Фридрих Делич - Библия и Вавилон

Каждый без предубеждения относящийся к фактам должен сознаться, что содержание понятия «грех» или, говоря другими словами, совокупности всего того, чего человек обязан не делать по отношению к Богу и людям, в Вавилоне и в Ветхом Завете совершенно одинаково. Такое же согласие господствует и во взглядах обоих народов на последствия греха. Ни один грех не может укрыться от глаз божества, ни один не останется без наказания. Последствием греха является гнев божества, отлучающий грешника от общения с ним и проявляющийся в наказании: в болезни, несчастии, нужде, недоброжелательстве, гибели, смерти (Пс. ХХХVIII, 3; LXXXVII, 8; VIII, 16; LXXXIX; 7 и мн. др.). Ветхо– и новозаветное воззрение, что болезнь и нужда являются расплатой за грехи, совершенно сходно с вавилонским, и мы хотели бы сказать — счастье, что оно сходно с ним, ибо это даёт нам право как можно тщательнее исследовать ещё раз, может ли принятие подобной причинной связи между болезнью и грехом устоять перед судом приобретённых нами с тех пор знаний.

В сердечном сокрушении, молитвой и слезами старается вавилонский праведник умилостивить гнев божества, успокоить его сердце, твёрдо веря в отеческое милосердие его. Все ветхозаветные молитвы, вызванные тяжким последствием греха, как, например: «Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоём наказывай меня!» (Пс. VI, 2) или призывы «Доколе же, о Боже», полны стремления освободиться от тяжести греха и тем самым избавиться от болезни, несчастия или вражды; все они полны надежды, что Бог благословит произносящего их долголетием, и он будет иметь возможность долго вести праведную жизнь; все дышат твёрдой верой в милость божества. И совершенно подобные молитвы, выраженные в захватывающих словах, читаем мы в различных вариациях и в вавилонских молитвенных песнопениях.

Само собой разумеется, что в вавилонских покаянных молитвах и псалмах кающийся грешник прежде всего молит об избавлении от греха, о прощении его, преимущественно с той целью, чтобы с него было снято отлучение, чтобы болезнь, страх смерти, несчастье или нужда были удалены из дома молящегося. Вавилоняне должны бы были быть не людьми, если бы это было иначе. Но думать, что израильский народ имел более глубокое, — «бесконечно более глубокое» — понятие о сущности греха, значит обманывать себя и других. Если думать, что вавилоняне замечали грех лишь вследствие его внешних последствий, то этому противоречат постоянно повторяемые жалобы вавилонских праведников, упоминающих наряду с внешними последствиями греха также и о причиняемых им душевных страданиях. К этому надо добавить, что именно вавилонская религия выработала особенно нежные, искренние верования о связи, существующей между людьми и божеством, и о нарушении её вследствие греха. Каждый человек, как царь, так и всякий другой смертный, рассматривается, как «дитя своего Бога»; его Бог, которому он обязан жизнью, проникает в виде доброго духа всё его внутреннее существо, охраняя и защищая его. Ни одно более значительное несчастье, как, например, болезнь или горе, не может постигнуть человека, если только вследствие грехов Бог или (по отношению к женщине) богиня не покинет его тела.

Подобное оставление человека божеством и вызываемые им душевные мучения являются в глазах вавилонян страшнейшим последствием греха. Только на милость божества уповает грешник, как потому, что часто, несмотря на самое добросовестное самоиспытание, он не может знать всех своих грехов, требующих покаяния, так и потому, что мысли божества — не наши мысли, и человек иногда считает дурным угодное божеству и наоборот. Но вавилонянин живёт с твёрдой верой, что

богобоязненность — порождает милость,

жертва — удлиняет жизнь

и молитва — освобождает от грехов.

Божества милосердны и сострадательны и охотно возвращают своё расположение кающемуся грешнику, в особенности Мардук, более всего любящий воскрешать мёртвых, т. е. снова возвращать к жизни постигнутых смертью, изливающийся в сострадании, врач тела и души людей, является одним из самых светлых и благородных созданий вавилонского Пантеона. Но и все остальные великие божества понимались, как нравственные силы. Самис, Бог солнца, называется «богом справедливости». Это справедливый, неподкупный судья, видящий всё, даже самое сокровенное и, подобно тому, как о Иегове говорится: «Правда пойдёт перед Ним и поставит на путь стопы свои» (Пс. LXXXIV, 14) или: «правда и суд — основание престола Его» (Пс. XCVI, 2), так и перед вавилонским богом солнца стоят всегда божества «право» и «справедливость». И какое высокое, светлое представление должно было быть связано с сыном Мардука — Небо, если его почитали и молились ему, как «свету правды».

Из сказаннаго само собой ясно, что и вавилонские божества суть живые силы. Относительно этого мы должны коренным образом изменить наш прежний взгляд. Ветхозаветные изображения ассиро–вавилонских богов и насмешки над ними, как над деревянными и каменными идолами, сделанными человеческими руками (Второзак. IV, 28; Исаия XLIV, 9 и cл.), связаны лишь с внешней стороной вавилонского богопочитания. Как показали нам раскопки, самый почитаемый (Adyton) из вавилонских храмов представляет собой весьма небольшое пространство, почти всё занятое постаментом статуи бога, так что оставалось место для движений лишь одного жреца. Изображенние, как таковое, уже по одному этому не могло быть предназначено для поклонения со стороны народа. Скорее оно должно было обозначать место, избранное божеством для пребывания его среди людей, главным образом среди своего народа, место, где верующие постоянно могли бы найти его. Как Иегова, бог израиля, после того как управление народом сосредоточилось в Иерусалиме и Соломон построил храм на Сионе, избрал Иерусалим местом своего жительства, а храм на Сионе — своим домом, скрывающим в себе Его величие, так Мардук избрал Вавилон местом своего пребывания и храм Езагила своим любимым жилищем. В земном доме божества человек чувствует себя ближе всего к нему. Поэтому подобно тому, как еврейский поэт стремится к преддверию храма Иеговы, так один из вавилонских праведников в вечерней молитве просит божество перенести его во сне в Езагилу, святилище Мардука. Похищение статуи вавилонского божества врагами или вообще разрушение храма было для города или народа признаком, что божество разгневалось и вознеслось обратно на небо. Если умилостивить его гнев, оно возвращается в свой храм, как и Иегова после возвращения израиля из плена вернулся в свой город к своему народу. Конечно, на долю особенно почитаемых и прославленных изображений богов, когда их носили в торжественных процессиях, а также маленьких фигурок богов, которые прислужникам храма разрешалось продавать верующим, выпадало известное поклонение со стороны простого народа. Однако такое поклонение вовсе не составляло сущности вавилонской религии; мы знаем, что и иудейские пророки упоминают об одной таинственной горе богов на севере, где живут вавилонские божества (Исаия XIV, 13; Иезек. XXVIII, 14, 16) и можем таким образом заключить, что они хорошо понимали разницу между самими богами и земными формами их изображения.

Но ведь так и должно было быть, что силы и формы проявления живых божеств, даже если бы они все олицетворялись отдельно, соответствовали живым божествам. И таким образом ассиро–вавилонские божества по своим свойствам ни в чём не отличались от Иеговы, бога израиля. И они — всемогущие, всеведующие, вездесущие существа; и они творят всё, что хотят, на небе и на земле, «на морях и во всех безднах» (Пс. CXXXIV, 6). Перед Иеговой горы тают, как воск, и точно также одно слово вавилонских богов сравнивает горы с землёй. Мардук приказывает, и всё делается по его слову и, как пророк Наум говорит о гневных, всесильных словах Иеговы: «запретит он морю — и оно высыхает, и все реки иссыхают; вянет Васан и Кармил и блёкнет цвет на Ливане», точно так же читаем мы в одном псалме, обращённом к Мардуку: