Владимир Потемкин - Том 1. История дипломатии с древнейших времен до нового времени.

Семидесятитрехлетний старик Вильгельм I был раздражен и оскорблен. Когда вечером того же дня, 13 июля, Бенедетти снова попросил аудиенции, явно затем чтобы официально потребовать письменных гарантий, о которых король только что узнал из донесения Вертера, Вильгельм отказал Бенедетти в его просьбе. И все-таки они увиделись еще один раз, именно 14 июля, когда король уезжал из Эмса. Бенедетти явился на вокзал. Король не мог сесть в вагон, минуя посла. Вильгельм сказал Бенедетти, что более того, что он уже заявил послу, он сказать сейчас не может, но что переговоры по этому вопросу будут продолжаться в Берлине.

Уезжая из Эмса, король приказал находившемуся при нем советнику министерства иностранных дел фон Абекену изло жить события этого дня в телеграмме и послать ее Бисмарку. Наступил последний акт дипломатического конфликта, приведшего к кровопролитной войне.

С самого начала переговоров Бенедетти с прусским королем в Эмсе Бисмарк с напряженным вниманием следил за всеми фазисами начавшейся дипломатической кампании. Он видел ясно, что в Париже хотят войны, а король Вильгельм I ее не хочет и даже готов итти на унижение. Уже отказ Леопольда от испанской короны Бисмарк считал поражением для Пруссии. Но его агенты из Парижа доносили, что дело этим не кончится и что Наполеон III собирается предъявить какие-то новые требования.

«Эмсская депеша» Бисмарка. Вечером 13 июля Бисмарк сидел за обеденным столом с военным министром фон Рооном и начальником главного штаба прусской армии Гельмутом фон Мольтке. Бисмарку подали пришедшую из Эмса срочную депешу фон Абекена с изложением всех событий в Эмсе и слов короля, что переговоры будут продолжаться в Берлине. Бисмарк, фон Роон и Мольтке впали в глубокое уныние, как признавался потом Бисмарк.

Они просто не могли понять, как старый король решился обещать Бенедетти обсуждать в Берлине неслыханно дерзкое, провоцирующее требование Франции.

Тут-то Бисмарк и совершил тот поступок, о котором впервые стал откровенно и даже хвастливо говорить двадцать пять лет спустя, уже будучи в отставке.

Бисмарк обратился к Мольтке с вопросом, действительно ли вооружение армии и вся армия вообще находятся в Пруссии в таком состоянии, что можно вполне ручаться за победу в войне с Францией? Мольтке, не колеблясь, отвечал утвердительно. Тогда Бисмарк повторил свой вопрос, обратившись к военному министру фон Роону. Фон Роон решительно подтвердил ответ Мольтке. «В таком случае продолжайте спокойно обедать», — сказал Бисмарк своим гостям. Он вышел из-за стола и уже в другой комнате стал перечитывать депешу. «Я внимательно снова прочел депешу, — вспоминал много лет спустя Бисмарк, — взял карандаш и смело зачеркнул все то место, где было сказано, что Бенедетти просил о новой аудиенции; от депеши я оставил только голову и хвост». Таким образом, совершенно исчезли слова короля, сказанные на вокзале графу Бенедетти, что переговоры будут продолжаться в Берлине. Телеграмма получила такой смысл, что король отказался дальше вообще разговаривать с французским послом. «Это будет красный платок для гальского быка», — с удовлетворением заявил Бисмарк, прочитав гостям свое фальсифицированное произведение. Гости были в полном восторге. «Вы превратили шамаду note 35 в фанфару note 36", — сказал Мольтке.

Не теряя времени, Бисмарк сейчас же передал фальсифицированный текст для сообщения прессе. Дело было сделано. И Бисмарк и Наполеон III получили то, к чему оба одинаково стремились. Война сделалась неизбежной. Уже 15 июля французское правительство выступило в Законодательном корпусе с требованием военных кредитов и с заявлением о наступающей войне. Депутаты — и правительственные и оппозиционные — в подавляющем большинстве, без всякой критики, с возмущенными возгласами о кровном оскорблении, нанесенном чести Франции, вотировали кредиты и одобрили объявление войны Пруссии, которое и последовало формально 20 июля 1870 г. Только Тьер, знавший неподготовленность Франции к войне, слабо пробовал протестовать, но умолк при негодующих возгласах большинства.

Недовольство Александра II поведением Наполеона III. «Вы думаете, что у вас одних есть самолюбие», — с неудовольствием сказал Александр II своему любимцу французскомупослу в Петербурге генералу Флери, когдаузнал о требованиях, предъявленных французским правительством королю Вильгельму I. Так судил о дипломатических переговорах, приведших к войне, Александр II. Оттого-то Бисмарк и решился на подлог, что понял, как должно было рассердить Александра поведение Наполеона III, и как поэтому Пруссии выгодно было использовать такой удобный случай.

Также, как Александр II, судила об этом в июле 1870 г. и английская дипломатия. Впрочем, ее суждения для Бисмарка не имели того значения, как настроение русского царя.

Война началась при самых благоприятных для Бисмарка условиях дипломатической обстановки. Немедленно он опубликовал припрятанное им письменное изложение тайных требований Наполеона III насчет Бельгии, неосторожно поданное ему в 1867 г. французским послом. Англия была возмущена и взволнована этим доказательством агрессивности и коварства Франции. 20 июля 1870 г. дипломаты замолчали. Решающий голос принадлежал ружьям и пушкам.

Позиции России, Австро-Венгрии и Италии во время франко-прусской войны. В дни франко-прусской войны основная дипломатическая проблема была одной и во той же и для Франции и для Германии. Останется ли война локализованной или же прусской войны последует вмешательство других держав? Над этим вопросом трудилась дипломатия обеих воюющих стран. Франция мечтала о вмешательстве Австро-Венгрии и Италии; Германия стремилась добиться их нейтралитета. Наибольшее значение имела при этом позиция России. Никто так много не поработал над тем, чтобы обеспечить Пруссии благожелательность России, как император французов. По сравнению с его «трудами» усилия Бисмарка, пожалуй, покажутся скромными.

Наполеон III и в 60-х годах не переставал противодействовать России на Востоке. Политика Крымской коалиции отнюдь не была им оставлена. Не забыли в России и о том, что император Наполеон III был одним из авторов унизительного для России Парижского трактата. Свежи были в памяти и попытки Наполеона III вмешаться в русско-польские отношения во время польского восстания 1863 г. Наполеон III проявлял легкомысленное пренебрежение к интересам царской России, и для царского правительства не было иного пути, кроме сближения с Пруссией. Вдобавок, поражение Пруссии неминуемо привело бы к усилению Австро-Венгрии. Для царского правительства в этом заключалось еще одно основание к тому, чтобы предпочесть победу Пруссии.

23 (11) июля в «Правительственном вестнике» появилась декларация России о нейтралитете. Последняя фраза этой декларации была весьма многозначительной: «Императорское правительство всегда готово оказать самое искреннее содействие всякому стремлению, имеющему целью ограничить размеры военных действий, сократить их продолжительность и возвратить Европе блага мира». Указание на «ограничение размеров военных действий» было призывом к Австро-Венгрии не вмешиваться в франко-прусскую войну.

Между тем, вмешательство Австро-Венгрии было весьма возможным. Император Франц-Иосиф, военные, феодально-аристократические и клерикальные круги Австрии жаждали реванша.

Политическая линия этих элементов встречала оппозицию со стороны австрийской буржуазии, которая не одобряла какого-либо антинемецкого выступления. Еще более активно противодействовали вмешательству в войну венгры. Они видели в Германии опору против ненавистных им славян и боялись, что успешный реванш позволит Габсбургам отнять у Венгрии те привилегии, которые она получила в 1867 г. Вот почему венгерский премьер граф Андраши решительно воспротивился военному выступлению Австро-Венгрии.

Исход внутренней борьбы в правящих кругах Австро-Венгрии был решен позицией русского правительства: австрийцам стало известно, что на их вступление в войну Россия ответит открытием военных действий против Австро-Венгрии.

В течение первого месяца войны главные усилия русской дипломатии были сосредоточены именно на предотвращении австрийского реванша. Однако, вскоре военные события изменили дипломатическую ситуацию. После Седана вопрос об австрийском вмешательстве отпал.

Что касается Италии, то король Виктор-Эммануил первоначально склонялся к союзу с Францией. Однако, на пути этого союза стояли серьезные препятствия. Соображения внутренней политики не позволяли Наполеону III задевать духовенство: следовательно, он не мог пойти на ликвидацию папского государства. Между тем, национальное объединение Италии оставалось незаконченным до тех пор, пока Рим не был включен в состав единого итальянского государства. С другой стороны, Италия находилась в столь сильной финансовой зависимости от Франции, что ссориться с Наполеоном III ей тоже было нелегко. Это грозило бы государственным банкротством. Перед войной велись оживленные переговоры о франко-итальянском союзе с участием Австрии. Они были прерваны началом военных действий между Францией и Пруссией. Бисмарк серьезно опасался выступления Италии и даже вел переговоры с Маццини и другими представителями итальянских республиканцев: в случае выступления Италии на стороне Франции Бисмарк собирался деньгами и оружием поддержать республиканское восстание в Италии. Окончательно внешнеполитическую позицию Италии на время франко-прусской войны определил Седан. Вместо того чтобы помогать Франции, итальянские войска 20 сентября вступили в Рим.