Джорджетт Хейер - Коварный обольститель

– Нет, некоторая привлекательность все-таки обязательна. Она должна, по крайней мере, хорошо выглядеть и быть такой же элегантной, как ты, мама.

– Не пытайся вскружить мне голову, льстец! И ты нашел среди дебютанток[2] ту, которая наделена всеми этими качествами?

– Поначалу я было решил, что таковых имеется не менее дюжины, но потом ограничил их число, выбрав пятеро.

– Пятеро!

– В общем, я еще мог как-то представить себе, что лишь с этими пятью смогу прожить жизнь. Например, леди Джейн Сексби: она мила и добродушна. Или взять, к примеру, дочь Бармингема: она очень жива и непосредственна. Мисс Беллерби – тоже симпатичная девушка и не слишком сдержанна, а это мне также нравится. Леди Мэри Торрингтон – о, бриллиант чистейшей воды! И напоследок, мисс Ортон: не слишком красива, зато обаятельна и хорошо воспитана. – Сильвестр сделал паузу, по-прежнему не сводя взгляда с горящих поленьев. Герцогиня замерла в ожидании. Наконец он поднял на нее глаза и улыбнулся. – Итак, мама? – ласково осведомился его светлость. – Которая из них станет моей женой?

В комнате воцарилось ошеломленное молчание. После некоторой паузы герцогиня обрела дар речи и вымолвила:

– Ты, наверное, шутишь надо мной? Ты же не можешь просить меня сделать выбор вместо тебя!

– Нет, конечно, не совсем так. Не сделать выбор вместо меня, а дать мне разумный совет. Ты ни с кем из них не знакома, однако знаешь их семьи и, выказав решительное предпочтение…

– Но, Сильвестр, разве у тебя нет собственных предпочтений?

– В том-то все и дело, что нет. Стоит мне счесть, что одна из них подходит мне больше остальных, как тут же у нее обнаруживается какой-нибудь недостаток или привычка, которая мне совсем не по душе. Например, смех леди Джейн или эта чертова арфа мисс Ортон! Я не питаю склонности к музыке, а без конца слушать, как в моем собственном доме дребезжат струны, – нет уж, увольте! Это было бы чересчур, не так ли, мама? Или возьмем леди Мэри…

– Благодарю покорно, я услышала достаточно, чтобы дать тебе совет! – перебила Сильвестра мать. – Не делай предложения ни одной из них! Ты не влюблен!

– Не влюблен! Разумеется, я не влюблен ни в одну из них. А разве это так уж необходимо?

– Положительно необходимо, дорогой мой! Умоляю тебя не предлагать руку и сердце, если не можешь присовокупить к ним любовь!

Он, снисходительно улыбнувшись ей, ответил:

– Ты слишком романтична, мама.

– В самом деле? А вот в тебе, похоже, нет ни капли романтики!

– Что ж, в браке я ее не ищу, это уж точно.

– А в компании девиц легкого поведения?

– Ты заставляешь меня краснеть, мама! – рассмеявшись, заметил Сильвестр. – Это совсем другое дело. Я, во всяком случае, не назвал бы подобное романтикой. Пожалуй, влюбленностью – так будет правильнее. И даже когда я был совсем еще зеленым юнцом и влюбился в самую очаровательную певичку, какой ты в жизни не видела, не думаю, что и тогда мне казалось, будто эта страсть – на всю жизнь! Пожалуй, я слишком непостоянен в своих чувствах, потому…

– Ничего подобного! Просто тебе не повезло и ты не встретил девушку, которую полюбишь на всю жизнь!

– Совершенно верно, не встретил. А поскольку я выхожу в свет вот уже десять лет и имел возможность выбирать среди всех дебютанток, что каждый год появляются на брачном рынке, то получается, что если я не страдаю непостоянством, то слишком уж разборчив в своих требованиях. Скажу тебе откровенно, мама, ты единственная, с кем мне никогда не бывает скучно!

Пока она слушала его откровения, меж ее летящих бровей пролегла крошечная морщинка. Голос герцога звучал добродушно-насмешливо, но ее охватило беспокойство.

– Ты имел возможность выбирать, Сильвестр? – спросила она.

– Да, пожалуй, что так. Полагаю, я видел всех кандидаток, достойных внимания.

– И сделал многих из них объектами своих ухаживаний и любовных интриг – если правда то, о чем мне рассказывают?

– Моя тетка Луиза, – безошибочно угадал Сильвестр. – Твоя сестра – неисправимая сплетница, дорогая мамуля! Что ж, если время от времени я и выказывал кому-то предпочтение, то, по крайней мере, тетя не может обвинить меня в том, что оно было настолько явным, чтобы пробудить несбыточные надежды в сердце какой-либо девицы!

Последние смешинки погасли в глазах герцогини. Образ сына, который она так тщательно холила и лелеяла, поблек и затуманился; чувство же беспокойства невероятно усилилось, поэтому она растерялась, не зная, что сказать ему. Но, пока пребывала в замешательстве и колебалась, на помощь ей пришел случай. Дверь отворилась, и прозвучал чей-то приятный, однако печальный голос:

– Я могу войти, матушка-герцогиня?

На пороге возникло прекрасное видение, облаченное в мантилью из голубого бархата и шляпку с высокими загнутыми полями, обрамлявшими очаровательное личико. На белоснежные щечки ниспадали длинные локоны вьющихся золотистых волос; из-под нежно изогнутых бровей печально смотрели огромные голубые глаза; маленький носик впечатлял своей исключительной прямотой; а пухлые алые губки капризно кривились.

– Доброе утро, любовь моя. Разумеется, ты можешь войти! – ответила герцогиня.

К этому времени небесное создание успело заметить своего деверя и хотя все-таки вошло в комнату, однако проговорило уже с куда меньшей сердечностью:

– О, я не знала, что у вас Сильвестр, мадам. Прошу прощения, но я всего лишь зашла узнать, нет ли здесь Эдмунда.

– Сегодня утром я его еще не видела, – ответила герцогиня. – Разве он не на занятиях с мистером Лейберном?

– Нет, и это особенно досадно, поскольку я намеревалась взять его с собой, чтобы побывать в Аркхольме! Если помните, мадам, я вот уже несколько дней собираюсь съездить в Грейндж[3], а теперь, когда впервые за столько времени у нас наконец-то выдалось прекрасное утро, я нигде не могу найти его!

– Быть может, он вновь улизнул на конюшню, маленький разбойник?

– Нет, увы. Хотя, разумеется, я полагала, что обнаружу его именно там, поскольку с тех пор, как Сильвестр принялся недвусмысленно поощрять его как можно чаще наведываться в конюшню…

– Моя дорогая, они все так поступают, причем безо всякого поощрения! – перебила ее герцогиня. – Мои, например, пропадали там с утра до ночи – гадкие мальчишки! Но скажи мне, эту мантилью ты заказала из бархата, образцы которого нам прислали в прошлом месяце? Какой прелестный покрой!

Однако попытка направить мысли красотки в иное русло потерпела неудачу.

– Да, но только представьте себе, мадам! – вскричала Ианта. – Я распорядилась сшить из него и костюмчик для Эдмунда для выходов в свет со мной – совсем простенький, однако по фасону того красного платья, что на картине у Рейнольдса[4]. Я забыла, где видела ее, однако сразу же подумала, как прелестно будет выглядеть в нем Эдмунд, если только материал взять не красный, а голубой!

– Ну еще бы! – пробормотал Сильвестр.

– Что ты сказал? – с подозрением осведомилась Ианта.

– Ничего.

– Полагаю, это было нечто злое и обидное. Впрочем, я и не надеялась, что он тебе понравится!

– Ты ошибаешься. От зрелища, которое вы оба являли бы, перехватывает дыхание. При условии, разумеется, что Эдмунда удастся заставить вести себя прилично. Он будет держать тебя за руку с невинным выражением на личике… Нет, не пойдет! Такое выражение появляется у него, только когда он замышляет очередную каверзу! Попробуем иначе…

– Сильвестр, помолчи немного, прошу тебя! – взмолилась герцогиня, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Не слушай его, мое дорогое дитя! Он всего лишь шутит!

– О, нисколько не сомневаюсь в этом, мадам! – заявила Ианта, щеки которой раскраснелись от гнева. – Мне также прекрасно известно, кто науськивает бедного Эдмунда против меня!

– О господи, что же будет дальше? – воскликнул Сильвестр.

– Это все ты! – упорствовала девушка. – Что, кстати, лишний раз доказывает – он тебе совершенно безразличен! Если бы ты любил его хоть капельку, то не стал бы подвергать бог знает каким опасностям!

– Каким еще опасностям?!

– С ним может случиться что угодно! – провозгласила Ианта. – В этот самый миг он может уже покоиться на дне озера!

– Что он забыл на озере? Коль хочешь знать, я видел, как он направлялся в Хоум-Вуд!

– И, полагаю, не сделал ни малейшей попытки остановить его!

– Нет. Когда я в прошлый раз вмешался в недозволенные забавы Эдмунда, то ты целых три дня называла меня не иначе, как «бесчеловечное чудовище».

– Я не говорила ничего подобного, а всего лишь… Кстати, он мог передумать и все-таки отправиться на озеро!

– Успокойся: он туда не пойдет! Во всяком случае, пока он знает, что я дома.

– А мне ведь было известно, чем все это кончится! – капризно заявила Ианта. – Теперь я предпочла бы не ездить в Грейндж и не хочу этого делать, вот только уже приказала заложить лошадей. Но я не буду знать ни минуты покоя, опасаясь, не случилось ли чего с моим бедным сироткой! А вдруг он все-таки утонул и покоится на дне озера?