуал поцелуем в щечку.