Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов
Помощь проекту
Восточная Пруссия глазами советских переселенцев читать книгу онлайн
И все же сегодня большинство первых советских переселенцев критически оценивает акцию депортации.
— Кажется, что не все правильно мы тут делали, — говорит Александра Андреевна Клюка. — Не надо было немцев-то насильно увозить. Пусть бы жили себе, кто хотел. Ведь сюда много случайных людей приехало. Шли в сельское хозяйство работать, а сами ничего в нем не понимали. Вот и пошло все наперекосяк. Хозяева-то ушли, вот земля родит плохо. Не чувствуем себя хозяевами. Сердце болит.
А вот размышления Александра Игнатьевича Фурманова:
— Тогда я считал, что немцев выселяют по справедливости: они отвоевались, а эта земля — наша по закону. Теперь же начинаю понимать, что мы просто безбожно уничтожили все, что осталось после немцев, даже хорошее. Это, конечно, было варварством. Но надо понять и нас. В те годы все здесь было чужое, немецкое. И у всех было стремление навсегда искоренить фашизм и пруссачество.
А в заключение еще один рассказ из интервью Анны Ивановны Рыжовой:
— У меня была совсем маленькая сестричка. Родители целыми днями на работе — трудодни зарабатывали. Решили взять няньку из немок. А та немка от худобы светилась даже. Вся в лохмотьях! И глаза не двигались: смотрят прямо, бездумно, бессмысленно. Каждые три дня стирала свою «одежду» и тут же мокрую одевала. Но детей очень любила, очень бережно относилась к сестре — как мать. И все молчала. Дают есть — берет, забудут про нее — виду не подаст, что голодная. На груди у нее медальон какой-то был. Как вечер, снимает его, на колени встанет и долго-долго молчит. Я понимала: молится. Что у этого несчастного человека тогда в душе творилось? Сколько горя свалилось на эту почти девочку? И за что?.. Но она верила! Если молилась, значит, верила, что может вырваться из этого кошмара. А может, о душе молилась?
— Но ведь были среди немцев и такие, которые приняли новую власть?
— Приняли? Абсурд! Дело здесь не во власти. Дело в самом понятии «родина». Это для немцев святое. Я уверена, что многие из них захотели бы остаться, если бы была возможность. Одним повезло, другим нет. Жизнь. А наши власти добросовестно исполняли приказ: «Изгнать прусский дух». Законы послевоенного времени...
КАК РАСПОРЯДИЛИСЬ НАСЛЕДСТВОМ?
(Вместо заключения)Анатолий Яковлевич Мудров:
— В первый раз я побывал в Кёнигсберге в 1940 году. Давно это было. На острове, где могила Канта, было много домов, очень много мелких магазинов, лавок. Улицы узкие, шириной примерно от двух до пяти метров. От Южного вокзала, если идти по Ленинскому проспекту, до Королевского замка располагался очень старинный район, населенный кустарями, но часто встречались и богатые дома.
— Скажите, если сравнить Кёнигсберг 1940 года с Калининградом 1989 года, в какую сторону изменился город?
— В лучшую. Это ж не сравнить. Здесь, на месте Балтийского района, стояли вековые трущобы. Город стал красивее. Здесь стояли трущобы кустарей. Там повернуться негде было. Всякие мастерские лепились друг к другу. Там дышать было нечем. Это даже и сравнивать нельзя. Октябрьский район при немцах хорошо выглядел — там богачи жили, а Балтийский — это же сплошные трущобы. За последние два десятилетия город преобразился. Правда, и грязнее стал. Общая культура — ниже. Но сам город стал красивее.
Ирина Васильевна Поборцева:
— Город сильно разрушен был. Развалки страшные были. Но что меня поражало, да и не только меня, а всех — это обилие зелени, цветов. Ну море, море зелени. И знаете, эта зелень как бы сглаживала те развалины. Ведь как у немцев было: обычно особняк, а вокруг сад был. Какие чудные чугунные заборы-то были, ну прямо воздушные, кружевные. Различные листочки, цветы переплетались. Как все красиво было! А какие развалины красивые были, памятники. Ведь все-таки очень многое осталось. Сколько много особняков цело было. Ведь все попортили. Ой, как попортили! Никому это не нужно. Муж бывал часто в городе и рассказывал, как издевались над памятниками. Чего только над ними не делали: и штыками кололи, и пинали, и точили, пилили. Варварское отношение было. Когда был объявлен сбор утильсырья, все бросились собирать все, что еще можно было собрать. Оградки распиливались и растаскивались. Муж рассказывал, как из университета тащили статуи известных людей, и представляете, среди них были статуи русских! Все рушили, ломали. Ох, как больно-то было смотреть на это.
Надежда Дмитриевна Макушина:
— Считаю эту землю своей родиной. Я ни разу не была в тех местах, откуда приехала. У меня там никого нет. Калининград я очень люблю, ведь фактически я его отстроила сама. Только город был чище, несмотря на развалины.
Екатерина Петровна Кожевникова:
— Зла на немцев не было. Какая-то щемящая боль была за этот народ. Вот потерпели мы, конечно, больше всех в мире потерпели. Но чтобы вспомнить когда-то, что над нами издевались и расстреливали, сколько крови пролили — не было этого. Не было ненависти к ним. Просто чувство сожаления, что им тоже нелегко было покидать то, что было нажито, землю, где они жили. Конечно, культура их вызывает восхищение. Если даже буду сравнивать со своим Курском — никакого сравнения. Даже сейчас, даже в наше время. Русские строят топорно, по-собакевически, то есть огромно так, много территории. Здесь все сжато, культурно. И притом здесь каждый участок земли использовался с делом. Надо не уничтожать, а поддерживать эту культуру и воспитывать на ней молодежь. Я считаю немцам надо приезжать сюда, нам — ездить туда, а также нашим детям и внукам. Они трудолюбивые, чистоплотные, прекрасный народ, ничего не скажешь. То, что бесноватые фюреры рождаются — они в любом народе могут родиться, не только у немцев. Я не хочу перечеркивать все, как перечеркивают многие люди сейчас. У нас было много темных пятен в истории, но было и хорошее. Пусть мы жили небогато, но мы считали, что мы жили хорошо, мы жили не напрасно. Умели веселиться, умели и
