Михаил Свирин - Танковый прорыв. Советские танки в боях 1937—1942 гг.

Полученную задачу Петров выполнять отказался, поскольку одни танки без пехоты не могут захватить и удерживать переправу, а движение в долине между двух гор при отсутствии артиллерии у республиканцев и наличии у противника привело бы к уничтожению батальона.

Стоит добавить, что полученный приказ распылял батальон между двумя очень сложными целями. Первая цель – переправа. Движение к ней происходило между горной грядой, на которой стояла артиллерия противника, и уже контролируемым им населенным пунктом Похарес. Вторая цель – сама гора Похарес, уже в достаточной степени укрепленная противником.[87] В ответ на отказ выполнить приказ Купер перешел на крик и пригрозил тут же расстрелять Петрова за трусость. «В долине основной противник, а не на горных массивах». Кроме того, Купер еще больше распылил батальон, приказав отправить одну роту на поиски XI бригады.[88]

В отчете майора Петрова и в официальном отчете танковой бригады о боях за Хараму[89] указывается, что Петров приказ выполнил и отправил одну роту на поиски XI бригады, после чего провел две атаки. Сначала он атаковал отдельные разъезды в долине, а затем и мост Пиндоке. Несколько иную картину рисуют приложенная к отчету танковой бригады о боях на реке Харама схема и отчеты отдельных участников боев.[90] Согласно им, майор Петров проигнорировал приказ искать XI бригаду. Проинструктировав предварительно танкистов о том, что при атаке придется встретиться с активным противодействием противника, он построил свои три роты тремя колоннами и на удалении метров 300 друг от друга повел в атаку. Первая рота наступала на захваченную врагом деревню (пуэбло) Похарес. Третья рота шла по шоссе вдоль холмов. Вторая рота шла между ними.

Артиллерийский огонь встретился уже после прохождения шоссе на Чинчон. Стреляли с юго-западного ската горы Похарес и из одноименного пуэбло с другой стороны. Видимо, атака танков была неожиданной, и потерь среди них не было. Более того, меткими выстрелами они заставили замолчать часть орудий. Эффективной деятельности танков способствовало то, что вторая рота, немного отставая от первой и третьей, хорошо видела, откуда велся огонь, и подавляла цели.

При подходе к переправе танки натолкнулись на подразделение кавалеристов и расстреляли его. «Командир роты держит направление к реке. Мы же за ним, зажав противника, танки пулеметным и пушечным огнем уничтожали живую силу противника у переправы через реку. Смешались люди и кони. А по полю уже бегают кони без всадников».[91] Но закрепиться на переправе танки без пехоты не могли и повернули назад. На обратном пути артиллерия противника, ожидавшая танкистов и пристреливавшая пути их отхода, открыла с холмов ураганный огонь. В результате были подбиты три танка (все три вытащены к своим), два танкиста убито и два ранено.

Особенно тяжело пришлось роте, шедшей мимо холмов по шоссе: земля вдоль него раскисла от дождей, и машины могли двигаться только в ряд. Когда понадобилось быстрее доставить одного из раненых в госпиталь, танки под огнем были вынуждены остановиться и пропустить машину с истекающим кровью товарищем.[92] В ходе боя израсходованы 3/4 заправки горючего и У3 боевого комплекта. Потери противника можно описать словами «много пехоты и кавалерии». По горячим следам танкисты записали себе в этот день уничтожение 2 эскадронов конницы, 2 пушек ПТО и 4 пулеметов. Майор Петров в своем отчете аккуратно указал «уничтожение отдельных кавалерийских разъездов».[93]

Тем временем за ночь по двум мостам (железнодорожному и новому понтонному) реку продолжали переходить части франкистов. Они сразу укреплялись на горном кряже вдоль горы Похарес. Кроме того, в районе моста Сан-Мартин-де-ла-Вега мароканцы вновь смогли снять посты одним только холодным оружием – и без единого выстрела взяли мост под свой контроль.

После того, как об этом стало известно, майор Петров получил от Купера письменный приказ. Вместе с XII бригадой ему надлежало повторить вчерашнюю атаку на мост Пиндоке, одновременно поддержав огнем наступление «батальона Домбровского» на гору Похарес. После этого танки должны были около пяти километров проехать вдоль берега по узкой прибрежной полосе до моста Сан-Мартин-де-ла-Вега. В этом маршруте танки оказывались под артиллерийским обстрелом уже не с двух, а с четырех сторон – но при удаче это позволило бы одним ударом прекратить всю высадку.

Не очень понятно, на что рассчитывало начальство, давая такой приказ. Либо оно совершенно не представляло силу наносившегося франкистами удара, по-прежнему считая его отвлекающим, либо оно имело совершенно мистическую веру в силу танков. Последнее мало вероятно. Бои в Мадриде наглядно продемонстрировали силу артиллерии ПТО в борьбе с танками, о чем каждый раз при получении очередного приказа предупреждал Купера майор Петров. Ночью 12 февраля он заявил, что до захвата горы Похарес длинный рейд, ведущий его танки в огневой мешок, невозможен.

В его рапорте нет данных, каким образом на этот раз Купер сумел его «уговорить». Утром танки снова пошли в атаку. 4 батареи артиллерии, которые должны были сопровождать танки, не появились. Пехота XII интербригады, сопровождавшая танки, попала под накрывший их артиллерийский огонь, и, не имея от него укрытия, повернула назад. Как написано в отчете Петрова«…с открытием артиллерийского огня по танкам, пехота оказалась на 300 метров сзади ранее занимаемого положения. То есть вместо движения вперед ушла на 300 метров назад».[94] Дальнейшая атака всеми принявшими в ней участие простыми танкистами выделяется во всех отчетах и описывается как одна из самых страшных в жизни. «… Хотя был смелый, я тоже струсил. Когда мы брали реку Гвадораму, здесь было очень страшно. Первый день ничяво[95]. Второй погибло много товарищей, оставили пять танков. […] И что интересно, фашисты пропускают идти вперед, как повернули назад, то открывают ураганный артиллерийский огонь, и на второй день не было видно свету божьего».[96]

В своем отчете Петров писал: «Настолько был силен артиллерийский огонь, настолько массово, что не только нельзя было видеть соседний батальон, но даже нельзя было видеть соседнего танка, не говоря уже о видимости пехоты. Но так как все были предупреждены заранее, чтобы доходили до линии до моста и обратно на исходные позиции к своей пехоте, кто не видел сигнала, возвращался самостоятельно. Результатом участвовало в бою 23 танка, подбито 9, из них 4 изъято с поле боя, 5 сгорели. Из состава экипажей 10 убиты, 4 ранены. Израсходовано за один заезд половина боевого комплекта и половина заправки горючего за день боя».[97]

Скорее всего, именно к этому бою относится эпизод, когда один из раненых танкистов Филатов Леонид был живым найден на поле боя марокканцами и зарезан ими.[98] Повторить атаку, чтобы вытащить днем подбитые танки, не представлялось возможным. Петров пошел к командиру XII бригады Лукачу просить роту пехоты, чтобы попытаться вытащить подбитые танки и тела танкистов с наступлением темноты. Вместо этого он получил приказ повторить свою атаку ночью и только после этого вытаскивать и технику, и мертвых.[99] К этому времени у него оставалось в строю 14 танков.

Петров заявил, что танки ночью почти слепы и вести бой не могут. Невозможно не только воевать, но даже просто управлять батальоном. На это Лукач ответил: «Прекратить разговоры и просто выполняйте приказ. Есть приказание выполнять приказ».[100] Наступать танки должны были вместе с итальянским пехотным батальоном, однако после выхода из здания штаба Петров был уведомлен командиром итальянского батальона, что его люди в эту ночную атаку не пойдут, так как из нее никто не вернется. После этого наступление танков окончательно потеряло смысл, и они на стартовую позицию не вышли.

В заключение к отчету Петров писал:«…считаю, что 11 и 12 числа использование танков со стороны начальников, кому танковые части подчинены, по местности и по поставлению задачи были не только безграмотными, не соответствующие никаким уставом, но и даже испанским условиям, на каковые каждый считает необходимым ссылаться».[101]

Если анализировать рассмотренный эпизод, то обращает внимание его типичность. Противник внезапно прорывает оборону, не оставляя обороняющейся стороне времени на сбор средств и организацию контратак. Подошедшие части подходят мелкими партиями. Время на разведку и анализ ситуации обычно не остается. Части, брошенные поодиночке в бой, либо гибнут, либо бегут, увеличивая уровень хаоса. Здесь пасуют не только слабые, но и опытные офицеры. Генерал Лукач, столь негативно оцениваемый в докладе, был одним из самых толковых командиров республиканских бригад, имел большой опыт боев. Согласно воспоминаниям Н. Н. Воронова: «С тех пор мы часто встречались. Это был интересный, умный, храбрый человек. Мы с ним условились, что если будем обращаться друг к другу с просьбами, то только с самыми серьезными и неотложными – не выполнить такие просьбы нельзя. И я знал, что если Лукач просит добавить ему артиллерии или срочно сосредоточить огонь в том или ином пункте, то это действительно необходимо. Бригада Лукача, по моему мнению, была одной из лучших среди интернациональных бригад. Бойцы ее проявляли в боях подлинное геройство».[102] Республиканскому командованию не хватало не боевого опыта или ума, а их сплава с тем, что называется «школой»: доведенного до автоматизма умения выискивать слабые стороны врага, анализировать местные условия в ситуации жесточайшего временного цейтнота, принимать решения, пользуясь не только своим личным опытом, но и тем багажом, который получили в ходе учебы.