Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

Успокоившись, Анна проговорила:

- Только сейчас, сынок, я поняла твою любовь... Только сейчас вот... до конца. И какой ты сам! Ну, читай.

- Не могу, мама, - проговорил он еле слышно.

- Дурачок... Это хорошее письмо, я материнским чутьем чувствую. Иначе бы зачем она его стала писать? Через столько-то лет?! Зачем?

- Вот потому и страшно.

Они еще помолчали. А потом она сказала:

- Тогда я сама.

Она хотела взять письмо, протянула к нему руку.

- Мама! - вскричал он умоляюще, опередил ее, схватил конверт. - Не надо...

Конверт жег ему пальцы, они подрагивали, и сам он весь был возбужден, в глазах лихорадочное смятение...

- Не надо, - повторил он, шагнул к вешалке, сорвал пиджак, надел его, письмо положил во внутренний карман, взял стоящую в углу свою походную палку и торопливо вышел из дома.

Небо над землей было распахнуто во всю ширь, теплый осенний день, о наступлении которого люди были извещены еще во мраке древними птицами, только разгорался. Выйдя на крыльцо, Дмитрий оглядел все небо, от края до края, и будто впервые изумился его беспредельности. И он ощутил в себе желание идти и идти куда-то в эту беспредельность и нести туда свое необыкновенное чувство... Дмитрий шагнул со ступенек и пошел.

Пройдя всю улицу до конца, зашагал полем к Звенигоре. Поглядывая на ее острые гранитные утесы, он почему-то подумал, что испокон веков они бороздят и бороздят пространство над землей. Земля вращается, и они бороздят... И он, Дмитрий, частица этой земли, вращается вместе с ней. И те девчата, что беспечно хохотали прошедшей ночью за околицей. И петухи, возвестившие приближение рассвета, и те малые птахи - соловьи, которые клюют росу, чтобы промыть горло для своих песен... Эти случайно возникшие мысли заставили его остановиться. Он вдруг подумал: как же это он не может дописать то стихотворение о беспредельности жизни и никогда не преходящей человеческой радости?! То стихотворение, которое так нравится Лене, дочери его погибшего во имя всего этого брата... Это же до удивления легко и просто! Как там, на чем обрывается?

Дмитрий отчетливо вспомнил:

В моей крови

Гудит набат веков,

Набат побед и горьких потрясений!

И знаю я - до смерти далеко.

И вновь зову веселье в час весенний...

Бывает так, что белый свет не мил.

Но вот в полях последний снег растаял.

И я окно распахиваю в мир

И календарь моей весны листаю.

В тот календарь,

Что весь пропах листвой,

Характер вписан строчкой голубою.

В характере моем

И озорство,

И выдержка солдата перед боем...

Я слышу

Соловьи росу клюют,

И солнце поднимается все выше...

Дальше не рождалось ни одной строчки, ни одного слова. "А ведь они должны быть такими..."

И Дмитрий без всякого усилия, будто слова и строчки он знал давным-давно и лишь забыл на время, а теперь вспомнил вдруг, мысленно произнес:

...За сотни верст

Я в это утро слышу:

Опять на взгорье петухи поют.

За сотни верст...

Идут девчата вновь

Встречать зарю, что встанет над деревней.

О, как у них течет по жилам кровь!

Точь-в-точь как сок па молодим деревьям.

Идет весна!

И, душу веселя,

Зеркальными

Играет лемехами.

И весело

Вращается земля

С девчатами,

С ручьями,

С петухами!

У Дмитрия были и карандаш, и блокнот, но он ничего не стал записывать, зная, что раз пришедшие в голову слова и строки никогда не забудутся. Он только подумал, с каким-то радостным удивлением отмечая про себя: "Осень вот, а я о весне! Хотел написать горькие, тяжелые или тревожные стихи, а получились радостные и веселые!"

Он подумал так, не понимая еще, что причиной атому пришедшее сегодня письмо. Что в нем? Он боялся об этом думать. Боялся, но верил, что в нем его счастье и смысл всей его дальнейшей жизни. "Я материнским чутьем чувствую..." - то и дело всплывали у него в голове недавние слова матери. А чутье матери не обманывает.

Дмитрий постоял и пошел дальше.

Он шел и шел бесконечными желтыми перелесками, шурша сухими опавшими листьями.

Куда шел - не думал;, это ему было безразлично, главное - идти и идти...

От желтых берез было светло на земле, и она, окрашенная этим светом, летела среди звезд куда-то во тьму, в вечность.