Анри Лефевр - Производство пространства

Пространство становится регулятором, когда разрешаются – и в той мере, в какой они разрешаются, – противоречия (в том числе и его собственные).

Наша теория способствует распаду существующего общества, ибо показывает противоречия, разъедающие его изнутри, заложенные в самой сердцевине его «процветания». Это общество (неокапитализм или организационный капитализм) в своей экспансии не порождает ничего, кроме пространственного хаоса. Если буржуазия смогла и сумела разрешить некоторые исторические противоречия и в определенной мере подчинить себе рынки (чего не предвидел Маркс), а значит, добиться сравнительно быстрого роста производительных сил, то разрешить противоречия пространства (своего пространства) она не сможет.

Существующие политические формации обходят стороной пространство и связанные с ним проблемы. Почему? Вопрос этот имеет важнейшее значение; он определяет и высвечивает самую сущность политики. Политические формации возникают в истории; они продолжают ее и идеологически поддерживают (бесконечные напоминания и отсылки). Дальше они не идут.

Быть может, неведомое сегодня станет известным завтра, превратится в вероятный центр мысли и действия?

Что касается воздействия на пространство, то здесь обнаруживается оппозиция (доходящая до противоречия) между советской моделью и китайским путем.

Советская модель исходит из пересмотра капиталистического процесса накопления и из благого намерения – улучшить этот процесс, ускорив его. Подобный усиленный и обостренный вариант капиталистической модели нацелен на быстрый рост и делает ставку на сознательно выделяемые «опорные точки»: крупные предприятия и большие города. Все прочие локусы остаются пассивными и периферийными по отношению к центрам (производства, богатства, принятия решений). Следствием такой модели оказываются «вертушки», круги: сильные опорные точки становятся все сильнее, а точки слабые – все слабее. Подобные «вертушки» считаются регуляторами, ибо они, будучи единожды запущены, «функционируют» автоматически. Периферия, обреченная на застой и (относительное) отставание, подвергается все большему угнетению, контролю, эксплуатации.

Сформулированный Лениным закон неравномерности роста и неравномерности развития не преодолен, а его недостатки не изжиты; даже наоборот.

«Китайский путь» свидетельствует о стремлении вовлечь весь народ и все пространство в созидание нового общества. В рамках множества процессов: производства богатств, экономического роста, а также развития и обогащения социальных отношений – а значит, производства различных благ в пространстве и производства все более освоенного социального пространства целиком. Разделение между сильными и слабыми точками снимается. Неравномерность в развитии исчезает или стремится к исчезновению. Подобная стратегия предполагает, что политическое действие не возносит над обществом государство и политическое образование – партию. Именно в этом состоял смысл «культурной революции». Она также предполагает, что ставка делается на агрогорода, на города маленькие и средние, на всю гамму производственных единиц (сельскохозяйственных и промышленных), от самых мелких до самых крупных, причем особым вниманием окружены самые мелкие – даже ценой замедления роста, если это необходимо. Подобная направленность и подобная стратегия пространства обеспечивают (за исключением непредвиденных обстоятельств) преодоление границы между городом и деревней и их конфликтов в ходе преобразования обоих членов – в противоположность их упадку или взаимному уничтожению.

Разумеется, это замечание не означает, что промышленно развитая страна может безоговорочно, пассивно встать на путь страны с преобладанием аграрного сектора; это означает, что теория пространства учитывает революционный опыт в мировом масштабе.

Долгое время революцию определяли либо через политические изменения на уровне государства, либо через коллективную (государственную) собственность на средства производства как таковые (оборудование, инструменты, промышленные и аграрные предприятия). Оба определения, казалось бы, предполагают рациональную организацию производства и не менее рациональное управление обществом в целом. Однако эта теория и этот проект выродились в идеологию роста, близко соседствующую с идеологией буржуазной, а то и подстраивающуюся под нее.

Сегодня подобных ограниченных определений уже недостаточно. Преобразование общества предполагает коллективное владение и управление пространством через непрерывное участие «заинтересованных сторон» с их множественными, различными, а иногда и противоречивыми интересами. А значит, через конфронтацию. Что проявляется в проблемах так называемой «окружающей среды», несущих в себе опасность искажений и извращений.

Что же касается направления начинающегося таким образом процесса, то, как мы попытались показать, оно состоит в преодолении разделений и разъединений, особенно между произведением (уникальным предметом, который несет на себе печать «субъекта», творца, художника, и невозвратно ушедшего момента времени) и продуктом (повторяющимся результатом повторяющихся действий, а значит, воспроизводимым и, в пределе, влекущим за собой автоматическое воспроизводство социальных отношений).

Таким образом, на горизонте, на пределе возможностей, речь идет о производстве пространства человеческого рода – как коллективного (видового) произведения человечества, по примеру того, что называли и называют «искусством». И что утратило смысл в масштабе отдельного «объекта», для индивидуальности и благодаря ей.

Создать (произвести) планетарное пространство как социальный носитель преображенной повседневной жизни, открытой для множества возможностей, – такова прекрасная цель, открывающаяся нам на горизонте. О ней возвестили великие «утопийцы» (не утописты, ибо они показывали возможное) – Фурье, Маркс, Энгельс; их мечты и воображение будят теоретическую мысль не в меньшей степени, чем понятия…

Направление. Не больше, но и не меньше. То, что называется: смысл. Иначе говоря, человеческий орган воспринимает, направление осмысляется, а процесс, прокладывающий путь к горизонту, переживается. Ничего похожего на систему.

Lefebvre H. Logique formelle, logique dialectique / 3e éd. Paris: Messidor, 1981.

La Recherche. 1985. Novembre. P. 1313 sqq.; Virilio P. L’espace critique: Essai sur l’urbanisme et les nouvelles technologies. Paris: Christian Bourgois, 1984.

Sartre J.-P. Critique de la Raison dialectique. Paris: Gallimard, 1960. Vol. I: Théorie des ensembles pratiques.

Clouscard M. L’Etre et le Code: Procès de production d’un ensemble précapitaliste. Paris: Mouton, 1972.

Blanchot M. L’espace littéraire. Paris: Gallimard, 1968.

См., например, сборник, озаглавленный «Panorama des sciences» (Paris: N. R. F., 1973); это, впрочем, наименьший из его недостатков.

Foucault M. Archéologie de savoir. Paris: Gallimard, 1969. P. 328 [Фуко М. Археология знания / Пер. С. Митина, Д. Стасова под общ. ред. Бр. Левченко. Киев: Ника-Центр, 1996. С. 180]. См. также: «перемещение смысла» (P. 196 [С. 150]), пространство множества разногласий» (P. 200 [С. 155]) и т. п.

См.: Derrida J. Le vivre et le phénomène. Paris: PUF, 1967.

См. критические замечания Мишеля Клускара в его книге «Бытие и код» (предисловие). Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» решил эту проблему насильственным путем, просто сняв ее: мысль о пространстве отражает объективное пространство, как копия или фотография.

Chomsky N. La linguistique cartésienne. Paris: Seuil, 1969.

Idem. Structures syntaxiques. Paris: Seuil, 1979. P. 27 [Хомский Н. Синтаксические структуры // Новое в лингвистике. М.: ИЛ, 1962. Вып. II. С. 418].

Ray J. M. L’enjeu des signes. Paris: Seuil, 1971. P. 13.

То же можно сказать о других авторах – как самих по себе, так и в интерпретации перечисленных выше. Например, Р. Барт пишет о Лакане: «По мысли Жака Лакана, топология психоаналитического человека отнюдь не является топологией внешнего и внутреннего или, тем более, верха и низа, но, скорее, подвижной топологией лица и изнанки, кои язык постоянно заставляет меняться ролями и – скажем в заключение и для начала – как бы вращаться вокруг чего-то такого, что „не есть“» (Barthes R. Critique et verité. Paris: Seuil, 1966. P. 27 [Барт Р. Критика и истина / Пер. Г. К. Косикова // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. С. 333]).

Это не относится к К. Леви-Стросу, который во всех своих работах отождествляет ментальное с социальным через понятийный аппарат (отношения обмена) с самой ранней стадии возникновения общества. Напротив, Ж. Деррида, ставя «графию» перед «фонией», письмо перед голосом, или Ю. Кристева, апеллируя к телу, ищут переход (сочленение) между пространством ментальным, предварительно заданным ими, то есть предполагаемым, и пространством материально-социальным.