Вячеслав Фомин - Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

На первой странице «Истории» Петрей, определяя ее хронологичес­кие рамки, пишет, что расскажет о правителях в России, «начиная с трех князей Рюрика, Синеуса и Трувора... родом из Пруссии... до ныне цар­ствующего великого Михаила Федоровича...». Затем, отступив от прус­ской версии происхождения русской династии, что содержится в «августианской» легенде, он впервые вообще в историографии сказал, что «от того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции». Неожи­данность такого вывода тем показательнее, что Петрей здесь же говорит о своих безуспешных попытках узнать, к какому племени принадлежали варяги: «В русских сказаниях и летописях упоминается народ, названный у них варягами, с коими вели они большую войну, и были принуждены платить им дань... Но я нигде не могу отыскать, что за народ были ва­ряги ...». Из этого признания видно, что Петрей при­ступил к написанию книги, не имея конкретного ответа на давно инте­ресующий его вопрос. Как явствует из дальнейшего изложения, получить его помогла речь новгородских послов, произнесенная ими перед братом шведского короля Густава II герцогом Карлом-Филиппом 28 августа 1613 г. в Выборге. Петрей в следующих словах передает этот факт: нов­городцы настаивали на переезде герцога в Новгород, «поставляя на вид, что Новгородская область, до покорения ее московским государем, имела своих особенных великих князей, которые и правили ею; между ними был один тоже шведского происхождения, по имени Рюрик, и новго­родцы благоденствовали пуд его правлением».

Это свидетельство самих же русских об этносе их первого князя тут же подтолкнуло Петрея к лингвистическим и геральдическим разыска­ниям. И имя «варяги» он вывел из названия «области Вартофта, в Вестер-Готландии» и «области Веренде, в Смаланде», откуда мог бы быть родом «главный вождь» варягов, называемый по месту рождения «Вернер, и от того варяг, а его дружинники-варяги». Нет особой разницы, уверяет Петрей, и между именами первых русских князей и шведскими имена­ми, ибо, по его заключению, «русские не могут правильно произносить иностранные слова, особенно когда произносят собственные имена». Поэтому Рюрик, считает он, «мог называться у шведов» Эрик, Фридерик, Готфрид, Зигфрид, Родриг; Синеус - Сигте, Свен, Симон, Самсон; Трувор - Туре, Тротте, Тифве. К лингвистическим соображениям Петрей присовокупил результат проведенных им сравнений псковского и новго­родского гербов со шведскими дворянскими гербами, утверждая, что «сколько не приходилось мне видеть шведских дворянских гербов, меж ними в самом деле есть несколько сходных с вышеназванными гербами: из этого верно можно заключить, что эти трое братьев пришли из Швед­ского государства».

Шведское происхождение варягов, по Петрею, вытекает из того еще факта, что, как он пишет, «в наших летописях есть ясные известия, что шведы с русскими вели сильные войны, взяли страну их и области вооруженной рукой, покорили, разорили, опустошили и погубили ее огнем и мечом до самой реки Танаиса, и сделали ее своею данницей» . Под «нашими летописями» он понимал преимущественно «Историю всех готских и шведских королей» упсальского архиепископа Юханнеса (Иоанна) Магнуса (1488-1544), изданную в Риме в 1554 году. Этот, как его оценивают специалисты, «громадный ультрапатриотический латин­ский панегирик», вобравший в себя исландские саги, Петрей положил в основу своей популярной «Краткой и полезной хроники о всех швед­ских и готских королях...», опубликованной в 1611 г. и переизданной с дополнениями в 1614 и 1656 годах. По словам А.Латвакангаса, «Хрони­ка» Петрея, используемая в Швеции в качестве учебника, буквально «вбивала в головы» читателей мифологию Магнуса и формировала со­ответствующее мнение у них об отношениях, существовавших на про­тяжении столетий между русскими и шведами. С некоторым недоуме­нием исследователь при этом констатирует, что это было за мнение: «Красной нитью через всю книгу проходит какая-то странная враждеб­ность, даже там, где речь идет о ранней истории».

Шведскую природу варягов Петрей отстаивает, оспаривая, что важно подчеркнуть, иные мнения на сей счет. Так, сообщая, что название варя­гов «нельзя не найти ни у нас, ни в других местах», в связи с чем ука­зывает он «многие стали держаться мнения, что варяги были родом из Энгерна (Engern), в Саксонии, или из Вагерланда (Wagerland), в Голштинии; но это невозможно и не имеет никакого основания, потому что они не могли так далеко плавать на своих кораблях по морю, да и не были так многочисленны, чтобы воевать с русскими». Отмечая далее, что «не­которые» говорят, что варяги пришли из других стран, а не из Швеции, историк предлагает своим оппонентам определенный компромисс, по ко­торому шведы все равно сыграли важную роль в их приглашении на Русь. Как пишет Петрей: «...Но только они должны сознаться, что шведы по­собили русским в этом деле, по доброму соседству, дружбе и сношениям, и лучше хотели видеть иноземных государей на царстве у русских, нежели их собственных правителей, потому что шведам довольно была известна их варварская, отвратительная и бесстыдная жизнь и природа, почему они и старались лучше иметь своими соседями чужеземных князей, неже­ли русских природных государей, потому-то и оказали этим чужеземцам всякое пособие и проводили их через Швецию но Варяжскому морю...».

«История о великом княжестве Московском» Петрея получила широ­кое хождение в Западной Европе и за ее пределами как весьма автори­тетное издание по русской истории, была в XVII в., замечает Латвакангас, «одной из самых читаемых и цитируемых...». Так, Адам Олеарий, крупнейший ученый Германии, неоднократно посещавший нашу страну, в своем сочинении (1646) упоминает Петрея. Довольно скоро этот труд оказался в России. Во время тобольской ссылки (1661-1676) с ним озна­комился Юрий Крижанич. В Сибирь его доставил ссыльный поляк. В первой половине XVIII в. с сочинением Петрея работали А.И. Манкиев и В.Н. Татищев. Даже через сто с лишним лет после выхода в свет эта книга была еще представлена на западноевропейском книжном рынке, что позволяло специалистам долгое время получать информацию о швед­ском происхождении варягов из первых рук. Так, в феврале 1740 г. ее приобрел в Германии М.В. Ломоносов.

Еще большую известность получило в Западной Европе мнение нов­городцев о шведском происхождении Рюрика благодаря шведскому ис­торику Юхану Видекинди. Он растиражировал его в своей работе «Исто­рия десятилетней шведской войны в России», опубликованной в 1671 г. на шведском языке в Стокгольме, а на следующий год в несколько со­кращенном варианте на латинском в Германии (освещает в основном события с 1607 г. вплоть до Столбовского мирного договора 1617 г.). Видекинди при этом назвал имя того из русских, кто охарактеризовал Рюрика шведом. Им оказался руководитель новгородского посольства, архимандрит новгородского Спасо-Хутынского монастыря Киприан. После Петрея и, особенно, Видекинди у шведских ученых этнос варягов уже не вызывал никакого сомнения, хотя они знали сочинение Герберштейна и «августианскую» легенду, выводившие варягов с южнобалтий­ского побережья - из Вагриим из Пруссии. Взгляд Петрея на варягов как на шведов, указывает А.С. Мыльников, поддержал Рудольф Штраух в своей диссертации «Московская история», защищенной в 1639 г. в Дерптском университете. B 1675 г. в Лундском университете, добавляет он, шведская природа варягов доказывалась в диссертации Эрика Рунштейна. О Швеции, как родине варягов, говорили Олоф Верелий, Олоф Руд-бек, работы которых выходят соответственно в 1672, 1689 и 1698 годах. В 1734 г. Алгот Скарин предоставил на суд коллегам диссертацию, спе­циально посвященную обоснованию шведского происхождения варягов. При этом он, положив в основу своих рассуждений слова Киприана в пе­редаче Видекинди, демонстрирует очень хорошее знание русских ле­тописей: «Тогда архимандрит Киприан, посланный епископом и другими новгородцами, другой Гостомысл» сказал, что «был получен князь из-за моря».

Шведские историки (а названа лишь часть их), получив информацию о причастности Рюрика к их народности, начинают активно формировать источниковую базу норманизма. В 1877 г. А.А. Куник говорил, что «шве­дам, воспользовавшимся намеком новгородцев, принадлежит честь зало­жения первых камней в здании норманизма. Первая, хотя и слабая по­пытка труда с подобным направлением была напечатана в 1615 г. В те­чение того же XVII ст. убеждение в призвании первых русских князей утвердилось в Швеции, причем шведы обратили внимание на Vaeringjаг исландцев и на собирательное Rötsi финнов; шведские пленные оце­нили даже значение несторовой летописи но отношению к варяжскому вопросу прежде, чем Байер по переводу фрагментов привёл ее в связь с иностранными свидетельствами». По словам ученого, норманисты «об­разуют старую школу, возникшую в 17 столетии». Он также подчеркивал, что «в период времени, начиная со второй половины 17 столетия до 1734 г., шведы постепенно открыли и определили все главные источни­ки, служившие до XIX в. основою учения о норманском происхождении варягов-руси».