Людмила Иванова - Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Этот вид бани в карельской деревне сохранился практически до конца XX века. Правда, основные ритуалы уже были забыты. Сохранилась только ее очистительная роль.

Утром свекровь совершала обряд бужения молодых и спрашивала, нужно ли истопить баню. Новобрачный отвечал утвердительно только в том случае, если половой акт состоялся и произошел реальный (а не только ритуально произведенный в невестиной и в жениховой банях) переход юноши в статус мужчины, а девушки – в статус женщины. Если молодой муж не просил натопить баню в утро после первой брачной ночи, ждали еще два дня. Если же и в третье утро просьбы натопить баню не было, это значило, что у новобрачных возникли проблемы и следует приготовить другую ритуальную баню, в которой будет восстановлена потенция молодого мужа.

Если же в первое (второе или третье) утро звучала просьба натопить баню, это значило, что у молодых все в порядке. Баню топили чаще всего родственники жениха (в Сегозерье брат) или даже патьвашка. По некоторым источникам, например, в Масельге, это делалось три утра подряд[369]. При этом истопник должен был охранять баню, чтобы кто-нибудь не выкрал дверь, иначе молодой муж должен был выкупить ее. По мнению исследователей, дверь и окна банных построек входят в систему генитальной символики, их кража (ломание), особенно во время свадебного обряда, соотносится с дефлорацией[370]. Возможно, здесь есть связь и с более древними элементамами охранительной магии, связанной с почитанием предков. Не случайно дверь в карельских загадках называется lemmen lehti лист любви или удачи[371].

В баню шли после завтрака, к которому теща три утра подряд приносила блины – блюдо, в карельских верованиях связанное с культом предков. В данном случае они, вероятно, служили неким оберегом для молодой жены в пока еще чужом для ее роду. Она в ритуальном смысле еще оставалась в беззащитном состоянии. Это подчеркивается тем, что в баню ее вели свои родственники-провожатые myödäizet, и там они караулили ее, чтобы никто не украл молодую, в первую очередь нечистая сила[372].

С другой стороны, именно с помощью блина молодой муж демонстрировал, сохранила ли невеста целомудрие до брака или нет[373]. В последнем случае зять брал с тарелки верхний блин, складывал его вчетверо и, откусив получившийся уголок, разворачивал снова[374].

В Карельской Масельге молодых сразу же, как только они проснутся, вели в баню. Их даже в избу до бани не пускали (новобрачных часто укладывали спать в боковой комнатушке bokkupertti, вход в которую был в сенях). В течение трех дней каждое утро они должны были ходить в баню[375].

После приглашения в баню молодая одаривала истопника. В качестве подарка она давала ему полотенце kylypaikku или рубашку[376]. Кроме того, у южных карелов она должна была «выкупить баню»: кто-нибудь со стороны родственников мужа запирался в ней и, только получив от молодухи подарок, отпирал дверь. В древности данный обряд, скорее всего, имел более глубокое наполнение: женщина «выкупала» у духов разрешение войти в святилище новой семьи. Более того, она должна была оставить на банной лавке или на полке подарок (чаще всего рубаху) духу или хозяйке бани kylyn haldia, kylyn emändä, чтобы та приняла ее под свое покровительство в качестве нового члена семьи[377]. Позже эта рубаха стала восприниматься как подарок свекрови. Иногда в качестве подарка духу-хозяину бани молодая повязывала полотенце на банный ковшик.

Подарки, которые дарили сама невеста или ее родственники матери и отцу жениха в первый послесвадебный день, так и назывались куlylahjat банные подарки или tervehtyslahjat приветственные подарки [378]. Дарили их перед посещением бани новобрачных, а чаще – прямо в ней. Свекрови преподносили kylyräccin банную сорочку (считалось, что на ней должна быть самая высокая вышивка), а свекру – kylypaidu банную рубашку. Мужу в первой бане молодая жена дарила банное полотенце kylypaikku и рубашку, которой она перед этим вытерла свой пот. Считалось, что таким образом их пот смешается и тем самым они навсегда прилепятся друг ко другу, а их взаимная любовь укрепится.

Чаще молодые шли в баню пешком в сопровождении гостей с невестиной стороны (которые охраняли ее). Во главе процессии был патъ-вашка. Его присутствие подчеркивает особую важность ритуала, его сакрально-магическую наполненность. В Сямозерье в качестве колдуна, оберегавшего невесту до выдачи ее жениху, могла выступать причитальщица ollalline. В Южной Карелии она водила новобрачных в послесвадебную баню. Главным для патьвашки было уберечь молодых в бане и по пути к ней от сглаза, порчи и иных неприятностей. Шествие, как пишет Ю. Ю. Сурхаско, сопровождалось «шумовым концертом»: стрельбой, стуком в печные заслонки, пением, криками. Все это, на наш взгляд, выполняло функции оберега от нечистой силы. О стены и дверной косяк бани разбивались бутылки и молочные горшки. По некоторым сведениям, именно дружка разбивает пустую бутылку о верхний косяк бани в то время, когда молодые моются после брачной ночи[379], как бы оповещая первопредков о состоявшейся дефлорации (переходе девушки в статус женщины) и появлении нового члена рода. Именно за верхнюю дверную притолоку родной бани (или дома) прятали пуповину новорожденной девочки, стремясь поднять и сохранить на высоком уровне лемби девочки с целью удачного замужества. Исходя из этого, можно найти объяснение пословице: «Ennen gu lähet sulhaziksi, kaco omah kamajah» – «Прежде чем поедешь свататься, посмотри на свою дверную притолоку»[380], то есть обратись за покровительством к первопредкам, попроси и их благословения.

Есть сведения, что посуду после брачной ночи били только в том случае, если невеста сохранила невинность до выхода замуж. Ю. Ю. Сурхаско считал, что соотнесение битья горшков с публичным освидетельствованием невинности молодухи до свадьбы – это более позднее объяснение. Истоки этого обычая он связывал с охранительной и продуцирующей магией, гораздо более древней, чем эротическая символика. В качестве подтвержения он приводил обычай, в котором можно также усмотреть традицию кормления домашних духов и первопредков. На печь бросали горшок с кашей, а по количеству черепков судили о количестве детей в семье[381].

Интересен обычай разборки банной каменки. По некоторым сведениям, в Сямозерье послесвадебную баню топили soajanaizet родственницы жениха из его свадебной свиты, а провожатые невесты myödaizet разбирали каменку. «Придут молодые в баню, а печь сломана. Ставят провожатым бутылку, тогда соберут обратно печь. Еще дверь снимали, прятали дверь, ее выкупить тоже надо было». В Южной Карелии был широко распространен обряд ломания печи в избе на третий день после свадьбы. «Войдя к зятю в дом, теща и тесть прямо шли к печи, открывали заслонку и, взяв лучины, грозили сломать печь. Зять просил не ломать, поскольку у него с женой все благополучно. После этого устраивалось угощение»[382]. Разборка банной каменки соотносится и с ломанием печи в календарной обрядности, что встречалось в Сямозерье и западнее, у финнов. Эта традиция была отмечена на день Кегри, на второй день Рождества и во время Святок. Обычай состоял в том, что мужчина (иногда их было несколько) входил в дом и спрашивал: «В доме ли Рождество, в доме ли Стефан или сломаю печь?», при этом засовывал в печь принесенную с собой палку или жердь, после чего следовало приглашение хозяина выпить рюмку[383]. В связи с этим можно вспомнить и обряд разборки банной каменки, и кражу банных дверей молодежью во время ритуальных святочных бесчинств.

Заходя в баню, молодая должна была tervehtiä kyly (поздороваться с баней). Она приветствовала: «Terveh, löyly, terveh, lämmin, ota tuttavakse Anni ristikanzu» – «Здравствуй, пар, здравствуй, тепло, прими в знакомые Анну крещеную»[384].

Раздевались и одевались молодые в самой бане, а не в предбаннике, как обычно, чтобы даже к их одежде никто не мог прикоснуться. Кто-то из провожатых охранял их не только в предбаннике, но иногда и в самой бане (чаще это была мать жениха или крестная невесты), помогая им мыться или одеваться. Есть сведения, что в Сегозерье баней новобрачных занимались только родные невесты[385].

Мылись молодые одной водой, парились одним веником, что способствовало укреплению их любви. Их лемби (она у каждого во время свадебного обряда находится на максимуме своего развития) в это время смешивалась, от этого она вдвойне укреплялась и как бы становилась общей. Многие из ритуалов были направлены на укрепление взаимной любви между женихом и невестой. Они по просьбе колдуна правой ногой вставали на сковороду, а он чертил вокруг них круг (иногда своим свадебным ольховым посохом kozicendusauva); мать невесты в это время причитывала за дверью[386]. Сковорода в качестве оберега применялась во многих карельских обрядах. Ее магический статус обеспечивался несколькими составляющими: формой – в виде круга, материалом – железо, а также связью с культом огня. Ступая правой (то есть правильной) ногой, пара начинала путь в новую жизнь и в новый для невесты род мужа; охраняло дочь на этом пути и материнское причитание.