Борис Соколов - Тайны финской войны

Однако вывод на практике был сделан удивительно бессмысленный. Вместо того чтобы наладить взаимодействие танков с пехотой и заставить командиров не отвлекать танковые батальоны на охрану штабов, решили сосредоточить все танки в крупных танковых соединениях. Вскоре, в июне, начали формировать сразу 9 механизированных корпусов, а в феврале 1941–го — еще 20. В каждом корпусе по штату должен был быть 1031 танк, вдвое больше, чем в прежнем танковом, а средств связи — меньше. Между тем еще во время похода в Польшу — был опыт — два существовавших в ту пору танковых корпуса из‑за плохой дисциплины марша, многочисленных поломок и плохого управления их движением отстали от кавалерии, после чего и были расформированы. И еще: после «зимней войны» обострился дефицит бензина в СССР из‑за американского эмбарго. Теперь на каждый танк приходилось меньше не только бензина, но и опытных танкистов, и возможность готовить новые кадры механиков — води- телей уменьшилась. В результате к 22 июня 1941 года Советский Союз располагал 23 100 танками, в том числе 1864 новейшими Т-34 и КВ. Танков у Красной Армии было больше, чем во всех остальных армиях мира, вместе взятых. И что же? В первые же недели Великой Отечественной войны эти раздутые механизированные корпуса из‑за плохой подготовки экипажей и скверного руководства потеряли почти все танки, не нанеся большого ущерба врагу. К концу 1941–го было безвозвратно утрачено 20,5 тысячи единиц бронетехники!

После финской войны, в мае 1940 года, наркомом обороны вместо Ворошилова стал «герой штурма линии Маннергейма» Тимошенко. В приказе № 120 на летний период обучения 1940 года новый нарком воззвал к военачальникам: «Учить войска только тому, что нужно на войне, и только так, как делается на войне». На практике это означало: на учениях применять боевые снаряды и патроны, а если кто‑то, например, не успеет окопаться и погибнет, то сам виноват: плохо учился военному делу. О необходимости использовать на маневрах настоящие, а не учебные боеприпасы, говорилось уже на апрельском 1940 года совещании высшего комсостава по итогам войны с Финляндией. Присутствующие возмущались: «Мы боялись, если чуть — чуть морозец, выпустить бойца (при 15–градусном морозе было запрещено проводить полевые учения. — Б. С.), также не стреляли через пехоту боевыми снарядами… Ведь по приказам в мирное время запрещено стрелять боевыми снарядами». В связи с этим бывший начальник Управления боевой подготовки В. Н. Курдюмов признал: «Но все же в Ленинградском военном округе мы в свое время обучали войска взаимодействию и стреляли на полигонах из артиллерии через голову своих войск. Сопровождали атаку пехоты огнем артиллерии».

— И я стрелял, но это запрещено, — возразил Владимиру Николаевичу кто‑то из командиров.

— Что же вы хотите, чтобы в приказе было написано, что стреляйте, а если кого убьете, никто не будет отвечать?.. — разъяснил ему, что к чему, Курдюмов. — Мы обучаем пехоту взаимодействию с другими рода — ми войск на всех лагерных сборах. Но ведь нельзя же… сказать: практикуйтесь, и если у вас будут жертвы, то никто за это не будет отвечать. Нельзя об этом писать.

Приказ № 120 впервые разрешил то, что раньше делали полулегально. И инициатором его был даже не Тимошенко, а сам Сталин. По свидетельству маршала С. М. Буденного, вскоре после финской войны Сталин заявил: «Я не признаю таких маневров, где солдаты все делают условно — и стреляют, и наступают, и даже условно роют окопы. Люди должны учиться так, словно они ведут настоящий бой. И для этой цели не нужно жалеть боеприпасов. Только в сложной обстановке боец научится действовать уверенно».

— Так ведь ЧП могут быть, — заметил один из командиров.

— Да, могут, — согласился Сталин. — Но на войне мы понесем большие потери, если сейчас не научим бойцов владеть оружием, уметь наступать, уметь обороняться.

Применение боевых снарядов на учениях неизбежно приводило к гибели бойцов и командиров. Даже если артиллеристы стреляли поверх голов пехоты, атакующей условного противника, плохое взаимодействие и не слишком высокая точность стрельбы приводили к многочисленным недолетам. Толку от этого нововведения было мало. Гораздо важнее было научить артиллеристов метко стрелять, а командиров артиллерии, авиации и пехоты — тесно взаимодействовать друг с другом. Это требовало большего числа полигонных стрельб и умения умело пользоваться средствами связи, а отнюдь не стрельбы на маневрах боевыми снарядами. Традиционное оправдание, что потери на учениях уменьшат потери на войне, которым пользовались Сталин и Тимошенко, оказалось несостоятельным, пустым. В Великой Отечественной войне уровень потерь Красной Армии был еще выше, чем в войне с Финляндией.

В декабре 1940–го, когда было собрано новое совещание высшего командного состава РККА, неудачи финской войны относили уже почти исключительно к ее первому периоду и превозносили заслуги нового наркома в прорыве линии Маннергейма. Считалось, что недостатки уже «в основном» устранены. В докладе занявшего пост начальника Генштаба и произведенного в генералы армии Мерецкова утверждалось: «Несмотря на исключительно тяжелые метеорологические условия, которые, по признанию самих финнов, являются естественной преградой более сильной, чем линия Мажино, Красная Армия успешно справилась с возложенной на нее правительством и партией задачей». Насчет же совершенствования боевой подготовки войск Кирилл Афанасьевич заявил: «Красная Армия в течение летнего периода 1940 года благодаря усилиям всего личного состава армии провела большую работу по перестройке быта, жизни, боевой подготовки и общей готовности войск к войне. Но эта перестройка только началась и требования, поставленные Народным комиссаром обороны Маршалом Советского Союза товарищем Тимошенко, еще не выполнены».

Также и генерал армии Г. К. Жуков, который вскоре сменил Мерецкова на посту начальника Генерального штаба, не забыл похвалить нового наркома за действия в Финляндии: «Чем знаменательна война в Финляндии? Она знаменательна тем, что командование фронта на Карельском перешейке впервые в современной военной истории показало искусство прорыва мощной укрепленной полосы, применив для прорыва такой первоклассной укрепленной полосы могущественную современную технику…»

Финскую армию уже перестали считать серьезным противником. Новый командующий ВВС генерал — лейте- нант П. В. Рычагов посчитал уже бесценным опыт 9–й армии, где он командовал авиацией, а финских самолетов на фронте было совсем мало. Павел Васильевич горделиво говорил: «Настоящего воздушного против — ника в Финляндии мы не видели…» — что, конечно, к счастью для него.

Опыт финской войны вообще вспоминали мало. Считалось, что большая война в Европе, в которую вот — вот должна была вступить Красная Армия, будет проходить для СССР на чужой территории. Советские механизированные корпуса вырвутся на оперативный простор, и прогрызать вражескую оборону, как в Финляндии, а тем более самим обороняться больше не придется. «Какая бы сильная оборона ни была, она всегда будет проломлена, это показывает опыт… на Карельском фронте», — рассуждал командующий Сибирским военным округом генерал — лейтенант С. А. Калинин.

В большом своем заключительном выступлении Тимошенко широковещательно заявил, что «на Карельском перешейке Красная Армия, впервые в истории войн, успешно прорвала современную железобетонную полосу, сильно развитую в глубину, показав тем самым на сегодняшний день пример прорыва современной обороны, на котором нужно учиться сложному искусству прорыва укрепленных районов». Чувством скромности Семен Константинович явно не страдал, выставляя действия фронта, которым сам командовал, как образец не только для Красной Армии, но и для всего мира, для истории. «Прорыв линии Маннергейма, — говорил он с пафосом, — должен рассматриваться… как акт величайшего героизма и самоотверженности Красной Армии и как итог достижений военной техники и военного искусства в нашей стране. Здесь нашли свое применение и наиболее мощные системы артиллерийского вооружения, обладающие огромной ударной силой и способные разрушать бетонированные огневые точки, созданные из специального бетона, и бронированные купола из специальных сталей. Здесь же нашли применение и все наиболее современные типы танков с утолщенной броней, которые действовали в тесном взаимодействии с пехотой. В процессе прорыва линии Маннергейма все рода войск поддерживались мощной тяжелой артиллерией и бомбардировочной авиацией. Вся линия Маннергейма была с тыла изолирована действиями воздушных сил. Наступление велось методически, но непрерывно и с неослабевающей мощью. В атаку были подготовлены специально подготовленные войска. Огнеметные танки атаковали прямо на казематы и направляли струю горящей жидкости в амбразуры. Саперы, включенные в состав штурмовых отрядов, следовали непосредственно за огнеметными танками и производили механические разрушения».