Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира

Выражение чрезвычайной подозрительности у хамелеона усиливалось еще и тем, что он непрерывно вращал глазами, так что мог одновременно одним глазом следить за Джорджем, который стоял впереди него, другим — за мной, а я был у него за спиной. Это ему удавалось потому, что глаза сплошь покрывала кожа, оставляя лишь круглую дырочку в центре.

Мы взяли и посадили странное существо на веревку, на которой сушилась коллекция черепов. Это место, над кото­рым, как я уже говорил, стоял гул от множества мух, оказалось настоящим хамелеоньим раем.

Маленький Альфред, как мы его назвали, очевидно, разделял это мнение. Он просто сидел и постреливал в мух своим длиннющим языком, пока не раздулся от обжорства настолько, что, как ни грустно об этом сообщать, отдал богу свою маленькую душу, которая,. без сомнения, унеслась в рай, еще более изобилующий мухами.

После этого нашим вниманием безраздельно завладел более мелкий рогатый хамелеон брукезия (Brookesia spectrum). Он оказался более уравновешенным существом и, что бы мы с ним ни творили, сохранял высокомерный и презрительный вид. Более того, он упрямо отказывался менять цвет — разве что немного приглушал свою окраску под воздействием повышенной влажности. Боюсь, что это животное представляет интерес только для специалистов.

Но нас ожидали еще более удивительные сюрпризы. Мы поймали крупное животное с двумя длинными, слегка изогну­тыми вверх рогами на морде. Это создание демонстрировало целые серии цветов; мы даже не могли понять, какой же из них преобладает. Обычно оно умудрялось украсить себя ши­рокими полосами вокруг туловища и хвоста. Как правило, че­редовались темные и светлые тона, но в некоторые «фазы», особенно зеленых тонов, светлые участки превращались в горошины или даже крапинки. Однако величайшим шедевром хамелеоньего мастерства мы были награждены несколько недель спустя, когда Джордж откопал трехрогого хамелеона. Он оказался еще более раздражительным, закатывал розо­вые, коричневые и черные истерики, которые сменялись лимонными, желтыми или серыми цветами мрачного уныния, притворялся воплощенной невинностью в ослепительно бе­лом наряде и зеленел не от зависти, а от перемены освещения. Рога у него торчали над обоими глазами и на кончике носа.

Таким образом, у нас побывали хамелеоны безрогие (Chameleo cristatus), но зато украшенные короной — мелкими выпуклыми шариками бледно-голубого цвета, обрамляющими ромбовидную ямку на верхней части головы; хамелеоны с одним рогом на носу (Rhampholeon spectrum), с двумя (Chameleo montium) и с тремя рогами (Chameleo oweni). И все они — диковинные, похожие на привидения существа с несносным характером и странными привычками.

Во время нашей экспедиции в Африку много сил, как я уже упоминал, мы отдапи ловле лягушек. Это может пока­заться довольно странным занятием, и вы вправе спросить, для чего понадобилась подобная коллекция. Все, кто в юности жил в деревне, возможно, собирали головастиков и следили, как они растут, а затем погибают в тесных стеклянных банках. В детстве подобные наблюдения кажут­ся интересными, но в сознании взрослых они как-то больше связываются со всякой охотой за жуками и бабочками и поэтому всецело отдаются на откуп пожилым, странно одетым, заросшим бородами чудакам. Но обычно о лягушках вспоминают случайно, и считается, что они просто-напросто скользкие существа, обитающие в канавах, и все.

Тем не менее, именно коллекционеры и специалисты по лягушкам сделали множество замечательных открытий, име­ющих немаловажное экономическое значение. Но они до сих пор не получили достойной оценки, и не только потому, что коллекционеры составляют незначительную часть ученых-практиков, но главным образом потому, что монополию в области прикладной зоологии захватили энтомологи. Лестологи, то есть люди, изучающие разного рода вредителей, как правило, глубоко погружены в море разнообразных насеко­мых или в сильнейшей степени «укушены крысами», как кто-то очень метко выразился. Они изучают насекомых, вредных для человека или для производимой им продукции.

Лягушки — существа безвредные, более того, они явно полезные животные. Но этот факт все еще не находит признания. Очень внимательный наблюдатель, мистер Г. В. Котт, экспериментировавший с пиццей лягушек и изучав­ший плотность популяции лягушек на ограниченных участках, опубликовал некоторые поразительные сведения о количе­стве и общей массе поедаемых лягушками насекомых. Изуче­ние этих цифр показывает, что большинство, если не все без исключения, вредные насекомые, которых люди так стремят­ся истребить, поедаются лягушками. Соединяя данные Котта с нашими выводами, сделанными на основе громадного материала, собранного в полевых условиях, а именно что все ландшафты разделяются между громадным разнообразием видов лягушек, каждый из которых держится своего специ­фического местообитания, — можно прийти к поразительному заключению.

Вот оно: лягушки — один из величайших природных мето­дов борьбы с вредными насекомыми. Когда человек прихо­дит и нарушает баланс растительности целых районов, особенно в тропиках, путем вырубки деревьев, осушения болот и т. д., он разрушает местообитания множества лягу­шек, которые просто исчезают с лица земли. Насекомые, которых те раньше поедали буквально тоннами на акр земли, теперь оказываются освобожденными от своих природных врагов и дают гигантские вспышки размножения.

Возьмите, к примеру, тех же комаров. Они откладывают яйца и проводят часть жизни в воде. А там, при естествен­ных условиях, обитает множество лягушек, таких, как Rana occipitalis, которые питаются, особенно на ранних стадиях развития, личинками комаров. Если исчезает тень, необходи­мая для Rana occipitalis, лягушки вымирают, а комары процветают. В результате малярия и желтая лихорадка начинают свирепствовать вовсю, если только люди не ра­зыскивают все стоячие лужи и колдобины вплоть до самых мелких и не заливают их нефтью. Может быть, это и очень хитро придумано, но было бы лучше, если бы люди научи­лись помогать своим соседкам-лягушкам, избавляя таким образом себя от множества забот.

Предположим, что владельцы чайных плантаций в Индии и на Цейлоне [11] создали бы условия для жизни и размножения местных лягушек — представьте себе, насколько пышнее стала бы зелень на окружающих склонах!

Подобные выводы можно окончательно сделать только после возвращения из экспедиции и изучения коллекций в целом с учетом полученных на месте данных. В полевых условиях забота была одна — добыть как можно больше лягушек, притом самых разнообразных. Но эта цель сама по себе привела нас к открытиям, которые имеют уже более специальный зоологический интерес.

Везде, где росла трава, за исключением необычных горных лугов, водились и лягушки очень своеобразного вида.

За неимением лучшего названия их называют «лягушки-пульки». Их тело веретенообразной формы, а задние ноги очень длинные; возможно, это помогает им прыгать среди высоких стеблей травы. Их бывает великое множество, особенно молодых особей длиной в один или два дюйма.

В густых лесах возле Мамфе встречались травяные поляны почти без почвы. Проплешины на голых скалах раскалялись в полдень под солнцем так, что на них можно было жарить яичницу. По трещинам, прорезывающим эти плоские скалы, струились ручейки шириной в три дюйма, в них-то и размножались лягушки-пульки. Их икра была погру­жена в горячую воду, примерно такую же, какую мы напускаем в ванну; оттуда крохотная лягушечья молодь выскакивала на камни, до которых невозможно было дотро­нуться. Просто непостижимо, как это им удается!

В этом смысле и то, о чем я сейчас расскажу, столь же необъяснимо.

Все двенадцать наших носильщиков-намчи постепенно стали еще и коллекторами по совместительству. Это неуди­вительно: мы всегда были вместе и хорошо узнали друг друга; короче, мало-помалу они включились в нашу общую работу. Они стали нашими общими хранителями! Джордж предложил солидные деньги за новых шпорцевых лягушек. Намчи ухитрились наловить их во множестве, чем сильно повысили свои заработки. Когда же цена на шпорцевых лягушек упала ниже экономически выгодного уровня, они перекпючились на поиски других лягушек в надежде найти новый ходовой товар и немного порастрясти наши заморо­женные средства, которые, с их точки зрения, были неисчер­паемы. ' • •

И это удалось им как нельзя лучше. Они обнаружили на банановых деревьях маленьких древесных лягушек, которых и стали приносить пригоршнями замученному Джорджу. Один вид, представители которого были нам доставлены в подав­ляющем количестве, ученые наградили именем Hyperofius sordidus. Заметьте: sordidusf *

Это животное, несомненно, было впервые окрещено неким достопочтенным ученым мужем, закопавшимся в му­зейных фондах где-нибудь очень далеко от Африки и получившим лягушку уже в «маринованном» виде. В то же время ученый мог быть и человеком со специфическим чувством биологического юмора; он постарался наречь жи­вотное именем, максимально удаленным от действительно­сти. В заспиртованном состоянии лягушка имеет и вправду тусклый вид, но в жизни ее окраска ни с чем не сравнима и не поддается описанию. Хотя по форме эти лягушки не отличаются от прочих, окраска их необычайно варьирует: просто не верится, что они относятся к одному и тому же виду, пока не отыщутся все переходные формы.