Дети гарнизона - Седов Сергей Юрьевич

другое. Свободный от борьбы за материальные блага, без дома и семьи, свободный говорить

правду, дед Рачибо действительно смахивал на вечного бродягу. Агасфер новейших времен!

— Сам зэк был скиталец, — будто подслушав мысли Севика, рассказывал старый моряк.—

Прошел через войны. При Цусиме в корабле горел, тонул, у японца в плену сидел. Прошел

Первую мировую, Гражданскую, попал на каторгу турецкую, бежал, потом в Африке за

союзников воевал, — разговорился, воспоминая давние истории, — но молодцом до последнего

держался. А выправка, а взгляд!.. Посмотрит — обрежет. Колдуном местные звали. Выходил на

самые высокие обрывы. Показать свет мореходам. Как возникал, так и исчезал. Бесследно. —

Сделал паузу, продолжил: — А живо предание, что ветреными вечерами, когда заходит солнце,

появляется на мысу загадочная фигура в плаще с капюшоном. Стоит на самом краю опасной

кручи и машет фонарем в дальние морские дали, будто пританцовывая.

— Враки все, — отмахнулся Севик. — Дед, твои байки все враки, без конца и начала!

— Чиста правда, — подтвердил свои слова Рачибо, остановился. — Тоды электричество

подвели, — махнул клешней на темнеющую маячную башню. — А той будто светил своим

дорогу обратно на родину.

— Тут ты, Сергей Викторович, не прав, — вступался за старика Лешка, не понаслышке

знакомый со скитаниями по жизни. — В этом что-то есть, — задумывался, сопоставляя невольно

свои несчастья с услышанным...

Неудавшийся «апостол»

Лешка возвращался тогда из Стамбула на Родину, в неизвестность, на слабый маячок

надежды. Всюду чужой — и у своих, и у басурман. На корабле кутался в купленный ему Ленкой

теплый кожушок, курил на верхней палубе, раздумывал, наблюдая рассекаемые носом корабля

бурные зимние волны. Чего достиг? Хвастать нечем. Один, ослабевший и больной, достойный

жалости и сострадания. Но кому сейчас нужен? К богу обратиться — самое время.

По приезду перебрался к тетке, в богатый степной район. Помогал ей по хозяйству, но все

чаще понимал, что работа в огороде и со свиньями — не его. Зачастил на электричке в город.

Пытался снова, как в молодости, наперстками баловать по вагонам. Но менты загрузили, однажды

вывели в тамбур, отходили резиновыми палками, хотели посадить, еле откупился, занял деньги у

тетки. В вагоне наткнулся на оставленный кем-то на «сидушке» цветной буклет новой церкви где-

то в столице. На него смотрел, щерясь во весь свой белозубый рот, хитрый негр в блестящем

костюме. Прочитал цветную надпись: «Ваш путь к процветанию… Церковь света и огня пастора

Фрайдея Фарадея! Жертвуйте и процветайте».

— Фрайдей — это Пятница, что ли? Сектанты? Или реальные?

Собрав последние деньги, рванул перекладными наудачу. В припорошенной снегом столице

приняли как родного. Дали денег на первое время, записали на бесплатные обеды. «Церковь света

и огня» — называлось новое братство. «Точно, секта!» — обреченно подумал голодный Лешка,

наворачивая теплую похлебку с хлебом в перерыве между тренингами, которые вели иезуиты в

штатском, подспудно понимая, что не тот путь снова увлекает его. «Благими намерениями

выстлана дорога»... Но вид молодых и успешных прихожан, делавших друг перед другом богатые

жертвы, подбадривал.

В столице пошло дело. Вот где снова пригодилась его прыть и умение убеждать! Обученный

тренингерами Лешка вербовал новую паству, раздавая буклеты в метро и маршрутках, вера в

новое правое дело прибавляла его увещеваниям и уговорам убедительности. За каждого

приведенного в лоно секты получал свою долю. По рейтингам приобщения вышел на первые

места, получил сан «апостола». Приоделся в черный костюм и блестящие туфли, купил

подержанную вазовскую восьмерку.

— Кем я был? — с надрывом вопрошал с подиума выбившийся в проповедники Лешка. —

Обманывал, грабил торговцев, грузил коммерсантов. Думал, все мне можно. Но отвернулось

счастье. К наркотикам пристрастился, в тюрьму попал, когда вышел — не образумился,

продолжил грешить. В один момент получилось так, что хуже некуда. Все рухнуло, думал,

похоронят на чужбине. Решил покончить с собой. Но Учитель остановил. В руки попала

брошюрка. И я понял, что нужно двигаться к его свету. Теперь у меня есть все: акции холдинга,

отличная машина, квартира в столице! — Лешка вещал это завороженной толпе, невольно

гиперболизируя. Чувствовал себя посвященным первопроходцем нового движения. Ведь почти

все — правда: пачка акций на кругленькую сумму, старая машинка вполне ездила изредка, и угол

снимал неплохой в Жулянах недорого, — успокаивал себя. «А дальше — лучше будет!» Сильно,

однако, сомневался реальности акций. Ведь если бы разводил сам кого-нибудь — лучшего хода,

чем акции, и не придумать! «Все ясно, типа «Лунного оффшора», — неожиданно для себя сделал

вывод Лешка.

Темнокожий Пастор Фарадей был доброжелательно — ушлый. Косил под дядю Тома. Лихо

заводил толпу, вещал, прощая прошлые грехи и декларируя для всех клиентов красоты новой

жизни. Собирая паству по Дворцам спорта, стриг купоны на всем — на литературе,

пожертвованиях, добровольных взносах. Тут же «апостолы» вербовали посвященных пастором в

«христианский холдинг», на примере собственной жизни. Как мотыльки, слетались к

призрачному свету…

Новое поприще захлестнуло. Летом устроили религиозный фестиваль на берегу моря. На

«сэйшен» прибыли тысячи, заполнив загодя приготовленные палатки вокруг помоста со светом и

аппаратурой. С утра все молились, били поклоны, повторяя как мантру наговоренные постулаты,

днем появлялся Фрайдей с проповедью: «Не пожалей, не утаи, не зажимай! Отдай, что есть, от

души — и придет к тебе сторицей!» Расчехлялись верующие на индульгенцию — под звуки

молитвы в стиле рок выкладывали в прозрачные ящики купюры взносов в лучшую жизнь.

Лешка вел на берегу мастер-классы, унавоженный вниманием полуголых мирянок,

уговаривал еще сильнее, изредка виновато понимая, что к истинной вере это не имеет отношения.

Психологическая разводка. Но народу нравилось, пожертвования были значительными. По

прикидкам, речь шла о миллионах! Снова сработала Лешкина матрица, и не совладал,

приспособился, почувствовал азарт.

Черный псевдопастырь поделил страну на «епархии». Лешке досталась Южная Столица.

Открыл представительство, набрал волонтеров, и работал по пасторским схемам, развивая

пирамидку обмана. Ездил по районам, втягивая местную знать в псевдо-духовный холдинг,

радовался: жизнь налаживается! Умилялся нежданно накатившему счастью и достатку,

подсчитывая дивиденды. Кормил паству химерами, приправленными постулатами. Но всему

приходит конец. Кризис — как божье очищение. Химерный холдинг лопнул, сданные туда деньги

выпучились зловонными информационными бульбами по телевиденью и в газетах. Фарадея

срочно отозвали на родину, в Центральную Африку.

Официальной версии не было, только слухи. Кто-то прочитал в Нете, что пастор был съеден

соплеменниками во время одного из сборищ. Потом Лешка сам видел клип в Сети: блестящего от

забытой жары симпатягу Фрайдея, убедительно толковавшего пастве, примитивные

соплеменники разорвали на части от восторга. Причастились всем племенем, обожествляя

обглоданные его кости.

Но в конце все выяснилось по-другому. Пастор оказался сыном чернокожей сомалийской

иудейки и скрылся в местах обетованных. А оттуда, известное дело, своих не выдают.

«Беда всегда приходит вслед за счастьем? — думал Лешка, когда его прихватил УБЭП. —

Что это, карма, преследующая по жизни? Опять не с теми, и не в том месте?» Сразу пошел в

признанку, помогал следствию. По делу о религиозно-финансовом мошенничестве проходили в