Александр Островский - 1993. Расстрел «Белого дома»

Еще более странной, по мнению Б. Н. Ельцина, была оценка генеральным прокурором действий правительства.

„После неудачного штурма Останкина, — объяснял А. И. Казанник свою позицию экс-президенту, — Макашов и его боевики возвратились в „Белый дом“. С точки зрения права состав преступления считается оконченным с этого момента: они просто сидят в здании. Поэтому, прежде чем штурмовать „Белый дом“, надо было провести переговоры, потребовать, чтобы они вышли. Но никто — а мы допросили более 2000 военнослужащих и других лиц, — никто не показал, что эти переговоры велись. Обратное утверждал лишь Черномырдин. Я спросил у него, кто конкретно вел переговоры. Он сказал, что его помощник знает. Я спросил помощника. И услышал: „Впервые об этом слышу!““. [Там же.]

В связи с этим, по мнению генерального прокурора, действия правительства 4 октября имели преступный характер.

„Штурм начался без переговоров, — поясняет он, — следовательно, со стороны исполнительной власти были совершены тяжкие преступления на почве мести. Я объяснял это на простом примере. Допустим, идет по улице гражданин, на него набросились три бандита. Если он, защищаясь, их убил, ему надо объявить благодарность: он действовал в состоянии необходимой обороны. Но если он, раздетый, вырвался, посидел на кухне два часа, выпил для храбрости, взял топор, побежал по городу, встретил их и всех зарубил, — это будет убийство на почве мести. Со штурмом „Белого дома“ точно такая ситуация. Стало быть, когда мы ставили задачу расследовать октябрьские события всесторонне и объективно, мы вынуждены были расследовать и эту сюжетную линию“.

Как только прокуратура встала на путь расследования действий „правительственных сил, во многом повинных в сложившейся ситуации и в тяжких последствиях происшедшего“, это вызвало недовольство „представителей государственной власти“. [Прошкин Л. Самострел (уголовное дело № 18/123669-93). Как Таманская дивизия и дивизия Дзержинского перестреляли друг друга пять лет назад (уголовное дела № 18/123669-93) // Совершенно секретно. 1998. 7 октября. ] Более того, на этом пути прокуратура столкнулась с противодействием. Как уже отмечалось, Генеральной прокуратуре „не позволили отстрелять оружие ни одного из подразделений, которые принимали участие в тех событиях, в том числе и „Витязя“!“[Корольков И. Павшие за чужую икру (интервью с бывшим старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Л. Прошкиным) // Московские новости. 2003. № 38. 30 сентября.]

По свидетельству А. И. Казанника, расследование обстоятельств „штурма“ Белого дома поставило Генеральную прокуратуру перед необходимостью предъявления обвинения министру обороны П. С. Грачеву и министру внутренних дел В. Ф. Ерину „как исполнителям преступных приказов“. Но тогда возникал вопрос и о том, кто отдавал эти „преступные приказы“, то есть о Б. Н. Ельцине. „…Мы, — утверждает А. И. Казанник, — понимали, что процедура привлечения Ельцина к уголовной ответственности исключительно сложная“, но „в феврале 1994 года, во время совещания в прокуратуре, мы пришли к выводу, что придется расследовать уголовное дело и в этом аспекте“. [Петров А. „Меня восприняли как ельцинского палача“ // Московские новости. 2003. 30 сентября (интервью А И. Казанника)]

И тут генерального прокурора „вызвал“ к себе Б. Н. Ельцин и совершенно неожиданно для него заявил о своем намерении внести в Государственную думу проект постановления об амнистии. По утверждению А. И. Казанника, он предупредил президента, что, получив такой проект, депутаты Государственной думы „доработают“ его и распространят как на членов ГКЧП, гак и на обвиняемых, проходящих по делу № 18/123669-93. Однако Борис Николаевич не стал рассматривать подобный вариант развития событий, бросив лишь фразу: „Не посмеют!“ [Там же.]

Как развивались события дальше?

16 февраля 1994 г. Государственная дума приняла решение „Об утверждении состава Комиссии по расследованию событий 21 сентября — 4 октября 1993 г.“. [Костиков В.В. Роман с президентом С. 294.]

23-го 1994 г. председатель Государственной думы И. П. Рыбкин подписал постановление „Об объявлении политической и экономической амнистии“, некоторые пункты которого вступали в силу с момента публикации. В тот же день спикер подписал другое постановление Государственной думы — о ликвидации названной ранее комиссии[Там же. С. 286–294.], которая таким образом умерла, едва успев родиться.

Это было связано с тем, что под объявленную амнистию подпадали не только взяточники и воры, но и обвиняемые по делу № 18/123669-93. Между тем когда, по всей видимости, на следующий день А. И. Казаннику прислали текст этого документа, на нем была начертана резолюция Б. Н. Ельцина, касающаяся дела № 18/123669-93: „Казаннику, Голушко, Ерину. Никого не освобождать из арестованных, а расследовать уголовное дело в прежнем порядке“. [Петров А. „Меня восприняли как ельцинского палача“ // Московские новости. 2003 30 сентября (интервью А. И. Казанника)]

Приехав 25-го в Генеральную прокуратуру, А. И. Казанник „собрал коллегию, вытащил этот документ с резолюцией Ельцина и сказал: „Мы проведем амнистию. Сегодня пятница, на завтра объявляю рабочий день. Я попытаюсь уговорить Бориса Николаевича, чтобы он отозвал документ со своей резолюцией. Иначе я вынужден буду уйти в отставку, проведя предварительно амнистию“. Наступило гробовое молчание… Меня поддержал только один из заместителей“. [Там же.]

После этого, если верить А. И. Казаннику, он позвонил Б. Н. Ельцину на дачу и между ними состоялся следующий разговор: „„Борис Николаевич, настаиваю, чтобы вы немедленно отозвали документ со своей резолюцией“. Он ответил жестко: „Нет!“ — „Тогда амнистия будет проведена вопреки вашей резолюции, мой долг — выполнять постановления Думы!“ — „Этого вы не посмеете сделать“. Я сказал, что в противном случае уйду в отставку после проведения амнистии. „Вы в отставку не уйдете!“ — И Ельцин бросил трубку“. [Там же.]

Б. Н. Ельцин отдал приказ директору ФСК Н. М. Голушко никого из Лефортово не выпускать. Но 26 февраля были освобождены все 74 человека, проходившие по делу о событиях 1993 г. После этого Н. М. Голушко и А. И. Казанника сразу же отправили в отставку[Костиков В.В. Роман с президентом С. 286–292.]

Несмотря на то что после 23 февраля 1994 г. некоторые следственные действия, касающиеся октябрьских событий 1993 г., еще продолжались[Прошкин Л. Самострел (уголовное дело № 18/123669-93) Как Таманская дивизия и дивизия Дзержинского перестреляли друг друга пять лет назад (уголовное дело № 18/123669-93) // Совершенно секретно. 1998. 7 октября. ], в целом амнистия похоронила уголовное дело № 18/123669-93.

К числу тех, кто был заинтересован в таком исходе, принадлежал и Б. Н. Ельцин. Поэтому, заявляя о своем нежелании распространять ее на обвиняемых, проходивших по этому делу, возмущаясь позицией А. И. Казанника и Н. М. Голушко, он просто-напросто играл.

Если бы Б. Н. Ельцин действительно не хотел освобождения арестованных, то этот инцидент должен был проложить пропасть недоверия между ним и спикером Государственной думы Иваном Рыбкиным. Однако буквально через несколько дней после этих событий, 1 марта 1994 г., Борис Николаевич включил И. П. Рыбкина в состав Совета по кадровой политике при президенте. [Костиков В.В. Роман с президентом. С. 295.]

А 27 апреля в Георгиевском зале Кремля президент и Государственная дума подписали „Договор об общественном согласии“. Аграрная партия, КПРФ и „Яблоко“ назвали его „актом о безоговорочной капитуляции“. [Леонов Н. Крестный путь России. С. 193–194.]

Касаясь вопроса о конфликте между президентом и парламентом в 1992–1993 гг., один из лидеров ФНС Н. А. Павлов отмечал, что между ними было два яблока раздора: проблема разоружения и проблема приватизации. [Павлов Н. Коллективный Распутин — в действии. Незаконченный переворот — причины и последствия // Аль-Кодс. 1994. № 24 (45). 2 августа.]

Совершив государственный переворот, Б. Н. Ельцин уже 2 ноября 1993 г. утвердил новую военную доктрину[Об основных положениях военной доктрины РФ // Собрание Актов Президента и Правительства Российской Федерации 1993. № 45. 8 ноября. С. 4813], в основу которой был положен принцип: у России нет больше врагов. [В военной доктрине России нет обязательства не применять ядерного оружия первой // Известия. 1993. 4 ноября (интервью В. Кононенко с О. И Лобовым).]

Но если у страны нет врагов, для чего нужна армия? Оказывается, для защиты демократии. [Офицеры России — державная политическая сила. М., 2006. С. 9.] От кого же ее нужно защищать, если извне ей никто не угрожает? Получается, что от нас с вами.

Первоначально предполагалось, что после ликвидации СССР государства СНГ будут иметь общую армию. Однако состоявшееся 15 мая 1992 г. в Ташкенте совещание приняло решение о ее разделе. [Вооруженные силы России: власть и политика (электронная версия).]