Неоконченный роман в письмах. Книгоиздательство Константина Фёдоровича Некрасова 1911-1916 годы - Ирина Вениаминовна Ваганова

Алексей Толстой – Константину Некрасову

Дата писем установлена по почтовому штемпелю.

Новинский б., д. кн. Щербатова

14 октября 1912

Глубокоуважаемый Константин Фёдорович! Не писал Вам до сих пор, потому что пока ничего ясного в моих отношениях с «Шиповником» не было. Дела обстоят так: они ни за что не хотят нарушать контракта и предлагают мне за этот год издать ещё четыре тома. Если я издамся в другом месте, наложат арест на книги и судебным порядком возьмут с меня 5 тысяч неустойки по контракту. Всё это меня крайне не устраивает. Разорвать же с «Шиповником» мне хочется очень.

Всё дело сводится к 5 тысячам неустойки, которые если бы у меня были свободными, я бы заплатил без сожаления. Но может статься, они пойдут и на меньшее: во время разговора я объявил им забастовку, то есть до 1916 года (срока контракта) не выпущу у них ни одной книги.

Если бы Вы могли мне посодействовать и сами начать переписку с «Шиповником», может быть, и подвинулось бы наше дело.

Издаваться у Вас мне очень хочется, отношения же с «Шиповником» для меня крайне тягостны.

Взятый у Вас аванс в случае неудачи я постараюсь возместить рукописью, если же места для неё у Вас не будет, то просто с благодарностью возвращу долг.

Жму Вашу руку, гр. Алексей Н. Толстой.

Р. S. Когда будете в Москве, известите меня, очень рад буду видеть Вас у себя.

16 октября 1912

Дорогой Константин Фёдорович,

Вчера и сегодня я слушал поэта Н. А. Клюева. Его стихи больше чем талантливы. Есть вещи по высоте и выражению вдохновенные, нельзя их слушать без волнения. Он простой крестьянин. Две его изданные книжки уже разошлись, теперь он приготовил третью книжку, что всё вместе составит томик божественных стихов. Если бы Вы взялись издавать Клюева…

Ответьте мне, пожалуйста, возможно ли это. Посылаю Вам две первых книжки. Третью в рукописи вышлю. По первому требованию.

Моё же дело с «Шиповником» обстоит так: они продали Ремизова и, кажется, Сологуба, за меня пока держатся. Напишите им, ради Бога, и предложите 40 % и 1000 рублей, если не согласятся, тогда я буду мечтать о Вас три года.

Жму Вашу руку, гр. А. Толстой

Р. S. Клюев совершенно необыкновенный человек, чёрт знает, какие сокровища есть у нас.

Новинский б., д. кн. Щербакова

12 августа 1913

Глубокоуважаемый Константин Фёдорович,

Опять хочу сосватать Вам очень хорошего поэта – Эренбурга, он выпустил три книжки, и последняя из них, та, что была конфискована за два стихотворения – очень интересна, нова и примечательна. Сам Эренбург живёт постоянно в Париже (иммигрант), я его знаю и жду от него ещё более интересного. Его адрес: Paris 155 Mont parrasse.

Очень буду рад, если Вы заинтересуетесь им.

Жму руку, гр. А. Н. Толстой

Весной 1912 года Владислав Ходасевич обратился к Константину Некрасову с предложением издать свой перевод исторической повести «Агай-Хан» 3. Красинского. Скорее всего, предложение это было сделано с лёгкой руки Павла Муратова, который в письмах к Некрасову частенько упоминает Ходасевича как своего приятеля.

Сотрудничество известного поэта с ярославским издателем начиналось перспективно: договорились выпустить не только повести, но и собрание сочинений Красинского в трёх томах. Также Ходасевич прислал стихи для задуманного Некрасовым альманаха «Старые усадьбы», автографы которых до сих пор хранятся в фонде издательства К. Ф. Некрасова в ярославском областном архиве, и, кажется, это единственный случай, когда рукопись стихотворения осталась вместе с письмом в почтовом конверте…

А вот завершились отношения Ходасевича и Некрасова достаточно конфликтно, хотя Некрасов конфликтов не любил, во всяком случае, с писателями и поэтами старался все проблемные ситуации разрешить мирным путём. С Ходасевичем, видимо, так не получилось, о чём свидетельствует сохранившееся в фонде издательства К. Ф. Некрасова письмо брата поэта, Михаила Фелициановича Ходасевича, московского присяжного поверенного. Письмо от 14 августа 1914 года написано на официальном бланке: «Милостивый Государь Константин Фёдорович! Ко мне обратился брат мой Владислав Фелицианович с просьбой взыскать с Вас четыреста рублей, недоплаченных Вами ему за перевод двух томов сочинений Красинского. Не пожелаете ли Вы настоящее дело закончить миролюбиво, чем избавите меня от неприятной необходимости принятия каких-либо мер. Мог бы лично переговорить с Вами в мои приёмные часы: по понедельникам, средам и четвергам, от 3–5 час.

С совершенным почтением, М. Ходасевич».

Вряд ли можно сказать точно, что заставило Некрасова изменить планы и не издавать сочинения Красинского, но с большой долей вероятности можно предположить, что без личных мотивов не обошлось: именно к этому времени относится роман Евгении Пагануцци, жены Павла Муратова, с Владиславом Ходасевичем. Павел Павлович и Евгения Владимировна окончательно расстались в 1912 году. Муратов очень тяжело переживал расставание, что видно и по некоторым его письмам к Некрасову.

Владислав Ходасевич – Константину Некрасову

29 марта 1912

Милостивый Государь,

Константин Фёдорович!

Позвольте обратиться к Вам с предложением издать мой перевод исторической повести Красинского «Агай-хан». Имя и значение Красинского в истории польской литературы Вам, конечно, известно, но об «Агай-хан» позвольте сказать несколько слов.

Повесть на русский язык ни разу ещё не была переведена. Между тем это одно из лучших созданий Красинского. Издав её, Вы ознакомите русскую публику с произведением поистине прекрасным.

Весьма ценя издательство Ваше как предприятие культурное, я вместе с тем очень помню, что публика наша не слишком охотно покупает классиков – и понимаю, что для издателя, каков бы он ни был, издание всякой хорошей книги представляет известную материальную опасность, известный риск. Но я совершенно уверен, что «Агай-хан» у Вас не залежится: дело в том, что он сейчас ко времени – к юбилею Смутного времени и 300-летию дома Романовых. Повесть начинается с момента убийства Тушинского вора. Её главные действующие лица – Марина Мнишек, Заруцкий и молодой татарский князёк Агай-хан, влюблённый в Марину.

В повести шесть (приблизительно) сорокатысячных листов, т. е. листов 8–9 печатных.

Если Вы принципиально согласны издать эту книгу, то не откажите сообщить условия, принятые в Вашем издательстве, относительно гонорара, количества экземпляров и проч.

С глубоким уважением,

Владислав Ходасевич

Р. S. Если я как переводчик Вам не известен, то вот