Юрий Безсонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

Но вот под водой виднеются какие то два бревна — вроде мостика. Я на них… Перешел…

Оглянулся… Вижу на берегу избушка… Маленькая, — такая, какие бывают в северных губерниях на сенокосах…

Эх хлеба бы!.. Мелькнуло у меня в голове… Вот было бы счастье…

Но все равно этой крышей надо воспользоваться… И я свистнув своим, указал мой след и крикнул, чтобы они переправлялись.

{204} Обыкновенно, когда мы становились на отдых я, чтобы познакомиться с местностью, посмотреть нет ли поблизости человеческих следов, делал вокруг стоянки круг.

Взяв избушку за центр, я и на этот раз пошел в обход.

Пришлось брести по воде, было холодно, хотелось спать… Я видел, что наши уже в избушке и оттуда валит дым. Хлеба… Хлеба… И какой был бы отдых!..

Иду дальше… И вправо от моего пути, среди деревьев, вижу какой то навес… Вроде гриба, под которым в прежнее время часовые вешали одежду.

Что такое? Какая-нибудь карельская молельня или прикрытие от дождя… Отвечал я себе.

Хотелось отдыха, а до гриба было далеко… Идти или свернуть к избушке?.. Пойду посмотрю. Впереди вода. Иду в брод, выхожу на маленький островок… Подхожу к грибу… Взглянул наверх. — Под навесом лежат какие то круглые камни. Раздвинул балки… Взял рукой… Для камня легко… Разломал… Попробовал на зуб. — Хлеб!

Тут же с хлебом в руке, в болоте, я встал на колени и благодарил Бога…

Как не верить в судьбу — Промысел Божий — в Бога. Под навесом лежало два ряда печеных, высушенных хлебов, стояло два мешка с пшенной крупой и банка из березовой коры с солью…

Я взял пять этих лепешек и пошел к своим…

Мальсогов мне потом рассказывал, что когда я подходил к избушке, держа в руках и жуя хлеб, он думал, что он сходит с ума или у него начинаются галлюцинации…

Он бросился ко мне и начал меня целовать…

Помню, как часа через два, я в одном белье, сытый, с цигаркой из махорки в зубах, лежал в жарко натопленной избушке и чувствовал себя счастливым человеком… Я жил… Я чувствовал жизнь…

В открытую дверь светило солнышко…

Я был свободен… Был близок к природе… Имел хлеб и кров… Я был счастлив.

Никакая самая утонченная еда, никакие самые комфортабельные условия не дадут тех переживаний, которые получает {205} голодный и усталый человек, когда у него есть, в буквальном смысле слова, кусок черного хлеба и крыша над головой…

Никакие впечатления от всех городов мира не могут сравняться с впечатлениями человека, вплотную подошедшего к природе…

Все свободы, всех стран, ничто перед свободой человека, для которого один закон — закон Бога — совести…

Слава Ему, за то что он дал мне это пережить…

Дневник…

Вот уж истинно дал Бог. — Просека. Тропинка. Непроходимая река.

Прошли вместо предполагаемых 25-mu верст — 9. В подсумке маленькая лепешка из "манны". Положение ужасное. И Бог дает. — Перехожу реку в брод. Избушка на сенокосе. Гриб и колоссальный запас лепешек, крупы и соли.

Встал на колени и благодарил Создателя.

Сейчас утро. Все спят. Слава. Богу. Помог и спас, от насилия. Помоги Боже и дальше и верю, что поможет.

6-го июня. Отдых — "Избушка". Настоящий, моральный и физический счастливый человек. Природа, хлеб и крыша.

7-го июня. Встал днем. Вылез на солнышко, лежу и живу. Бог совершил чудо.

8-го июня. Погода переменилась. Тепло. Вода спадает. Ем через два часа и благодарю Бога. Сейчас ночь. Костер. Не сплю. Охраняю ночлег. Позиция хороша. — Незаметно не подойдешь. Сейчас подсчитал, что в общем прошли по "непроходимым" болотам около 270-ти верст.

9-го июня. Весь день спал. Вечером встал с неприятным чувством неизвестности впереди и несплоченности компании. Ночь опять не спал, настроение и самочувствие хорошее.

Хорош был этот отдых… В особенности ночи… Северные, белые… Красивые своей простотой и ясностью…

Не долго живет север… Могуча, серьезна и сурова его жизнь… Но весной и он улыбается своей манящей и зовущей улыбкой… Чувствует это лес и не спит… Так только, забудется немножко и снова торопится жить…

Солнышко зашло, немножко тишины, и опять все ожило… Пробежал ветерок, закуковали кукушки, протянули гуси и зазолотились верхушки деревьев… День начался…

{206} Ночная томящая улыбка исчезла и лицо севера стало еще яснее, еще проще, еще более классически красиво.

Ночью я не слал… Сидел у костра, варил кашу и каким то шестым чувством жадно захватывал жизнь…

Остро переживал я это единение с природой, свободу и Бога… Я жил тогда…

Часто я благодарил Бога за то, что на пределе к отчаянию, когда я мог для сохранения своей жизни пойти на все — на убийство, грабеж, разгром деревни… Он спас меня… Он уберег меня от преступления Его закона… Он не дал мне совершить насилие и вместе с тем он дал мне все… И я от души славил Его.

Мне, вспоминался один момент из нашей стычки на хуторе… Я стрелял по красноармейцу… Этому делу я был обучен. Несмотря на опасность, у меня не было никакого волнения, то есть до противности…

Я помню войну. — Как часто там приходилось сдерживаться и faire bonne mine au mauvais jeu, a тут?… За все время похода у меня ни разу не екнуло сердце. Я стрелял по человеку и не хотел его убить… Был момент, когда он сидел у меня на мушке, и я сознательно не стрелял, а потом перевел винтовку, выстрелил и отбил кусочек печки.

Мягкотелость!..С презрением сказал бы я год назад. А не повыше ли?.. Думал я тогда…

Что легче стрелять или удержаться? Плюнуть на все и идти к намеченной цели, или поставить себя в рамки хотя бы людских, компромиссных, но все таки нравственных законов?..

Порок или достоинство быть с мягкой душой? Размягчать ее нужно или наоборот заставить ее огрубеть? Гнать всякую сентиментальность, гнать прощение, любовь и… Бога?..

Нет. Только не насилие… Но слаб я, чтобы отказаться от него совсем… Нет во мне настоящего размаха, настоящей крепости…

Но все таки, я не сойду и буду стараться идти но пути, который указал Христос.

Становилось теплее… На берегу речки я поставил "водомер". — Палку с делениями на приблизительные дюймы… Вода упала на пол метра.

Пора было кончать наш отдых. Запасы истощались…

{207} Мне кажется, что происхождение нашего клада было таково.

— На севере сенокосы далеко от деревень. Подвоз продуктов летом невозможен. Их можно только принести на себе. Идти с ношей но болотам трудно. Поэтому крестьяне пекут хлеба-сухари, забирают крупу и соль и зимой, на оленях, доставляют все это на сенокос, а летом приходят на готовое.

Конечно, это мое предположение, точного происхождения этих продуктов я не знаю до сих пор.

Впереди у нас был неизвестный путь. Я подсчитал, что мы прошли "полезного" и "не полезного" пространства около 270-ти верст.

К сожалению вопрос о дальнейшем движении у нас образовались две группы. Я с Мальсоговым стояли за то, чтобы достать "языка", выяснить положение и стараться идти ближе к деревням. Мальбродский и Сазонов держались обратного взгляда.

Как ни хорош был отдых, но продукты кончались и надо было идти. Мы подсчитали оставшееся — его хватало дня на два — на три.

10-го июня. День спал. Сейчас встал, солнца нет и совершенно не могу определить времени. Вечером выступили. Настроение невеселое. — Надоело идти.

11-го июня. Утром встали на отдых — "У озера. "Мель-зуппе". День плохой. Вечером выступили. ("Мель-зуппе" — мучной суп, нем.; ldn-knigi)

12-го июня. Ночь шли. Утром остановились на "короткий отдых". выпить кипятку. Пошли дальше. В 6 часов утра встали на отдых — "избушка". №. 2". Вечером вышли. Скорей бы к цели. По моему до границы 20 верст. У меня осталось два сухаря. У Мальбродского нет совсем.

Отдых помог, но и расслабил. — Как то осели нервы. Уже не было прежнего подъема.

Питались главным образом мукой, размешивая ее в кипятке. Называлось это "Мель-зуппе".

Шли уже ближе к деревням, часто попадались сенокосы…

Попали на вторую "избушку"… Долго искали "гриба"… Но увы… Не каждый раз…

13-го июня. Рано утром выпили кипятку "в сарайчике у озера". Тропинка. Озеро. Дождь. Остановка в "проломанной {208} избушке". Настроение нервное. Продуктов нет. Господи помоги. Вечер спали… Ночь идем. Дождь. Роса. Холод. Тропинка.

14-го июня. Озеро. Красноармейцы.

Мы опять наскочили на погоню…

Вымокшие, прозябшие шли мы всю ночь по тропинке. Быстро продвигались вперед, но скорое движение уже не согревало… Организм требовал пищи… Мокрые ветки хлестали по одежде, мочили ее, солнца не было и только крупная дрожь шла по телу и тем поддерживала жизнь.

Но вот на тропинке показались свежие следы… Надо быть осторожнее… Сбавили ход… Трое ушли в лес…Я с Мальбродским пошли вперед…

Озеро… В него впадает речка… Слышен разговор…

Крестьяне, подумал я. И в голове прошли мечты о тепле, горячей пище, об отдыхе в жилом помещении…