К.А. Иностранцев - Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

Мы нарочно несколько подробнее остановились на лингвистических анализах хуннуского языка, чтобы ознакомить интересующихся с такой стороной вопроса, которая привлекла к себе особенное внимание в литературе нашего вопроса. По этому поводу скажем, прежде всего, что, при всей желательности анализа языковых памятников Хунну, по данным пока материалам нужно считать, что эти языковые памятники не только не могут являться решающими в изучаемом нами вопросе (как то отмечает Ширатори в своей последней статье), но по существу являются вовсе не достаточными, по крайней мере в том освещении, в котором, они до сего времени представлялись. В самом деле, дают ли ясное представление об этнической принадлежности народа каких нибудь два три десятка слов, дошедших в трудно разбираемой китайской транскрипции и при этом от времени протяжением в несколько столетий и от народа, приходившего в разнообразные этнические соприкосновения и включавшего в себя различные этнические элементы. Не отрицая важности объяснения этих слов, мы по поводу их толкований должны сказать то, что говорили по поводу этимологий и словопроизводств по отношению к нашему вопросу ранее в нашей работе. Повидимому, пока толкование хуннуского языка почти не выходит за пределы объяснения тех языковых элементов, которые ничего не дают для историко–этнографической стороны дела (каковы титулы и собственные имена). Обращаясь к общему разбору приведённых языковых материалов, отмечу прежде всего относительно последней работы Ширатори, что попытки (вернее гипотезы) толковать хуннуские слова из монгольского языка не являются новостью и в новой литературе. Так, венгерский языковед Б. Мункачи в рецензии на первую работу Ширатори (помещена в Keleti Szemle, IV, 1903, стр. 240–253, спец. 240–246), считая сближение k’ö–c’ (Гюй–цы) с турецким кыз совершенно правильным, выводил su k’i скорее из монгольско–турецкого čerik, čerig «войско», t’i–li–kang из монгольского dajla «воевать», pu–ko из монгольского bügü «все», k’u–t’o–tang из монгольского kitu «убивать». Из этих соображений он склонялся рассматривать хуннуский народ, как смешение монгольских и турецких племён, смешение, аналогичное тому, каковое представляли из себя и Гунны[100]. Скажем далее, что для нашего вопроса в его существующем положении мы считаем более важным те соображения общего характера, на которые мы опирались ранее, чем одностороннее рассмотрение только одной стороны его (языка). Хунну назывались именно этим именем, слово же Ху, означающее «варвары», распространялось на них как и на других не китайцев Китайцами, а название Дун–ху, как уже отмечалось, может быть сопоставляемо с переделкой слова Тунгуз. Сближение ко–то в титуле хуннуских ханов с тунгузским словом gutó ещё до Ширатори сделал, как то указано в нашей работе, проф. Шотт, признавая однако возможность сходного образования и в восточно–турецких языках. В нашей работе, кроме того, было указано, что Клапрот отмечал в турецких наречиях Сибири слово «куту» в значении «родственник, двоюродный брат» и сопоставлял это слово с ко–то в титуле хуннуских ханов[101]. Некоторые другие слова, приводимые автором в этой статье, отожествляются им с китайскими, а потому являются заимствованными и ничего не дающими для суждения об этническом составе Хунну. Переходя к работе Панова и первой статье Ширатори, отметим, что хотя оба они исходили в своих работах из задачи толкования хуннуских слов из турецких языков, однако толкования их не всегда сходятся, что отчасти находит себе объяснение в факте, отмеченном Пановым, именно в сложности, иногда полной невозможности восстановления по китайской транскрипции. Как пример разногласия толкований приведём слово дзин–лу, которое Паркером и Хиртом сближалось с «кинграк», Ширатори с «килич», Пановым с «камлу»; все выводили из турецкого языка и у всех получалось подходящее значение. Наоборот, интересно признаваемое исследователями турецкое слово «кыз» (дочь, девушка) — Дзюй–цы или Гюй–цы, определяемое в языке Хунну около времени Р.X. Заслуживает внимания затем толкование загадочного титула шань–юй у Панова — Дань–юй = Тамган. Наконец существенно мнение Ширатори о правильном произношении имени Хунну, как Кунну, т.е. Кун. Это обращает наше внимание на значение имени Хунн[102], о котором мы писали в нашей работе и которое имеет отношение к имени Команов. В недавней работе своей о Команах, Маркварт, не занимавшийся вопросом об этимологии имени этого народа, очень много говорил о турецком этническом имени Кун, но не связывал его с именем Хунну или Кунну (более древнее произношение по его передаче Hun–yok), каковое он возводил к языку индоевропейских племён Средней Азии, так наз. тохарского происхождения (последнее, по мнению автора, ошибочно; см. стр. 64–65 его работы). Заметим, что мы не видим основания, почему Хунну должны были иметь своим родовым именем слово чуждого им арийского языка[103]. Отметим по поводу восстановления хуннуских слов в китайских транскрипциях по древнему китайскому произношению указания некоторых учёных — например Ф.В.К. Мюллера (см. его статью Toxrï und Kuišan [Küšän] в Sitzungsberichte der Berliner Akademie за 1918 год, спец. стр. 568–9) и следующего за ним С. Фейста (S. Feist, Indogermanen und Germanen, 2–te Auflage, Halle, 1919, стр. 98 и 100; автор видимо отожествляет Хунну и Гуннов, см. стр. 96), что это восстановляемое древнее произношение не идёт далее Танской династии, т.е. VII–X вв. и не достигает эпохи Ханьской династии, т.е. первых веков до и после Р.X.; эти соображения весьма важны в нашем вопросе, ибо хуннуские слова, как и вся вообще история этого народа, относятся именно к Ханьскому времени. Определённо отрицательное отношение к реконструкции древне–китайского произношения выражено П. Пеллио (в Journal Asiatique, 1920, Avril — Juin, стр. 151 сл.), рекомендующего даже пользоваться древним произношением в его известной форме лишь с лингвистическими целями и указывая при этом, что произношение есть реконструкция (стр. 153 его статьи). Что касается, наконец, до также в своё время отмеченного нами сближения имён хуннуского шаньюя Ту–маня, отца основателя могущества Хунну, и тугюйского хана Ту–мыня, сделанного ещё до нас Шоттом, то Хирт в статье своей о генеалогии Аттилы также сближал эти имена с турецкими словами — туман или тюмень.

В заключение нашего разбора литературы о языковых остатках Хунну укажем, что в целях историко–этнографических, кроме преодоления трудностей китайской транскрипции иностранных слов и имён, в нашем вопросе (поскольку это опять–таки возможно при количестве и качестве наличного материала и древности эпохи) важна историческая точка зрения на урало–алтайские языки.

Оканчивая наш разбор новой литературы по гунскому вопросу, мы считаем нужным привести мнение об этнографической принадлежности интересующих нас народов в исследованиях и сочинениях общего характера за последнее время, каковые сочинения служат показателем общих взглядов на положение научного вопроса. В новейшем общем сочинении о славянских древностях Л. Нидерле (см. его соч. L. Niederle, Manuel de l’antiquité slave, I, L’histoire, Paris, 1923), говоря, что теория славянства Гуннов, предложенная ещё Венелиным, была в своё время опровергнута и сошла со страниц научной литературы (см. в его соч. стр. 177, пр. 3), называет Гуннов Турками (см. у него, стр. 73 и 176–7; у него же на стр. 52 и 53 о словах мёд и страва). Далее скажу несколько слов о трудах Г.Е. Грум–Гржимайло, продолжателя много сделавшего по нашему вопросу Н.А. Аристова. В его сочинении, вышедшем одновременно с моей работой и озаглавленном «Историческое прошлое Бэй–шаня в связи с историею Средней Азии» (СПб., 1898), соответствующем началу II тома его «Описании путешествия в Западный Китай» (СПб., 1899), он подробно касался вопроса, интересующего нас, особенно конечно китайских Хунну и их передвижений (см. всё начало первой главы, особенно стр. 24–25 о передвижении на Запад, 29–30 прим. о Юе–бани[104] и о Хунну и Гуннах, каковых автор считает тожественными; см. также т. III, СПб., 1907, стр. 461). Отожествляя Хунну и Гуннов, он считает Хунну древнейшими Турками, появляющимися в истории Средней Азии (см. его соч., стр. 246). При этом случае, в целях освещения имеющих отношение к нашему вопросу историко–этнографических данных, мы скажем несколько слов об одном факте из древней истории Средней Азии, связанном с судьбами Хунну. Говоря о возникновении в начале IV в. по Р.X. в восточной части Тибета особого, так наз. тугухуньского царства, предшественника Туфаньцев или Тибетцев (VII–VIII в.), Грум–Гржимайло по поводу известия Бодимура (XV в.) о шара–шарайгол–тулухуньцах (тугухуньцах) высказывает мысль, что автор Бодимура слил в одно современных ему сары–уйгуров (шара–шарайголы) с древними тугухуньцами или тогонцами (см. его Опис. пут., II, стр. 27 и 43–44, III, стр. 30–31 и 58). Тугухуньское царство обязано было своим возникновением прикочевавшей из Ляо–дуна части сяньбийского рода Муюн (в начале IV в.), которая образовалась в Амдо и у Куку–нора в особое владение. Не касаясь вопроса о действительной этнической принадлежности этого рода (Сянь–би, как известно, вообще считаются Тунгузами), мы несколько остановимся на имени господствовавшего рода, по которому царство получило своё название. Грум–Гржимайло считает, что Тогон и Тугунь значило по всей вероятности «тогонские люди». Мы думаем, что наименование царства Тогонским есть позднейшая этимология — от монгольского слова «тогон» — «котёл». В основе царство носило название Тугю–хун и означало Ту–гю —Хунны, т.е. Турки — Гунны. Это то же название, которое носило одно племя, встреченное китайским буддийский паломником Сон–юнем (начало VI в. по Р.X.) при проходе его через «движущиеся пески» — Ту–гю–Хунь, письмо которых было сходно с письмом Вэйцев (см. Terrien de Lacouperie, Beginnings of writing in Central and Eastern Asia, London, 1894, стр. 120 — Tuh–Kiueh-’hun). He останавливаясь на этнической принадлежности основателей предшествовавшего Туфаньскому царства, отмечаем это наименование, имеющее значение для изучаемого нами вопроса. Из общих сочинений кроме ранее нашей работы вышедшего труда синолога Паркера о древней истории восточной части Средней Азии (E.H. Parker, A thousand years of the Tatars, 1895, стр. 1–5, 132 — 2, 156, 168, 177), в котором признаётся турчизм Хунну (тоже и в упомянутой работе О. Франке)[105], отмечу работу Хирта о древней истории Китая (Ancient history of China, 1908), в которой Хунну считаются Турками. Турками же называл Хунну и Ф. Шварц в его работе о Туркестане (F. Schwarz, Turkestan, die Wiege der indogermanischen Völker, Freiburg, 1900, XIX, 15, 140). Наконец, И. Маркварт в своей работе о Команах (цит. соч., стр. 69) косвенно высказывается о народности Хунну и их отожествлении с Гуннами, говоря, что Усуни говорили по турецки, ибо были рано «гуннизированы» (Ф.В.К. Мюллер в цит. статье, стр. 574 считает, что Хунну несомненно говорили по турецки)[106].