Андрей Курпатов - 5 наболевших вопросов. Психология большого города

Честное слово, не читала. Но тоже приятно – хоть об этом мы с Андреем думаем одинаково.

– А в отношении смысла… Знаете, есть какой-то особенный смысл в этой жизни или его нет, можно его найти, определить, формализовать и доказать, что это действительно он, или нельзя – это все лирика. Но если у нас нет ответа на такого рода вопросы, это не значит, что наша жизнь не может быть осмысленной. Может. И я даже предлагаю этим заняться, начать так жить – осмысленно и так ее ощущать. Если кто-то идет какими-то другими путями, не использует возможности, которые дает ему жизнь, не реализует свой потенциал – ну, это его личный выбор, у нас же свобода выбора. Мы можем выбрать, под каким забором умрем, и под забором ли. И мы же выбираем – быть нам счастливыми в этой жизни или быть несчастными. Мы. Сами.

Если бы я была кинокритиком и мне заказали анонс к фильму Эмира Кустурицы «Жизнь как чудо», то я не стала бы описывать место и время действия картины, как-то характеризовать ее чудаковатых героев. Ни про войну в Боснии, ни про изгибы биографии мужа-инженера, жены-певицы, сына-солдата, а также других действующих лиц и исполнителей. Даже про любовь к заложнице-мусульманке не упомянула бы. Написала бы просто: «Этот фильм – самоучитель по счастью». Вопреки всему, несмотря ни на что. В любые, даже самые трагические моменты жизни и истории. Кажется, достаточно всего один раз прочувствовать, воспринять жизнь как чудо, и практически все вопросы этой главы отпадут сами собой. А остальные – снимутся с повестки дня после того, как мы научимся относиться к своей жизни как к СВОЕМУ рукотворному чуду. Которое мы можем, а значит, должны творить каждый день. Должны сами себе.

«Это неправда, что у нас народ ничего не понимает в искусстве. Ставим в сетку какое-нибудь авторское кино, он смотрит первые пять минут, понимает: искусство – и… переключается на другой канал». Цитата по памяти из Константина Эрнста.

А кто-то до сих пор продолжает считать, что мы – самая читающая страна в мире, хотя это, увы, уже далеко не так. Да и сама литература стала своеобразной, на полках книжных магазинов все больше «легких» книг – для метро, «для Турции», для отдыха мозгов после тяжелого трудового дня.

Давным-давно, в юности, я часто ходила в театры, кино, музеи, много читала. Сейчас «встречи с искусством» происходят гораздо реже. Мои друзья тоже сетуют на этот дефицит – и времени, и того, что хочется смотреть и читать. Только ли в возрасте дело? «Совершенно некуда сходить, сплошная развлекуха и кич», – обиженно заявила двадцатилетняя подруга моего племянника, студентка одного ну очень гуманитарного вуза, отвечая на дежурный вопрос о том, как они предпочитают проводить свободное время. Права ли она?

И вообще, как изменились наши представления о культуре и искусстве за последние пару десятилетий? Говоря экономическим языком – какова структура спроса и предложения на культурные ценности? Как они влияют на нашу психологию? Какие преимущества может получить человек культурный сегодня? И что вообще представляет сегодня этот «человек культурный», какой именно культурой он должен обладать? Неплохие темы для беседы с психотерапевтом.

Мы с Андреем с самого начала решили посвятить последнюю главу книги культуре психологической. Но обойти стороной культуру в целом было бы совсем неправильно. Потому что она… паровоз. Впереди которого не побежишь.

Именно в рамках культуры создается, сохраняется и передается из поколения в поколение все самое лучшее, что есть у человечества, самые красивые мысли и образцы достойного поведения – культурные ценности. Благодаря приобщению к культуре люди становятся лучше, чище и добрее. Вроде бы банальности, точнее, прописные истины? Но – истины же!

Андрей не устает повторять, что человек – существо социальное, даже стайное, что он не может существовать вне социума. Но точно также человек не может существовать и вне культуры своей страны, своего народа. Мы живем внутри этого пространства. Замечая или не замечая это, пользуясь достижениями культуры или проходя мимо, мы существуем в ее контекстах. А значит – это наша среда обитания. И изучить ее повнимательнее стоит. Тем более что за последние два десятилетия в ней очень многое изменилось.

– Правда, что такое культура вообще, я с трудом себе представляю , – беседу с Андреем я начинаю с чистосердечного признания. – А с ее современными разновидностями вообще иногда теряюсь в догадках – это еще культура или уже нет?

– Да, понятие «культуры» очень размыто. Если без каких-либо приставок, я бы использовал его только в связи с некими художественными и интеллектуальными ценностями. Но как раз тут и возникают в последнее время большие проблемы. Сложилась парадоксальная ситуация: критерием в этом отборе – что считать художественной ценностью, а что нет – все меньше оказывается качественная оценка произведения искусства (вдумчивая и аргументированная), и все большее значение приобретает ее положение на рынке.

Причем это происходит как через непосредственное соотнесение с ценой, так и вопреки процессу ценообразования. С одной стороны, ценность произведения все чаще определяется аукционной стоимостью, то есть, по большому счету, модой. Тут цена и ценность – синонимы. Но, с другой стороны, существует тенденция разделять востребованное на массовом рынке «искусство» от невостребованного и считать последнее культурным достоянием только на том основании, что, мол, если «пипл хавает», то это в принципе не может быть искусством , а если ты аутсайдер и тебя не покупают – то это красота писаная.

Очень сомнительная, на мой взгляд, позиция: если не «хавает», то, значит, это высокое искусство, «просто им не понять». Даже если это в чем-то и так, нет никаких оснований думать, что всякая невостребованная на рынке творческая активность имеет ценность. Скорее из невостребованного на рынке большая часть – никакое не искусство и к культуре никакого отношения не имеет. И только отдельные авторы, произведения, не востребованные современностью, действительно чем-то замечательны. В общем, так сейчас получается, что истинными лидерами и представителями современной культуры некоторые авторы признаются только на том основании, что они аутсайдеры. Мол, Ван Гога не признавали, он при жизни ни одной картины не продал, и мы такие же. Сомнительно… Думаю, что это такая своеобразная психологическая компенсация за отсутствие славы – мол, нас не принимают, денег нам не дают, но зато мы творим великое, мы – Культура. Вот такой переворот в сознании.

Наблюдение «в яблочко». От знакомых художников и писателей я слова доброго о более успешных коллегах не слышала. «Крусанов? Да он просто хорошо устроился на работу – редактором в издательство, вот и получил возможность много печататься…»

А недавно и вовсе курьез случился. Пришла в гости к знакомой, начала рассказывать о поездке в Испанию и посещении музея Сальвадора Дали. А ее супруг тут же устроил мне показательную порку, поскольку сведущ в области изобразительного искусства. Дали оказался полным бездарем, не владеющим техникой рисунка и сыгравшим роковую роль в развитии целого направления в живописи, ибо захламил своей мазней всю Европу и тем самым не дал проявиться целой плеяде более талантливых и блестящих художников. Уф, вот так, ни больше, ни меньше.

Правда, обошлось без драки, мы примирились на том, что Дали – гениальный менеджер по маркетингу и рекламе собственных товаров народного потребления. Все-таки зачатки психологической культуры в нас уже есть. Но о ней нам с Андреем еще предстоит говорить.

– Вообще же, когда экономический фактор начинает «рулить» в наших оценках чего-то, что по определению субъективно, – это страшное дело. Вот возьмем все это наше «прогрессивное человечество». Ну прямо бьется оно в падучей, что на прилавках Дарья Донцова, а в телевизоре «Аншлаг». А чего биться-то? – доктор интересуется. – Вы посмотрите на происходящее и поймите – что да как вам делать в сложившейся ситуации. А то сидят – и сокрушаются: «Село! Понаехали тут! Семечки лузгают! Где наши чудные интеллигенты да диссиденты?!» и так далее.

После бурных и, мягко говоря, непростых перестроечных лет, голодных лет начала девяностых, людям захотелось чего-нибудь простенького, незатейливого и желательно живенького, чтобы глаз цепляло. Тогда-то и сформировалась эта мода на глупости по ТВ – пошленькие «гэги». Дарья Донцова появилась после кризиса 98-го года: «уткнуться в книжку и забыться» – называется. Массовое искусство стало оцениваться не с позиций «хорошо-плохо», «красиво-некрасиво», а с точки зрения некой его «неспецифической психотерапевтической функции»: помогло забыться, отключиться, выпасть из жизни хоть на какое-то время – и прекрасно!