Эрнест Лависс - Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815

Научное творчество Маркса и Энгельса и их политическая деятельность наложили неизгладимую печать на умственную жизнь миллионов и миллионов людей и духовно мобилизовали целые поколения пролетариата и трудящихся на повторные штурмы угнетающего их эксплуататорского строя. Основание I Интернационала, вдохновляемого Марксом и Энгельсом при первых же шагах этой организации, явилось лишь яркой иллюстрацией к основной мысли «Манифеста», к идее объединения пролетариев для борьбы, в которой они должны сбросить с себя цепи и завоевать весь мир. Учение Маркса и Энгельса- не только осветило ярким светом всю историю и ближайшее будущее человечества, но оно оказалось и неиссякаемым источником моральной энергии для борющихся. Оно научило борцов за новый социальный строй понимать, что их поражения — явление временное, что опускать голову нет оснований, как бы ни был тяжел тот или иной постигший их удар. Когда 2 декабря 1851 года Луи-Наполеон Бонапарт задушил Вторую французскую республику, то этот разгром всех упований и всех революционных мечтаний, еще в 1848 году казавшихся такими близкими к осуществлению, поверг многих даже очень и очень сильных умом и духом мыслителей (вроде, например, Герцена) в совершенное уныние, им стало представляться, что дряхлый европейский мир осужден на распад и гибель, что уже навеки закрыты перспективы и пропала дорога, ведущая к лучшему будущему. А в это же самое время Маркс и Энгельс ни в малейшей степени, буквально ни на один день, не утрачивали ясности мысли и бодрости настроения и организовывали пролетариат на дальнейшие битвы.

И эту всегдашнюю бодрость духа творцы теории научного социализма не только сами почерпнули из своего учения, но и сумели вдохнуть ее в целые поколения бойцов, которые их учение восприняли.

Маркс в самые последние годы своей жизни с надеждой взирал на Россию и предвидел бурное развитие революционного движения на русской почве. За три года до смерти Маркс совместно с Энгельсом написал пророческие строки о революционном движении в России, которое «…после борьбы, — быть может, длительной и жестокой, — в конце концов должно неизбежно привести к созданию Российской Коммуны» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XV, Стр. 552). Ни Маркс, ни Энгельс не дожили до великого пролетарского восстания и его торжества в России, но как хорошо они учат нас понимать, почему современную нам империалистическую буржуазию доводит до такого неслыханного озлобления и до такой паники именно тот факт, что на географическом месте царской России высится Советский Союз, что место «жандарма Европы» теперь занял друг и верный союзник эксплуатируемых на всем земном шаре!

Россия играла в XIX веке огромную роль в мировой политике. Начиная с периода наполеоновских войн, когда 1812 год положил начало долгой кровавой борьбе европейских народов против наполеоновского владычества, и кончая участием в китайских событиях 1899–1900 годов, Россия оказывала от начала до конца XIX века колоссальное влияние на судьбы человечества. Выступления царского правительства постоянно были направлены к удушению освободительных движений на Западе, и царской России суждено было в самом деле, по правильному определению основоположников революционного марксизма, играть роль «жандарма Европы». Правда, постепенно — сначала медленно, потом более ускоренным темпом, в России нарастали в течение XIX века враждебные царизму силы. От декабристов и Герцена до петрашевцев, от петрашевцев до Чернышевского, до революционеров 60-х и 70-х годов, от землевольцев и народовольцев до начала и распространения революционного марксизма, до молодого Ленина и его первых соратников в 90-х годах XIX века — борьба против самодержавия и эксплоа-таторского строя выдвигала бойцов за бойцами.

До конца XIX века самодержавие не было низвергнуто, по его былые основы, и социально-экономические и идеологические, оказались сильно расшатанными. «Жандарм Европы» уже должен был непрестанно думать о собственном спасении от гибели, а не о былых походах в Европу с целью спасения чужих «тронов и алтарей». Не за горами уже было то время, когда великий героизм русского народа, проявленный им во время всех войн XIX века, в которых участвовала Россия, должен был сказаться в вооруженной революционной борьбе против своих хищников и чужих интервентов.

Но не только в качестве «жандарма Европы» выступала Россия в XIX веке. Этот век был временем, когда русский народ властно занял одно из центральных, первенствующих мест в мировой культуре. «Древняя Греция дала Сократа, Аристотеля, Платона, Софокла, Эсхила, Фидия; Италия дала

Данте, Микель Анджело, Леонардо да Винчи; Франция — Вольтера, Руссо, Виктора Гюго; Германия — Гёте, Шиллера; Англия — Шекспира и Байрона; Россия пришла позже других, — потому что начала жить исторической жизнью позже других, — но она уже успела дать только за один XIX век Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского — четырех художественных титанов XIX столетия. Чего же нельзя ожидать от нее в будущем?» — так сказал в одной своей речи покойный видный французский публицист Марсель Самба. Мы знаем, что Россия в XIX веке дала миру не только этих «четырех титанов», но и целую галерею высоких талантов литературы, искусства и точной науки. Но Самба в своем кратком пересчете был намеренно очень скуп и, говоря о вечных вкладах отдельных стран в сокровищницу мировой культуры, останавливался, во-первых, почти только на гигантах литературы й искусства, а во-вторых, только на таких именно гигантах, которые, каждый в своей сфере, оказали могущественное влияние на все культурное человечество.

И по общему признанию XIX век был веком несравненного, все растущего мирового триумфа русской художественной литературы. Когда Проспер Мериме и первые переводчики открыли Европе Пушкина, когда Боденштедт «открыл» Лермонтова, когда знаменитый французский критик Сент-Бев заговорил о Гоголе, а Париж времен Второй империи бурными аплодисментами и несмолкаемым смехом встретил первое театральное представление «Ревизора», — то Есе это было лишь началом триумфального выступления великой русской литературы на мировой арене. Могущественное влияние прозы Тургенева на Флобера, Зола, Мопассана, Ауэрбаха, Шпильгагена тоже дало лишь первые намеки на то, чем суждено было стать к концу XIX века для Европы и Америки Льву Толстому и Достоевскому. Критики и беллетристы Запада единогласно признают, что после появления «Войны и мира», «Анны Карениной», «Воскресения», после «Преступления и наказания», «Записок из мертвого дома», «Карамазовых» требования к художественной литературе так неслыханно возросли, что стало просто невозможным писать «по-старине», и все читающее человечество почувствовало, что в словесном творчестве, в художественном психологическом анализе сделан новый огромный шаг по тому пути, который только начали прокладывать в начале и в середине XIX века такие большие художники, как Бальзак, Стендаль и Флобер, Диккенс и Теккерей. Великие русские творцы, чем больше их узнавали к концу XIX столетия, тем более и более могущественно влияли на все литературы Запада, и это могучее русское влияние XIX век полностью завещал XX веку. «После Шекспира свет не знал еще никогда в области художественного творчества такой всемирной славы, как слава Льва Толстого», — писали английские журналы, когда умер Толстой. «На Западе в художественной литературе по прежнему царит Достоевский», — правильно констатировал в 1926 году покойный Луначарский в одной из своих публичных лекций, сходясь в этом утверждении буквально со всеми ведущими критиками Англии, Франции, Германии, Скандинавских стран. «Русские Диоскуры XIX века, два великана художественного творчества», — так были названы эти два русских гения, Толстой и Достоевский, с трибуны парижской Сорбонны, обыкновенно такой скупой на похвалы иностранцам. XIX столетие дало миру таких великих мыслителей — революционных демократов, как Бэлинский, Добролюбов и Чернышевский.

Но если в области словесного творчества русский народ занял в XIX веке совсем исключительное, ни с кем несравнимое, непререкаемое первое место, то одно из первых мест он занял и в области живописи, выдвинув Сурикова, Репина, Верещагина, Серова, и в музыке, выдвинув Глинку, Мусоргского, Римского-Корсакова, Даргомыжского, Рахманинова, Чайковского, и в точной науке, дав величайшего математического гения «Эвклиду равного» Лобачевского, химика Менделеева, физика Лебедева, о котором великий Томсон (лорд Кельвин) заявил: «Лебедев заставил меня сдаться своими опытами», палеонтолога В. Ковалевского, о котором Дарвин сказал, что историю палеонтологической науки нужно делить на два периода: до Ковалевского и после Ковалевского. Русский читатель «Истории XIX века» никогда не должен забывать, что этот век именно и был временем, когда впервые обозначилось и ярко проявилось мировое значение русского народа, когда впервые русский народ дал понять, какие великие возможности и интеллектуальные и моральные силы таятся в нем и на какие новые пути он может перейти сам и в будущем повести за собою человечество.