Энди Эндрюс - Смотритель судьбы. Ключ к решению «неразрешимых» проблем

Я рада, что на моем жизненном пути встретилась книга Энди Эндрюса «Смотритель». Когда я дочитала ее, у меня не было слов от восторга, я могла только воскликнуть: «Ух ты! Вот это да!» Читала не отрываясь, проглотила за три часа (это несмотря на то, что у меня на руках полугодовалый малютка, требующий внимания). Оторваться было невозможно.

Книга поразительно сильная. Вы читаете ее – и у вас в душе словно лампочка загорается, как будто вы получили мощный заряд, и вам сразу хочется внимательно и зорко посмотреть вокруг и найти тех, кому нужна поддержка и добрый совет.

Когда я дочитала книгу, мне захотелось измениться самой и изменить мир. А еще мне захотелось целыми страницами выписать оттуда мудрые изречения Джонса. И еще – встретить Джонса в реальной жизни!

Обязательно купите эту книгу – не пожалеете! Надеюсь, она станет важной вехой в вашей жизни.

«Нельзя недооценивать силу маленькой книжки – она рождает великие идеи».

«Эндрюс незаметно стал одной из самых влиятельных личностей в Америке».

Звали его Джонс. Во всяком случае, именно так к нему обращался я. Не «мистер Джонс»… просто по фамилии. А он именовал меня «юноша» или «сынок». Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы он называл по имени кого-то другого: ко всем всегда обращался «юноша», «барышня», «дитя», «сынок» или «дочка».

Он был в преклонных годах, но точный его возраст определению не поддавался: то ли хорошо за шестьдесят, то ли разменял восьмой десяток, то ли ему все сто лет? И каждый раз, когда наши пути пересекались, при нем всегда был все тот же неизменный чемоданчик – коричневый, потертый.

Что до меня, то в нашу первую встречу мне было двадцать три. Он протянул руку, и я почему-то пожал ее. Вспоминая это мгновение, я толкую свой поступок как маленькое, но несомненное чудо. Учитывая тогдашние мои жизненные обстоятельства, будь на месте Джонса кто угодно другой, я бы, наверно, в страхе шарахнулся прочь или же пустил в ход кулаки.

Я плакал и, должно быть, он услышал меня. То были не сдавленные всхлипы от одиночества и не приглушенное хныканье от усталости – хотя, спору нет, я страдал и от одиночества, и от усталости, – но я попросту выл в голос. Так рыдаешь только когда твердо знаешь, что тебя никто не услышит. Как выяснилось, я заблуждался – ведь я был уверен, что поблизости нет ни души, – я в очередной раз ночевал под пирсом на берегу.

Несколькими годами раньше моя мать проиграла сражение с раком, и ее смерть стала для меня трагическим ударом, а вскоре судьба нанесла и второй удар: отец последовал за матерью. Он не пристегнулся в машине и погиб в автокатастрофе, а если бы не пренебрег ремнем безопасности, то вполне мог бы уцелеть.

После этого двойного удара я ощутил себя никому не нужным и всеми покинутым, и был словно в тумане. Я оступился раз, другой, и, сам не зная как, покатился по наклонной плоскости. Через какие-нибудь два года я очутился на побережье океана, бездомный и без гроша в кармане. Подрабатывал я чем придется – главным образом, нанимался чистить рыбу или продавать туристам рыболовную наживку. Мылся я в пляжном душе или в душе при каком-нибудь отельном бассейне, когда удавалось.

Автомобиля у меня тоже давно не было, поэтому ночевать приходилось под открытым небом или же подыскивать себе какое-нибудь случайное прибежище. Если холодало, я высматривал незапертый гараж; здесь, у моря, было множество дач, а при них гаражи. Вскоре я узнал, что состоятельные люди (а таким в моих глазах был любой счастливый обладатель дачи на морском взморье) частенько ставят в гараж дополнительный холодильник. Эти холодильники не только обеспечивали мне пропитание (в них нередко обнаруживались остатки снеди или выпивка), но и грели холодными ночами, если лечь поближе к задней стенке, где работает моторчик.

Однако если погода была теплая, я предпочитал ночевать в своем «доме» под пирсом городского парка. Я вырыл в песке яму рядом с бетонной опорой пирса, да не просто яму, а, по сути дела, глубокую нору, землянку. С берега ее было не разглядеть, и вода в нее не попадала. Тут я хранил свои скудные пожитки: кое-какую рыболовную снасть, поношенные футболки и шорты. Все свое, купленное на честно заработанные деньги. До воровства я не опускался. Я был свято убежден, что мое убежище для всех тайна и ни одна душа не ведает, где я прячусь. Вот почему я рыдал в голос, думая, что никто меня не услышит – и был поражен, когда поднял глаза и увидел Джонса.

– Поди сюда, сынок, – позвал он, протягивая мне руку. – Выбирайся на свет.

Я выполз из норы, ухватился за протянутую руку и выбрался на пирс, освещенный мягким ровным светом неоновых ламп.

Джонс представлял собой невысокого старичка, с длинными, зачесанными назад белоснежными волосами. Глаза его сияли даже в тусклом свете уличных фонарей, ярко-голубые и особенно яркие на фоне морщинистого лица. Несмотря на незатейливость наряда – а был Джонс облачен в обыкновенные джинсы, белую футболку и кожаные сандалии, – была в нем некая неизъяснимая величавость. Да, я понимаю, слово не то чтобы очень подходящее для седовласого старика на пустынном пирсе, но оно само просится на язык.

Коли уж зашла речь о внешности Джонса, скажу сразу, – я так и не смог понять, темнокожий он или белый. Цвет кожи у него напоминал кофе с молоком, и я никогда не спрашивал, загар это или африканские корни дают о себе знать. В общем, Джонс был смуглый, и, думаю, этого довольно, чтобы вы смогли нарисовать себе его портрет.

– О чем горюешь, сынок? – спросил Джонс. – Или, может, о ком-то горюешь?

«Да, мне есть о ком горевать, – подумал я. – О самом себе». А вслух спросил:

– Вы грабить меня пришли?

Вопрос, конечно, был бредовый, но тем явственнее он свидетельствовал о том, как я одичал и изверился в людях.

Брови у старика поползли вверх. Он заглянул мне за спину, в мою нору, и скептически хмыкнул.

– Грабить? Гм… у тебя там мебельный гарнитур или телевизор, которые мне отсюда не видно?

Я не ответил, только потупился. Почему-то от шуток незнакомца мне сделалось еще муторнее. Но, похоже, его это не волновало.

Старик шутливо ткнул меня в плечо.

– А ну-ка взбодрись, юноша! – сказал он. – Во-первых, ты выше меня ростом и крепче, так что грабить тебя я не собираюсь. Во-вторых… не поверишь, но в том, что ты не обременен излишком барахла, есть свои плюсы.

Я воззрился на незнакомца в недоумении, а он продолжал:

– Тебе ничто не угрожает. Ни я, ни кто другой не смогут тебя ограбить, потому что с тебя и взять-то нечего. – Он помолчал, всмотрелся в мое лицо и не увидел и тени улыбки. Напротив: я злобно насупился.

Тогда старик сменил тактику:

– Слушай, Энди, если я обещаю тебя не грабить, можно мне угоститься баночкой колы, – вон у тебя там запасец. – Он показал в глубину норы. Я молча пялил на него глаза. – Так да или нет? Угостишь? Пожалуйста!

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – подозрительно спросил я.

– Кстати, меня можешь звать просто Джонс, – прозвучало в ответ.

– Ладно, но откуда вы выведали мое имя? И откуда знаете, что у меня есть лимонад?

– Подумаешь, задачка. – Старик пожал плечами. – Я тут гуляю взад-вперед и давно уже за тобой наблюдаю. И, раз ты регулярно совершаешь ночные налеты на чужие холодильники и промышляешь разный фураж у местных богатеев, так, думаю, и лимонадом запасаешься. Угостишь?

Мгновение-другое я переваривал его ответ, потом слазал в нору и вытащил две банки колы. Одну вручил старику, другую открыл для себя.

– Ты ее не тряс, нет? – с усмешкой спросил тот. Увидев, что я по-прежнему хмурюсь и на шутки не откликаюсь, Джонс вздохнул и сказал: «Господи, ну ты и тяжелый случай». Он удобно сел на песок, скрестив ноги. Открыл банку, отхлебнул лимонада и сказал: «Что ж, начнем, пожалуй».

– Что начнем? – безразлично спросил я.

Джонс поставил банку на песок и ответил:

– Нам нужно узреть кое-что важное. Нужно проверить, как поживает твое сердце. Нужно обрести правильную точку зрения.

– В толк не возьму, о чем вы, – буркнул я. – И кто вы такой?

– Хм, по крайней мере, честно и откровенно. Как бы тебе объяснить? – Джонс подался вперед. – Насчет «кто я такой» – зови меня просто Джонс, а…

– Это вы уже говорили! – перебил я. – Я о другом.

– Знаю, о чем ты, – откликнулся старик. – Тебя интересует, откуда я и все такое прочее.

Я кивнул.

– Ну, сегодня вечером я просто пришел с пляжа.

Я со вздохом закатил глаза: сколько можно валять дурака!

Джонс усмехнулся и с шутливым протестом замахал руками.

– Ну, ну, будет тебе, не сердись на старину Джонса. Ладно? – спросил он уже потише.