Игорь Богданов - Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Трубки нередко отличались весьма замысловатым внешним видом, красиво, с большим мастерством и старанием раскрашивались. Формы имели самые разные — некоторые напоминали человеческую голову или человеческое тело, фигуры животных или птиц.

Зажигательные спички впервые появились в Варшаве, в самом начале царствования Николая I. Но тогда, чтобы зажечь спичку, конец которой был смазан серой, прежде нужно было погрузить спичку в баночку с фосфором; человеку, мало-мальски знакомому с химическими реакциями, понятно, что сие занятие было не совсем безвредным для того, кто им увлекался. Спичку в том виде, как мы ее сегодня знаем, изобрел немецкий химик Камерер в 1833 году. Изобретение приобрели два венских фабриканта — и пошло-поехало. В 1866–1868 годах появились более безопасные «шведские» спички (вовсе без ядовитого фосфора), каковыми мы пользуемся доныне.

Первое время спички привозили в Петербург из Гамбурга, но с 1837 года их стали производить в самом Петербурге, пионере во многих областях и сферах, касающихся всего того, что относится к курению. В 1842 году в Петербургской губернии было уже 9 спичечных фабрик. Самой известной в XIX веке была фабрика В. А. Лапшина, о котором в следующем, XX веке, вспомнят поэты — сначала Н. Я. Агнивцев («Сегодня в руки мне попалась / Коробка спичек Лапшина»), а потом — С. Я. Маршак («А спички были Лапшина»). А потом уже никто не вспомнит. Так проходит мирская слава. Сгорает, как спички Лапшина.

Самые известные спички носили имя «Ираида» — в честь дочери фабриканта, вместе с которой Лапшин проживал в собственном доме на углу Невского проспекта (№ 71) и Николаевской (ныне Марата) улицы (№ 1).

Подержать в руках горящую спичку для курящего человека — такое же удовольствие, что и подымить сигаретой или папиросой. Со стороны всегда кажется — вот-вот обожжется, но нет, курильщики — люди рисковые, знают, на что идут. Дочь замечательного русского писателя Л. Н. Андреева на всю жизнь запомнила следующую сцену из своего детства:

«Вот его рука зажигает спичку, папа замолкает и закуривает, — он совершенно меняется: на его лице, ярко освещенном лампой, застывает тяжелое, скорбное выражение… «Может быть, у папы вдруг заболела голова?» — думаю я вскользь, так как все мое внимание поглощено спичкой, про которую папа забыл и которая все еще горит в его пальцах. С замиранием сердца я жду, когда огонь до них доберется, — тогда папа опомнится, тряхнет рукой, спичка потухнет. Неужели он не чувствует жара, ведь сейчас обожжется, вот сейчас! Невольный вздох вырывается у меня, потому что папа вдруг встряхивает рукой, спичка гаснет…».

Без спичек и сегодня никуда не деться ни домашней хозяйке, ни любителю шашлыка, ни школьнику, покуривающему в туалете. Что уж там говорить о курильщиках XIX века, которые даже не подозревали, что когда-то на смену спичкам явится зажигалка. Впрочем, прежде чем она явится, пройдет много времени, и немало петербуржцев будет использовать для прикуривания банки огнива, которые зажигались при нажатии пружины и наводили страх на домашних. А вот свидетелем какой сцены стал в один из солнечных дней 1848 года мемуарист Л. Ф. Пантелеев: «Иван Ефимович достал из чехла трубку, потом из бисерного кисета набил табаку. Я приготовился наблюдать очень интересную и хорошо известную мне операцию высекания огня над трутом, но, вместо того, Иван Ефимович вынул из кармана какое-то круглое стекло и начал водить им над трубкой; на табаке замелькало светлое пятно, показался табачный дымок, и Иван Ефимович передал трубку Николаю Ивановичу, который сейчас же с наслаждением и начал попыхивать. Изумлению моему не было пределов…».

Наверное, такой способ прикуривания через линзу существовал и в XVIII веке, в который и возвращаемся.

Как и в наши дни, курение нередко служило причиной серьезных пожаров, но в XVIII веке, когда в Петербурге почти все дома были деревянными, огонь нередко охватывал целые кварталы. По этой причине градостроителям приходилось всерьез задумываться над улучшением планировки центральных кварталов.

В 1736 году случился один из самых сильных пожаров в истории Петербурга. Причиной его стала неосторожность слуг персидского посла Ахмед-хана, живших на Мойке, близ Зеленого (ныне Народного) моста. Историк Петербурга М. И. Пыляев писал: «Они курили трубку на дворе, искра запала в сено, и через полчаса дом пылал. Пламя распространилось с чрезвычайной быстротой и вскоре охватило многие деревянные здания на берегу Мойки и Гостиный двор, стоявший на месте нынешнего дома Елисеева. Пожар продолжался восемь часов и истребил все здания от Зеленого моста до церкви Вознесенья».

Боязнь пожара, который могут вызвать курильщики, сохранялась долгое время и существует до сих пор. В романе И. А. Гончарова «Обрыв» кучера при приближении Татьяны Марковны Бережной «быстро прятали трубки за сапоги, потому что она больше всего на свете боялась пожара и куренье табаку относила — по этой причине — к большим порокам». Даже «иногда ночью вставала посмотреть в окно, не вспыхивает ли огонек в трубке».

Указом от 31 июля 1762 года императрица Екатерина II восстановила «вольную» (т. е. свободную) продажу табака, уничтожив откупы Шувалова, «в рассуждение того, чтоб не один, но все общество тем торгом пользовалось». Екатерина поняла, насколько важно развивать табачный промысел в России, богатой землями для выращивания этого продукта.

Внутри страны табак не облагался налогами, а с табака, вывозимого за границу, было велено собирать пошлину по 20 копеек с пуда.

11 февраля 1763 года усовершенствованием табачной промышленности было поручено заняться действительному статскому советнику и писателю Григорию Николаевичу Теплову (1720–1770)[15], который был назначен главным правителем всех табачных плантаций в России, под непосредственным надзором самой императрицы. Вот отрывок из текста Высочайшего указа: «А для лучшего споспешения в деле, мы ему, Теплову, препоручили главное сего дела правление и повелели особливым нашим указом быть сим плантациям и всему его промыслу табачному в нашем собственном ведении и протекции».

Теплов основательно подошел к исполнению своей должности, как человек, которому поручено дело государственной важности. В год своего назначения он выпустил в свет книгу «О засеве разных Табаков чужестранных в Малороссии», а это свидетельствует о том, что с табаком он был знаком не понаслышке. Мало того, он представил проект усовершенствования табачного промысла, удостоившийся Высочайшего утверждения. В нем Теплов расписал историю внедрения табака в Европу и описал табачные плантации в Вирджинии и Мэриленде. По заключению Теплова, Россия покупала табак у французов, но через вторые руки и поэтому дорого. Французы потеряли Вирджинию, уступив ее англичанам, что оказалось полезным для развития табачной промышленности, потому что французы ею толком и не занимались, тогда как англичане сполна использовали возможности выращивания табака в Вирджинии, чтобы заполонить им всю Европу.

Указом от 14 марта 1763 года было, по сути, положено начало развитию табачной промышленности в России. В Малороссии стали сеять американский табак, а Теплову было поручено учредить в Ромнах контору директора для личного надзора за промыслом; этой конторе вменено было в обязанность каждые два года снабжать американскими семенами всех желающих «безденежно», да еще и инструкциями по разведению табака.

22 марта 1764 года был обнародован указ, немало способствовавший развитию отечественной промышленности, в том числе и табачной: «Кто заведет шелковый завод, виноградный сад, табачную фабрику и прочее такое, чего в государстве мало или совсем нет, тому дозволяется 10 лет беспошлинно за границу и внутри государства тот продукт и товар продавать». По инициативе Теплова правительство установило премии за разведение табака в помещичьих хозяйствах и в марте 1764 года предоставило табаководам право беспошлинной продажи табака за границу и внутри государства. Поначалу доморощенные плантаторы стали разводить амертсфортский табак, как наименее прихотливый.

Полку производителей табака прибавлялось год от года, а следственно, росло и число его потребителей.

Начиная с середины XVIII века табак получил в Петербурге повсеместное распространение. К табаку пристрастились и состоятельные люди, и мастеровой люд, и военные, и флотские; «не охваченными» оставались только женщины, но и их черед придет, и они себя еще покажут.

С 1780 по 1790 год в Петербург ввозилось до 5000 пудов табака. Пройдет совсем немного времени, и эта цифра будет значительно перекрыта, ибо потребности в табаке возрастали год от года.

В 1763 году было разрешено торговать китайским табаком «шар», а также бразильским — хорошего русского табака производилось все еще мало. В Петербурге была учреждена компания, которая заведовала обработкой табака, выращенного в России, и заключала контракты с купцами, поставлявшими его за границу. В то время Россия еще не утвердила своего могущества в Крыму и не владела землями, пригодными для выращивания наилучших сортов.