Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 2, часть 3)

Сжавшись в кучку, матери держались в сторонке. Рассевшись в тени меж деревьев, поминали они преподобного отца Софонтия привезенными из обителей яствами и приглашали знакомых разделить с ними трапезу. Отказов не было, и вскоре больше полутораста человек, разделясь на отдельные кучки, в строгом молчаньи ели и пили во славу божию и на помин души отца Софонтия... Деревенские парни и горожане обступили келейниц и, взглядывая на молодых старочек и на пригоженьких белиц, отпускали им разные шуточки.А вот в стороне от гробницы городской торгаш раскинул крытый парусинным шатром подвижной стол с орехами, пряниками, рожками и другими "гостинцами". С другой стороны Софонтьевой поляны появился такой же стол и такой же парусинный шатер с вареной печенкой, со студенью и другими закусками, с расписными жбанами ядреного квасу и с мягкими, с обоих концов востроносыми сайками, печенными на соломе... Рядом юркий целовальник из елатомцев, в красной александрийской рубахе и плисовых штанах, поскрипывая новыми сапогами, расставлял на своем прилавке полштофы и косушки. бутылки с пивом и медом... Веселый говор сменил только что стихшие заупокойные стихеры. Где-то в лесу послышалась гармоника, забренчала балалайка. Кто-то залился громкой залихватской песнью, к нему пристали десятки мужских и женских голосов. Раздался выстрел из мушкетона, другой, третий... Матери подобру-поздорову долой с Софонтьевой поляны, где народное гульбище стало разыгрываться нараспашку.

Вплоть до позднего вечера продолжался широкий разгул поклонников Софонтия. Хороводов не было, зато песни не умолкали, а выстрелы из ружей и мушкетонов становились чаще и чаще... По лесу забродили парочки...

То в одном, то в другом месте слышались и шелест раздвигаемых ветвей, и хруст валежника, и девичьи вскрикивания, и звонкий веселый хохот... Так кончились Софонтьевы помины.

* * *

Выйдя из лесу на большую дорогу, разложили келейницы свой скарб по повозкам и одна за другою пошли пешком в Деяново. Тут недалеко, всего версты полторы. У каждой матери были в той деревне свои знакомые, с раннего утра ожидавшие Софонтьевых поклонниц. В каждом доме хозяйки, рук не покладаючи, варили рыбные похлебки, пекли пироги и оладьи, стряпали яичницы, пшенники, да лапшенники, пшенницы, да лапшенницы, кисели черничные, кисели малиновые, кисели брусничные и другие яствы праздничного крестьянского обеда... За эти трапезы келейницы щедро расплачивались разными припасами, а иногда и деньгами.

Вот одни за другими идут матери, окруженные белицами.Идут, а сами то и дело по сторонам оглядываются, не улизнула ли которая белица в лесную опушку грибы сбирать, не подвернулся ли к которой деревенский парень, не завел ли с ней греховодных разговоров. Еще на Софонтьевой поляне только что покончили службу, старицы покрыли свое "иночество" (Так называется весь головной убор старообрядских инокинь:камилавка, наметка и апостольник.) широкими черными платками. Но, несмотря на такое "скрытие иночества" под шерстяным платком, всякий узнавал скитницу по ее поступи и по всему наружному виду.

Вот впереди других идет сухопарая невысокого роста старушка с умным лицом и добродушным взором живых голубых глаз. Опираясь на посох, идет она не скоро, но споро, твердой, легкой поступью и оставляет за собой ряды дородных скитниц. Бодрую старицу сопровождают четыре инокини, такие ж, как и она, постные, такие ж степенные. Молодых с ними не было, да очень молодых в их скиту и не держали... То была шарпанская игуменья, мать Августа, с сестрами. Обогнав ряды келейниц, подошла к ней Фленушка.

- Там на многолюдстве, в большом собраньи, не посмела я доложить вам, матушка Августа, про одно дельце, - сказала она.- Матушка Манефа нарочито послала меня сюда поговорить с вами. - Говори, что наказано,- молвила Августа строго, но с кроткой на устах улыбкой.

- Пройдемтесь сторонкой,- сказала Фленушка.

- Аль по тайности что? - равнодушно спросила мать Августа.

- По тайности,- ответила Фленушка. И обе перешли на другую сторону широкой столбовой дороги.

- Эку жару господь посылает,- молвила Августа, переходя дорогу.- До полдён еще далеко, а гляди-ка, на солнышке-то как припекает... По старым приметам, яровым бы надо хорошо уродиться... Дай-ка, господи, благое совершение!.. Ну, что же, красавица, какие у тебя до меня тайности? - спросила она Фленушку, когда остались они одаль от других келейниц.

- Письмецо матушка Манефа до вас прислала и на речах кой о чем приказала,молвила Фленушка, отдавая письмо.

- Не матушкина рука,- взглянув на письмо, сказала Августа и спрятала его под апостольник.

- Не совсем еще оправилась она после болезни-то,- ответила Фленушка.Самой писать еще невмоготу... Я с ее слов написала.

- Ты писала? - кротко спросила мать Августа, вскинув глазами на Фленушку.

- С матушкиных слов,- ответила Фленушка.- На конце и ее руки приписка есть. Поглядите.

- Погляжу,- молвила Августа.- Какие ж тайности ты мне скажешь?

- Да насчет того, что тут писано... Матушка велела вам на словах объяснить...

- Что ж такое? - спросила Августа.

- Зовет к себе на Петров день,- сказала Фленушка.- Собранье будет у нас в обители. Изо всех скитов съедутся матери.

- По какому это делу?

- Из Москвы насчет епископа прислали посланника...

- Не приемлем,- отрезала Августа.- Из-за этого не стоит стары кости трясти... Не буду.

Софронию отвержену быть,- продолжала Фленушка.

- Не наше дело,- сказала Августа. - Нового архиепископа думают поставить владимирского,- продолжала-таки свое Фленушка.

- Не приемлем,- еще раз отрезала Августа и хотела идти через дорогу к своим старицам.

- Да еще про скит ваш писано, матушка, и мне больше про это поговорить наказано,- молвила Фленушка.

- Что ж такое?- бесстрастно спросила Августа.

- Из Питера письма получены,- сказала Фленушка.- Казанскую у вас хотят отобрать... Насчет вашего скита велено разузнать: не после ли пожара он ставлен...

- Слышала,- равнодушно отозвалась мать Августа.

- На этот счет и велено мне с вами переговорить,- молвила Фленушка.- Дело общее, всем бы надо вместе обсудить его, как и что делать.

- Судить-то нечего,- молвила Августа.

- Как беду отвести, где искать помощи, заступников...- говорила Фленушка.

- Есть у нас и помощь и заступа,- сказала мать Августа.- Других искать не станем.

- Где же ваша заступа? - спросила Фленушка.

- У царицы небесной,- твердо ответила Августа.-Покаместь она, матушка, убогого дома нашего не оставила, какую еще нам искать заступницу?.. Не на помощь человеческую, на нее надежду возлагаем... Скажи, красавица, матушке Манефе: не погневалась бы, не посердитовала на нас, убогих, а не поеду я к ней на собрание.

- Посоветовались бы, матушка,- молвила Фленушка.

- Нечего мне советоваться, не об чем,- прервала ее Августа.- Одна у меня советница, одна и защитница - царица небесная Казанска богородица... Отринуть ее да пойти на совет человеческий - как же я возмогу?.. Она, матушка,- стена наша необоримая, она крепкая наша заступница и во всех бедах скорая помощница. Нет, красавица, не поеду я на ваше собрание.

- А как отнимут у вас икону-то? Тогда что заговорите? - резко сказала Фленушка, сбрасывая напущенную на себя скромность.

- Не попустит владычица,- молвила Августа и, низко поклонясь Фленушке, пошла к своим старицам. - Матушка,- сказала, догоняя ее, Фленушка.- Попомните, что на Петров день у нас праздник в часовне. В прежни годы, бывало, вы к нам на Петров день, мы к вам на Казанскую.

- Благодарим покорно,- с поклоном ответила мать Августа.- Коли жива да здорова буду, не премину побывать, а уж насчет собрания не погневалась бы матушка Манефа. Наше дело сторона. И пошла к своим.

Фленушка подошла к оленевским. Высокая, смуглая старица со строгим и умным выраженьем в лице шла рядом с малорослою, толстою инокиней, на каждом шагу задыхавшейся от жары и непривычной прогулки пешком. То были оленевские игуменьи: Маргарита и Фелицата, во всем с Манефой единомысленные. Фленушка передала им письма еще на Софонтьевой поляне и там обо всем нужном переговорила.

- Ну, что сказала мать Августа? - спросила Маргарита у Фленушки, когда та подошла к ней.

- На празднике быть обещалась, а на собрание не хочет идти,- ответила Фленушка.

- Ее дело, как знает,- с досадой молвила Фелицата.- Об епископе, конечно, советоваться ей нечего.

- Не приемлет, так и разговору нет. А насчет скита ихнего что сказала?спросила Маргарита у Фленушки.

- Надеюсь, говорит, на владычицу. Она у меня, говорит, и советница и заступница, других не желаю,- ответила Фленушка.

- Экая гордыня-то, экая гордыня!..- вскрикнула Фелицата.- Чем бы сообща дело обсудить да потом владычицу в Москву свезти аль в другое надежное место припрятать, она - поди-ка что - умнее всех хочет быть.

- Ну, господь с ней, как знает, так пущай и распоряжается. Не наше дело, Фелицатушка,- успокоивала Маргарита приятельницу.