Себастьян Хаффнер - Заметки о Гитлере

У Гитлера не было друзей. Со вспомогательным персоналом — водителями, личной охраной, секретарями — он любил сидеть вместе часами, при этом говорил только он один. С этой «шоферней» он расслаблялся. Собственно дружбу он отвергал в течение всей своей жизни. Его отношения с такими людьми, как Геринг, Геббельс, Гиммлер всегда оставались прохладно–дистанцированными. Единственного среди своих рыцарей, с которым он в ранние времена был на «ты», Рема, он позволил застрелить. Разумеется, в основном по той причине, что с политической точки зрения тот стал неудобен. Но закадычная дружба ни в коем случае не была препятствием. Когда размышляешь об общей боязни Гитлера близких отношений, то напрашивается даже подозрение, что просроченная за давностью лет претензия Рема на дружбу была, пожалуй, дополнительной причиной для его ликвидации.

Остаются образование и профессия. Систематического образования Гитлер никогда не получал: только лишь пара лет в реальном училище, с плохими оценками. Правда, в свои годы безделья он много читал, но — по его собственному признанию — из прочитанного он всегда брал лишь то, что как полагал, и без того уже знал. В области политики познания Гитлера были на уровне страстного читателя газет. Воистину сведущим он был в области военного дела и военной техники. Его практический опыт солдата–фронтовика способствовал тому, чтобы критически воспринять прочитанное. Как ни странно это звучит, но этот его фронтовой опыт, похоже, был его единственным опытом образования. В остальном всю свою жизнь он оставался типичным полуобразованным человеком, таким, который всё уже знает лучше всех остальных и прочитанное сочетает с полузнаниями и ложными знаниями — лучше всего перед публикой, которой он импонирует тем, что та не знает ничего. Разговоры за столом в штаб–квартире фюрера документально и скандально подтверждают недостаточность его образования.

Профессии у Гитлера никогда не было, и он к ней никогда не стремился; напротив, он как раз избегал её, пока позволяло время. Его страх перед профессией столь же бросается в глаза, как и его страх перед браком и перед доверительными отношениями. Его нельзя назвать и профессиональным политиком. Политика была его жизнью, но никогда — его профессией. В начале своей политической карьеры в качестве профессии он попеременно указывал художника, писателя, торговца и оратора на выборах; позже он был просто ни перед кем не ответственным вождем — сначала лишь вождем партии, в заключение просто Фюрером. Первая политическая должность, которую он занял, была должность рейхсканцлера. И с профессиональной точки зрения он был особенным рейхсканцлером, который уезжал, когда ему заблагорассудится, документы читал или не читал — как и когда захочет, заседания кабинета министров проводил лишь от случая к случаю — а с 1938 года вообще больше не проводил. Его политический стиль работы никогда не был стилем высшего государственного служащего, но он был стилем не связанного ничем свободного художника, который ждет своего вдохновения и при этом днями, неделями внешне бездельничает, а затем, когда на него снисходит вдохновение, срывается в неожиданную, лихорадочную активность. Планомерную деятельность Гитлер впервые практиковал в последние четыре года своей жизни, в качестве Верховного Командующего. Тогда, разумеется, он уже не мог отлынивать от ежедневных, дважды в день обсуждений положения. И при этом вдохновение все реже и реже посещало его.

Возможно, скажут, что пустота и ничтожность частной жизни не являются необычным явлением у людей, которые посвятили себя великой цели, которую они сами себе поставили и у которых было честолюбие, чтобы делать историю. Это ошибка. Вот четыре человека, с которыми Гитлер по различным причинам вызывает сравнение, но которого, конечно же, не выдерживает: Наполеон, Бисмарк, Ленин и Мао. Никто из них, в том числе и Наполеон, в конечном результате не потерпел такого сокрушительного фиаско, как Гитлер; это основная причина того, что Гитлер не выдерживает сравнения с ними, но можно оставить это в стороне. На что мы хотим указать в современном контексте, это то, что никто из них, подобно Гитлеру, не был только политиком, а во всех остальных областях — никем. Все четверо были высокообразованными людьми, и у всех была профессия, в которой они себя проявили, прежде чем «войти в политику» и в историю: генерал, дипломат, адвокат, учитель. Все четверо были женаты, Ленин — единственный из них бездетный. Все знали большую любовь: Жозефина Богарнэ, Екатерина Орлова, Инесса Арманд, Цзян Цинь. Это делает этих великих людей человечными, и без их полной человечности в их величии чего–то не хватало бы. У Гитлера этого не было.

У него отсутствует еще нечто, что нам следует кратко обозначить, прежде чем мы перейдем к тому, что действительно достойно рассмотрения в жизни Гитлера. У Гитлера отсутствует развитие и созревание его характера и сущности его личности. Его характер рано установился — более точным словом возможно было бы: зафиксировался — и удивительным образом все время оставался одинаковым. К нему ничего не прибавлялось. Нисколько не привлекательный характер. Все мягкие, любезные, миролюбивые черты отсутствуют, если не желать рассматривать боязнь контактов, которая иногда проявляется как застенчивость, в качестве миролюбия. Его положительные черты характера — сила воли, отвага, неустрашимость, упорство — все они находятся на «жесткой» стороне. Тем более отрицательные черты: беспощадность, мстительность, вероломство и жестокость. К этому добавляется, и притом равным образом с самого начала, полное отсутствие способности к самокритике. Гитлер всю свою жизнь воспринимал себя в качестве выдающейся личности и с самых первых и до последних дней был склонен к переоценке себя. Сталин и Мао установили свои культы личности исключительно в качестве политического средства, не позволяя при этом себе терять голову. Гитлер же в культе Гитлера не только был их противоположностью, но он был и самым ранним, самым упорным и непоколебимым обожателем — самого себя.

А теперь достаточно говорить о личности и бесплодной личной биографии Гитлера — перейдем к его политической биографии, которая, разумеется, достойна рассмотрения и в которой в противоположность к личной, присутствуют развитие и подъем. Она начинается задолго до его первого публичного выступления и осуществляется в семь ступеней или прыжков:

1. Ранняя концентрация на политике как замене жизни.

2. Первая (еще личная) политическая акция: эмиграция из Австрии в Германию.

3. Решение стать политиком.

4. Открытие своих гипнотических способностей как публичного оратора.

5. Решение стать фюрером.

6. Решение о подчинении своего графика политических свершений своей ожидаемой продолжительности жизни.

(Одновременно это решение на ведение войны).

7. Решение о самоубийстве.

Оба последних решения отличаются от предшествующих тем, что это одиночные решения. Во всех остальных субъективные и объективные стороны неотделимы. Это решения Гитлера, но в них и через них Гитлер каждый раз действует в соответствии с духом времени или с настроением времени как ветер, дующий в парус.

Уже пробуждающийся пылкий политический интерес восемнадцати- или девятнадцатилетнего, который потерпел крушение в своем тщеславии художника, но который тщеславие как таковое перенес в свою новую область интересов, соответствовал настроению времени или возникал из него. Европа перед Первой мировой войной была гораздо более политизирована, чем в настоящее время. Это была Европа империалистических великих держав, которые все состояли в продолжительной конкуренции, в продолжительной позиционной борьбе, в продолжительной готовности к войне. Это напрягало всех. Так или иначе, за каждым столиком в кафе для буржуа, в каждом пролетарском трактире постоянно политизировали. Частная жизнь — не только рабочих, но и буржуа — была тогда гораздо уже и беднее, чем сегодня. Но зато каждый по вечерам был за свою страну львом или орлом, знаменосцем великого будущего со своим классом. Гитлер, которому больше нечего было делать, был таким целый день. Политика была тогда компенсацией жизни, до определенной степени почти для всех, но для молодого Гитлера — всецело.

Национализм и социализм были могущественными, приводящими массы в движение лозунгами. Что за взрывную силу должны были бы они проявить, если бы удалось каким–то образом их соединить! То, что уже молодому Гитлеру в голову пришла эта мысль — возможно, но это не наверняка. Позже он написал, что уже двадцатилетним в Вене примерно в 1910 году он заложил «гранитный фундамент» своего политического мировоззрения, но действительно ли это мировоззрение по праву можно было назвать национал–социализмом, можно еще поспорить. Истинная основа мировоззрения Гитлера, самая первая и самая нижняя, которая сформировалась уже во время его жизни в Вене, во всяком случае, была не сплавом национализма и социализма, а сплавом национализма и антисемитизма. И именно антисемитизм при этом выходит на первый план. С самого начала Гитлер несет его с собой, как горб от рождения. Но также и национализм, совершенно определенный, отмеченный печатью народническо–великогерманского национализм, без сомнения берет начало уже во время его жизни в Вене. Социализм же, напротив, наиболее вероятно является более поздним компонентом.