Ростислав Самбук - Портрет Эль Греко

Козюренко вспомнил тело с раскроенным черепом.

И вывернутые карманы. Вряд ли Семенишин отважился бы на убийство ради семидесяти рублей. Конечно, мог надеяться, что возьмет больше. Но при чем тут картина? Может, Прусь через Семенишина хотел ее куда-то переправить?

Спросил коротко:

- Где деньги?

- Пожалуйста... Тут они... - Семенишин полез в шкаф, вытащил из нижнего ящика завернутые в платок деньги.

Роман Панасович незаметно посмотрел на женщину: глаза у нее наполнились ужасом, губы дрожали.

Внезапно подумал: "А если все это правда? Все так, как рассказывает Семенишин? Могло быть? Конечно, могло. А "Портрет" Эль Греко тем временем..."

- Следовательно, вы утверждаете, что не знаете, где живет Прусь, и никогда не были у него дома?

- Это истинная правда! - Семенишин приложил обе ладони к груди.

"Если его отпечатки пальцев не идентичны отпечаткам на стакане с недопитым портвейном... подумал Козюренко. - Прямых доказательств пока что нет.

Конечно, если не найдем тут картину. Итак, обыск..."

Вышел с Владовым в коридор, приказал вызвать оперативную группу и попросил взять у прокурора постановление на обыск. Вернувшись, спросил у Семенишина:

- Насколько мне известно, Прусь не очень щедрый человек и никому денег не одалживает... - Он сознательно говорил о покойнике как о живом, надеясь, что Семенишин как-то прореагирует на это. Но тот сидел потупившись. - Почему же он отдал вам всю зарплату и еще пообещал полтысячи?

Семенишин поднял голову, и Козюренко заметил, как забегали у него глаза.

- Почему? - настаивал следователь.

Семенишин потер свои сморщенные щеки кончиками пальцев. Он явно колебался.

- Пожалуйста, не скрывайте от нас ничего, - посоветовал Роман Панасович.

- Прусь был у меня, так сказать, в долгу, - нерешительно, запинаясь, начал Семенишин. - Уже давно, со времен войны, когда вместе партизанили. Я никому не рассказывал, так? Потому как и сам тут не оченьто... - покачал головой и продолжал твердо, как человек, сделавший первый шаг и терять которому уже нечего. - Когда-то я видел, как Прусь снял обручальное кольцо с пальца мертвой женщины, так? Он заметил, что я смотрю. Испугался. Да и было чего. Если бы наш командир Войтюк прознал про это, худо бы Прусю пришлось. Ну, начал умолять, так? Мол, черт попутал.

Я говорю: "Выбрось кольцо!" Он и выбросил. Потом обещал: "Я тебе всю жизнь буду благодарен, что понадобится, рассчитывай на меня". А тут очередь на машину, я и вспомнил, так?

Но ведь это могло выглядеть как шантаж...

- Да нет. Столько лет прошло. Надеялся на благодарность. Думаю, деньги у него есть. Живет ведь один. А он мне - семьдесят рублей... Я знаю, что полтысячи не пришлет. Пообещал, только бы отделаться, так?

"Если придумано, то неплохо", - отметил Козюренко.

А вы помните, как появился в вашем отряде Прусь?

- Почему же, помню. Мы не очень-то и доверяли ему, так? Полицай поглумился над девушкой Пруся, а Василь убил его. Пришлось бежать. К бандерам ему было не с руки, потому как этот полицай имел среди них в нашем районе много дружков. Ну, и пристал к нам, так? Наш командир товарищ Войтюк из ихнего села был - пожалел и взял.

"Верно, на свою голову!" - чуть не вырвалось у Романа Панасовича.

- Мы вынуждены произвести в вашей усадьбе обыск, - сказал он. - Скоро приедет оперативная группа. Но перед этим я хотел бы еще раз убедиться: все ли вы рассказали правдиво и не утаиваете ли чегонибудь?

- Яшенька, - подошла к нему жена, - ты уж...

если что натворил, лучше сознайся. И нам будет легче...

Семенишин посмотрел на нее как-то отчужденно.

- Пьяный я был, может, чего-то и не помню...

В чем меня обвиняют? - обернулся к Козюренко.

- Дело в том, что Прусь убит и ограблен. А вы были с ним в тот день. Ездили за деньгами.

- Не выйдет! - вдруг закричал Семенишин. Он выпятил губы, и морщины неожиданно разгладились на его лице. Это было сказано так решительно, что Роман Панасович встал со стула. А Семенишин вдруг безвольно осел, и руки его опустились как плети.

- Так уж лучше сознайся, - шептала жена, склонившись над ним.

- Прочь! - Семенишин оттолкнул ее от себя. - Вы мне дело не пришьете! погрозил он пальцем Козюренко.

- Вспомните фамилии тех, кто был с вами в поезде, - предложил следователь спокойно. - Имена, приметы... Это для вас очень важно.

Семенишин удивленно воззрился на него. Закрыл глаза, немного подумал и покачал головой.

- Нет, - сказал стыдливо. - Пьяный был, все из головы вылетело. - Вдруг какая-то мысль, видно, промелькнула у него. Нерешительно начал: - Но был там такой долговязый... - Потер лоб и радостно воскликнул: - Тимком его звали, вспомнил - точно Тимком, так?

- Тракторист Тимофей? - повторил Козюренко, и нельзя было понять, иронизирует он или говорит серьезно. - А фамилия?

- Не знаю. Тимко - и ладно. - Теперь в тоне Семенишина ощущалась уверенность. - Он сошел где-то перед Ковелем.

- Ну... ну... - Роман Панасович хотел что-то прибавить, но на улице остановилась машина. - Вера Владимировна, - попросил он, - встретьте сына и уведите его куда-нибудь. Эта процедура не для детей...

А вы, - приказал Владову, - сходите к соседям и попросите их быть понятыми.

...Когда они вернулись вечером в городской отдел милиции, Владов сказал Козюренко:

- Почему вы не приказали арестовать Семенишина? Я бы задержал его. Ведь он же ничего не может доказать...

- А мы? Что-нибудь нашли у него? - остудил пыл старшего лейтенанта Роман Панасович. - Нарушать законы никто не волен. Завтра увидим, если сойдутся отпечатки пальцев...

- Их уже повезли во Львов.

- Вот и подождем до утра.

Утром позвонили из Львова. Оказалось, что отпечатки пальцев Семенишина не идентичны отпечаткам, оставленным на стакане в доме Пруся. Козюренко как раз умывался, когда Владов сообщил ему об этом. Тот повесил полотенце. Причесался.

- Дайте команду, - приказал он, - чтобы поискали в селах около железной дороги Львов - Ковель тракториста по имени Тимко. Тимофей то есть... Высокого роста...

- Но ведь Семенишин определенно лжет, - осмелился возразить старший лейтенант. - Чтобы запутать следствие.

- Нас не так-то легко запутать, - улыбнулся Козюренко. - А что, если не лжет? И убийца, укравший картину, разгуливает на свободе и смеется над нами? Нет, если у Семенишина есть алиби, мы сами немедля должны подтвердить его. Это в наших интересах, дружище. - Натянул рубашку и добавил: - А у Семенишина возьмите подписку о невыезде. И пусть ваши ребята наблюдают за ним...

ГАЛИЦКИЙ

Директор заготконторы собрал работников плодоовощного цеха.

- Вот ваш новый начальник, - представил еще молодого - лет под тридцать - светловолосого мужчину с темными, выразительными глазами. - Дмитро Семенович Серошапка. Сегодня он принял дела. По рекомендации руководства облнотребсоюза, - подчеркнул он.

Директор конторы хотел поставить начальником цеха мастера Галицкого, и все были уверены, что именно он займет должность Пруся. И вдруг - такое. К Галицкому привыкли, знали его. А кто такой этот Серошапка"

Расходились недовольные. Директор конторы уловил это настроение и нарочно оставил своего нового подчиненного на произвол судьбы, злорадно подумав:

"Пусть сам выкручивается!."

Серошапка попросил Галицкого остаться в каморке, которая считалась его кабинетом. Смотрели друг на друга изучающе. Галицкий, солидный человек с толстой красной шеей и огромными кулаками, не скрывал своей неприязни. Серошапка будто читал его мысли. Мастер считал, что ему перебежали дорогу, и решил при случае подставить ножку новичку. Это ведь дело торговое, тут дебет и кредит не так просто свести.

Голову надо иметь на плечах. А у этого, по всему видно, кочан капусты. Молодой и зеленый...

Серошапка невольно улыбнулся. Вероятно, Галицкий уловил в этой улыбке иронию, потому что насупился и хотел что-то сказать, наверно, обидное, но Серошапка опередил его.

Не будем играть в жмурки, Эдуард Пантелеймонович, - сказал он самым доверительным тоном. - У вас есть причина относиться ко мне, так сказать, без симпатии. К сожалению, мне лишь сегодня намекнули в райпотребсоюзе, что я перебежал вам дорогу. - Галицкий протестующе поднял руки, но Серошапка продолжал тем же мягким, доверительным тоном: - Мы же с вами не дети и знаем, что такое жизнь...

Если бы я знал, что иду на живое место, то, может, и не согласился бы на эту должность. Но, как говорят, после драки кулаками не машут. Теперь нам надо либо работать вместе, либо...

- Вы хотите сказать, что я... - Галицкий положил на стол свои огромные кулаки.

- Я ничего не хочу сказать, уважаемый Эдуард Пантелеймонович. Прошу вас внимательно следить за моей правой рукой. - Серошапка вдруг сильно стукнул указательным пальцем по краю стола. - Видите - раз... два... Стукну третий раз - и вас не будет...

Галицкий убрал кулаки со стола, откинулся на спинку стула. В глазах его появились насмешливые искорки.