Жерар Израэль - Кир Великий

Далеко на востоке, на высоком Иранском нагорье, защищенном от набегов кочевников высокими горами, вокруг столицы-крепости Экбатаны проживали мидяне. Их цари давно мечтали объединить все арийские племена, и древние, и те, что пришли недавно, в политический союз, который позволил бы оградить царство от набегов ассирийцев.

Ассирия, Вавилония, Лидия и Мидия меньше всего заботились о судьбе прежних царств Маны, Урарту или Фригии, унесенных ветром истории подобно тому, как был низведен до роли третьестепенной державы древний и славный Элам с его великолепной столицей Сузами…

Арийское племя, обосновавшееся на склонах гор, господствовавших над Сузианской долиной, имело своим главным городом Пасаргады. Вождю этого племени, Ахемену, был присвоен титул царя Аншана, по названию гор, на которых жило племя. Пасаргады сохраняли выжидательную позицию по отношению к окружающему миру. Казалось, этот народ ждал часа, когда сможет перевернуть весь восток, отцы и матери воспитывали в детях качества, проверенные веками: готовность к лишениям, строгую мораль, нетерпимость ко лжи и, что странно для того времени, уважение к другим людям.

В середине VI века Кир, царь Аншана, мечтая завоевать весь мир, покинул столицу и увлек за собой всех ариев, живших на землях, получивших общее название — Персия. Правители, царившие в соседней могучей Мидии, в богатой Лидии, в загадочном Вавилоне и даже свергнутые князья Ассирийской империи, разгромленной как по волшебству за несколько лет до этого, с удивленной улыбкой отнеслись к этому новому предводителю клана «пожирателей фисташек, запивающих их водою». И действительно, человек, начавший так свой взлет, не слыл до этого великим завоевателем, как остальные…

После первой же победы над мидянами Кир проникся уверенностью, что ему предстоит объединить весь мир, создать всемирную империю, нечто «целое», и предоставить каждому народу право оставаться самим собою. Этот царь маленького государства Аншан собирался установить на необъятных землях от Средиземного моря до Персидского залива, от берегов Сырдарьи до Нила такой строй, при котором каждый народ получит благосостояние, милость богов, уважение окружающих, а главное — мир.

Во все времена, особенно под влиянием ассирийцев, власти предержащие считали войну обязанностью, предписанной богами. Правители империй вели войны для расширения пределов своего царства, дабы увеличить могущество своих богов или чтобы доказать свою военную мощь, полученную по милости божества; периоды затишья они рассматривали лишь как привалы, необходимые для перестройки своих сил или для поиска повода вновь двинуть вперед свои войска.

Уже при Кире и после него, при его ахеменидских последователях, война перестала рассматриваться как религиозный ритуал. Столкновения между народами считались нарушениями божественной воли: Ормузд (Ахурамазда), великий бог персов, создал человека и мир для человека.

А кто, по мнению царя, должен пользоваться этим единством всего мира и всеобщего покоя? Шла ли речь только об удовлетворении божественной воли? Или речь идет также об объединении людей в великой империи, что умиротворило бы тем самым гордыню наций?

До установления Персидского царства никогда не вставал вопрос о человеке вне его принадлежности к обществу, в котором он жил. В месопотамских цивилизациях голос отдельного человека мог быть услышан, если это была жертва, а черты лица появлялись в произведениях искусства лишь на портретах властителей и их приближенных. Как заметил Роман Гиршман, страдания смертельно раненных животных выражены в произведениях ассирийских художников с большей силой, чем страдания людей, добывающих себе пропитание или сражающихся на поле боя, защищая интересы их господ, чье могущество, разумеется, угодно богам.

Жители Месопотамии, будь то рабы или свободные люди, подчинялись закону традиционного превосходства, основанному на земельной собственности или на военной иерархии. И рабы, и свободные люди использовались на работах по возведению храмов и дворцов во славу монарха. Их также забирали в армию, а ее задачей было распространить в мире власть царя.

Гнет божественных сил, давивший на плечи человека две с половиной тысячи лет тому назад, был и тяжелее и таинственнее, чем тот, что испытывали подданные политической власти. Все сферы человеческой деятельности имели своих богов. Общаясь с природой, человек на каждом шагу сталкивался с каким-нибудь божеством: бог воды, бог земли, бог растений, бог ветра, бог бурь, бог дождя, бог огня. А когда он с мольбой и надеждой поднимал голову к небу, то сталкивался с внеземными божествами, далекими, но намного более могучими, от которых человек чувствовал себя еще более ничтожным: солнце, луна, планеты, звезды, молнии, гром, и у каждого явления был свой бог.

Кроме всего этого бесконечного пантеона, составляющего их окружение, люди той эпохи были подданными династических божеств. Цари, их повелители, были посланцами богов и сами по себе — божества, они требовали удвоенной преданности по отношению к себе, поскольку могли точно судить о поведении своих подданных…

Люди так были заняты борьбой за выживание, что не успевали вглядеться в самих себя и окружение, в котором жили. Их политическое, экономическое и религиозное подчинение делало из них существа, лишенные подлинной жизни…

В начале VI века по сути дела ничего не изменилось. Однако похоже было, что такие цари Вавилона, как Навуходоносор, по примеру своего далекого предшественника Хаммурапи, провозгласившего свод законов, начали понимать, что каждый из людей — человек. Конечно, перед лицом политической власти житель Месопотамии был обязан всегда соблюдать покорность. Но мало-помалу стала пробивать себе дорогу мысль о необходимости индивидуальной целесообразности царских деяний. Еще очень далеко было до желания обеспечить счастье людей, но за неоспоримой властью владыки, жрецов и купеческой верхушки уже просматривалось робкое присутствие индивидуального сознания, способного оценивать окружающее и питать надежды. Все указывает, что именно тогда появился первый проблеск в умах людей о возможности их собственного освобождения.

Во всяком случае, Кир был современником этой перемены в сознании.

Этот перс появился на Ближнем Востоке, как мы уже сказали, не только со своей политической идеей создать империю, объединяющую всех людей, но и со своим пониманием божества, весьма отличающимся от того, которого придерживались большинство его современников.

На заре того же VI века, незадолго до установления власти Ахеменидов, по земле арийской бродил некий прорицатель, проповедующий справедливость и освобождение людей; он порвал завесу тьмы, назвав Ормузда создателем благой идеи, который «первым наполнил светом благословенные пространства» — это был Заратуштра. Человек, реформировавший первоначальную религию ариев, требовал уважать жизнь животных и осуждал кровавые жертвоприношения. Благодаря учению своего нового жреца Ахурамазда (Ормузд) становился всеобщим богом, и естественным, и метафизическим одновременно. Постепенно благодаря Заратуштре возник новый духовный очаг, привлекавший к себе одного за другим деятелей империи, создаваемой Киром и его последователями, которые словно подчинялись плану, задуманному без их ведома новым загадочным оракулом маздеизма…

Однако за много лет до возникновения династии Ахеменидов уже существовал другой очаг духовной революции: за семь веков до выхода персов из своих горных границ некий семитский народ совершал бегство из Египта. Ведомый своим предводителем Моисеем, он получил в пустыне, где царил бог Луны, откровение единого Бога, создателя неба и земли, провозгласившего устами избранного им народа моральный и духовный закон, высшей целью которого было освобождение человека.

Неизвестно, знал ли Кир Великий учение Заратуштры. Также неизвестно, признал ли великий перс в боге древних евреев единственного Творца Вселенной. Но наверняка известно, что Ахеменид применил на практике принципы свободы, сформулированные Заратуштрой, и что он позволил иудеям, сосланным в Вавилон, вернуться в свою страну, словно он действительно верил, что их бог только для этого дал ему возможность построить империю.

В эпоху Кира такой настрой умов к монотеизму начинал утверждаться среди народов Востока как результат духовного созревания их морали. Предугаданное Заратуштрой и провозглашенное Моисеем божественное единство, исключительная роль бога-творца прямо вели к идее персонифицированного бога, который наилучшим образом отвечал чаяниям людей той эпохи и того региона, загадочного Востока…

И в пределах своей империи, сам того не ожидая, Кир обнаружил проявления нового мышления, направленного на определение области идей, где боги уже не занимали главное место, это была положительная, рациональная идеология. Греки ионийских городов продолжали вместе со своими философами размышлять о природе. Они старались уточнить ее значение, не прибегая к мифам, согласно которым, например, у ветра должен быть свой бог так же, как у дождя, облаков, луговых трав и горных потоков. Эти философы не желали отдавать силы природы под владычество отдельных божеств. Еще категоричнее выступали они против того, чтобы происходившие у них на глазах физические явления приписывались воле людей, которым якобы подчиняются не только другие люди, но и силы природы. Конечно, никто из греческих мыслителей не рискнул бы отрицать важность или могущество божеств, но уже сам факт составления перечня знаний, не зависящих от трансцендентального вмешательства, был настоящей революцией. Так родилась абстрактная мысль, отрицающая подчинение физических явлений неким божествам.