Борис Покровский - Сотворение оперного спектакля

Ритм, темп, метр

Ритм, теми и метр. Нам придется задержаться на этих понятиях, так как даже не все оперные актеры точно представляют себе разницу между ними. Увы, даже среди профессионалов и в публикациях здесь наблюдается изрядная путаница. И я не буду стесняться элементарно объяснять моим читателям, что значат слова «ритм», «метр», «темп».

Представьте себе, что по улице идут солдаты и поют песню. То, что они отмеряют шагом («Раз-два, раз-два…») есть метр, то есть размер их марша (двухдольный). Они могут идти и другим размером, например на три четверти («Раз-два-три, раз-два-три…»), и акцент их шага будет на каждой первой четверти уже трехдольного такта. Это уже будет не марш, а, скорее, танец полонез. Мы скажем: «Изменился размер такта, был двухчетвертной, а стал трехчетвертной». Размеры могут быть самые разные. И четыре четверти в такте, и одиннадцать четвертей, и пять восьмых и т. д. и т. п.

Песня, которую поют солдаты, состоит из нот разной длительности. Тут и целые ноты, на весь такт, тут и половины, и четверти, и восьмушки… Их соотношения, то есть соотношение их длительностей, и есть ритм. При этом высотность звука не учитывается, она касается уже мелодии. Мелодия состоит из разновысоких звуков, организованных в определенном ритме. Ритм в архитектуре, например, — это соотношение частей здания.

А что же такое темп? Это — скорость. Представьте себе, что командир заметил опоздание и прибавил шагу. И ритм и метр остались неизменными, изменился лишь темп. Солдаты пошли скорее, и их песня тоже стала петься быстрее. Изменился темп, то есть скорость.

Драматический актер может произносить слова быстрее, медленнее. Может произвольно менять скорость (темп) произношения слов в любой фразе. Оперный певец должен строго уложиться в предложенный партитурой темп, то же — с ритмом и метром. Всю выразительность пения он должен искать в этих заданных композитором формах и границах. Музыка диктует ему и направление, в котором он должен искать свою интонацию, развивая и уточняя данную автором.

Для извлечения певческого звука в любом регистре певцу приходится испытывать разное физическое напряжение, которое может не соответствовать состоянию образа. Певец должен решить эту задачу и найти такое актерское состояние, которое соответствовало бы напряжению, обусловленному пением. Так как пение — это музицирование, оно требует часто более протяжных звуков, чем в жизни или в спектаклях драматического театра. Времени на пропевание какой-нибудь фразы нужно больше, чем при простом разговорном произношении. Иногда композитор ставит перед певцом особенно трудные задачи исполнения различного рода фиоритур[21], скачков в тесситуре[22], ритмических сложностей и т. д. Надо обладать технологией пения, при которой эти композиторские ухищрения пойдут на службу образу, а не станут выключать актера из логики его действий. Прибавим к этому то, что исполнение партитуры есть задача ансамблевая, здесь должна быть соблюдена точность исполнения, связывающая всех участников спектакля (оркестра в том числе); объединение звучания — задача дирижера. Связь с ним должна быть непрерывна, но незаметна зрителю.

А вот и «непринципиальная», или, как мы сказали, физическая, разница в творчестве поющего актера в отличие от драматического. Артист оперы поступает в театр поздно. Это происходит оттого, что певческий голос обнаруживается лишь к восемнадцати-девятнадцати годам. Да и то обнаруживают его не сразу, часто о наличии его и не подозревает счастливчик. Ему надо учиться, для того чтобы стать оперным артистом, минимум пить лет. В лучшем случае артист двадцати пяти лет начинает работать в театре. Здесь он должен приобрести множество необходимых навыков, которые появляются в результате непрерывных тренировок, каждодневных занятий. Часто на освоение трудной оперной практики, на постепенное вхождение в круг ответственных ролей, требуется пять-шесть лет. Лишь к тридцати годам у него есть опыт, позволяющий исполнять главные вокальные партии. Но он уже немолод, и ему трудно исполнять с должной правдивостью роли молодых людей.

Да, труд столь велик, а состояние голоса требует такого большого внимания, что не часто, совсем не часто на оперной сцене появляется оперный артист, отвечающий всем требованиям сцены.

Это тоже один из «проклятых вопросов» оперного театра, который не в малой степени крадет у него успех.

Главным компонентом, определяющим успех оперного артиста, является музыкальность. Слух, чувство ритма, способность выражать голосом музыкальное богатство партитуры. Это свойство врожденное, но, увы, редко встречающееся. К счастью, музыкальность можно развить, воспитать частым слушанием музыки, упражнениями. Однако молодой певец чаще всего бывает увлечен физической стороной звучания своего голоса и теряет способность музицировать голосом. Сколько обладателей хороших голосовых данных так и не сделались певцами, если иметь в виду под этим словом соединение тех данных, которые отличают музыканта от всех остальных людей на свете.

Теперь обратим внимание на пение оперного артиста. Мы уже знаем, что главное в пенни — это интонации, окраска звука в соответствии с тем положением, в котором находится наш герой.

Мы говорили, что основу интонации образа дает композитор. Но это лишь основа, не более. Оперный актер своим голосом может раскрыть в большой мере смысл изображаемого характера. Тут приходит на помощь окраска звука. Помните? Певческий звук может быть призывным, может быть просящим, грозящим, убаюкивающим и т. д. и т. п. Значит, голосом, правильно окрашенным для данного образа, в данных конкретных обстоятельствах, можно решать задачи образа, действовать им.

Плохой, невыразительный певец одним звуком, без всяких обертонов, красок, пропоет всю роль, и ему не помогут ни мизансцены, ни внешность, ни мимика — ничто! Хороший оперный артист прежде всего звуком своего голоса проявит желания, стремления исполняемого образа и в конце концов влечение к цели персонажа, как говорил К. С. Станиславский — к сверхзадаче.

Что хочет Гермам во второй картине «Пиковой дамы»? Добиться благожелательности Лизы. Тут и угрозы, и мольбы, и отчаяние, тут и желание успокоить Лизу и желание поставить ее перед фактом опасного решения — сотни интонаций, которые актер оперы должен найти для звучания своего голоса. Соответственно свою логику интонаций будет искать исполнительница роли Лизы; эти интонации будут противодействовать интонациям Германа. Между этими персонажами должны возникнуть вокальное взаимодействие, конфликтность, которые и будут обусловливать процесс движения, развития сцены

Разумеется, интонацию никак нельзя оторвать от общесценического поведения образа, иначе — катастрофа!

Найденная интонация выражается и поведением актера. При этом музыкально-вокальное воздействие идет не рядом со сценическим, а составляет одно неразрывное целое.

Ни один артист не в состоянии дважды создать одинаковые сочетания звукового и сценического образов. На каждом спектакле оно обязательно, хотя бы в деталях, иное. Но детали в искусстве — это совсем не пустяк. Иной раз деталь может сыграть решающую роль в успехе и провале.

В телевизионных съемках опер принято записывать сначала пение артиста, а потом, под эту запись, стараясь вовремя раскрывать рот, актер должен играть образ. Это результат недостатка техники, который ведет к разрушению единства пения и сценического действия, что всегда порождает, к сожалению, чувство фальши.

Во взятой нами для примера сцене из «Пиковой дамы» не все, что звучит, относится к Лизе или Герману. Есть звуки посторонние, звуки, прерывающие сцену. Появляются звуки, относящиеся к Графине. Возникают новые отношения, меняется объект внимания, рождаются новые интонации, поступки, слова. И так с первого такта оперы до конца ее. Все наполнено интонационной игрой, и тут нет времени для выключения актера из действия для показа высокой ноты. Она требует физического напряжения; не выключения из образа, а оправдания напряжения определенным состоянием. Отвратительно при этом кокетничание высокой нотой.

А зритель? Разве у него есть время в этом случае для скуки? Он в своем воображении все время сочетает, сопоставляет слышимое с видимым и в этом активном состоянии воспринимает оперный образ, создавая его для себя сам! Каждый сам для себя!

Конечно, в оперу может прийти равнодушный, неслушающий и невидящий посетитель. Он не войдет в орбиту событий-эмоций сцены. Ему может быть скучно. Мы можем его только пожалеть. Опера не терпит равнодушных, она не заискивает перед зрительным залом, она рассчитывает на взаимность, доверительность и просто бескорыстную доверчивость.