Эдуард Маркарян - Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи

Если при «горизонтальном» сравнительном изучении однородных («параллельных») исторических систем задача состоит в установлении индивидуального, своеобразного проявления общих закономерностей функционирования и развития этих систем (к примеру, общества Древней Греции и Рима), то сравнительное исследование разнородных систем решает иную задачу – выявляет соотношение исторических структур, выражающих качественно различные типы развития общества (скажем, типы капиталистического и феодального обществ).

И в первом и во втором случаях сравнение является типологическим, то есть осуществляется при помощи конструирования типов, выражающих структуры исследуемых процессов. Но если в первом случае оно производится при помощи предварительно построенного типа, или, иначе говоря, модели, которая, воспроизводя общую структуру сопоставляемых процессов, затем как бы «накладывается» на последние с целью установления и сведения в систему отличающие их индивидуальные признаки, то во втором – строятся уже два структурных типа (модели), которые непосредственно сопоставляются между собой. И во втором случае систематически проводимое сравнение оказывается возможным лишь при условии предварительного вычленения некоторых общих признаков сопоставляемых процессов, благодаря которым и выясняется их специфика. Это – методологически необходимое условие любого сравнения, поскольку отличительные признаки сопоставляемых объектов могут быть поняты и сведены в систему лишь путем предварительного выделения некоторых присущих им общих черт, которые и должны быть положены в основу исследования.

Итак, мы видим, что в зависимости от того, сопоставляются ли исторически однородные или неоднородные объекты, логическая структура их сравнительного исследования оказывается качественно различной. Поэтому неудивительно, что установление научных критериев, способных выявить внутреннюю природу исторических процессов и систем, оказывается проблемой первостепенной важности. Именно при решении данной проблемы все научное преимущество материалистической методологии над идеалистической становится особенно рельефно ощутимым.

Выше, на примере концепции «эквивалентных культур», мы попытались показать, что историко-идеалистическое мышление не способно выработать теоретические принципы установления действительной внутренней природы исторических процессов. Порождаемый данным мышлением феноменологический, формально-внешний подход к изучению социально-исторической практики человечества не дает никаких устойчивых и определенных научных критериев для выявления внутренних специфических качеств сопоставляемых объектов исследования. Эти критерии, как мы уже знаем, усматриваются в различных формах проявления общественного сознания, в их «физиогномике», исходя из которой идеалисты пытаются объяснить единство социально-исторической жизни. И именно в силу этого данные критерии приобретают настолько формальный и неопределенный характер, что позволяют сводить в единый эквивалентный ряд сравнения самые различные социально-исторические структуры.

Это черту идеализма можно наблюдать, в частности, у Ф. Бэгби, который пишет: «Предположение относительно того, что сравнительное изучение развития идей и ценностей является ключом к пониманию истории, неизбежно дедуцируется из самой природы предмета исследования. Поскольку мы установили, что именно идеи и ценности дают основание для интеграции и дифференциации цивилизаций, мы не можем не сделать их описание и объяснение основной целью научного изучения истории»[156].

К чему приходит Ф. Бэгби, руководствуясь этими методологическими принципами, мы уже знаем. В один «параллельный» ряд сравнения в качестве однородных объектов им сводятся совершенно различные исторические образования, общества древности и современности. Поэтому неудивительно, что с логической точки зрения концепция Бэгби дает предпосылки лишь для «горизонтального» сравнительного изучения цивилизаций.

Что касается тех исследователей-идеалистов, которые пытаются при сравнительном изучении истории устанавливать ее однородные процессы и системы, исходя из точки зрения стадиального развития истории, то производят они это не благодаря каким-то определенным теоретическим принципам и четко установленным критериям, а лишь на основе эмпирической очевидности, руководствуясь главным образом догадкой и интуицией.

Хорошо это показывает на примере М. М. Ковалевского Б. Г. Сафронов, который, отмечая, что Ковалевский стремился к сравнениям однородных исторических явлений, связанных с одной и той же фазой развития общества, в связи с этим пишет: «Но как раз здесь-то несовершенство методологии Ковалевского и дает о себе знать, заставляет его ограничиваться одними декларациями. Дело в том, что, будучи плюралистом, он не в состоянии выяснить основу единства всех сторон общества, важнейшую силу его трансформации, а также границу между отдельными фазами общественной эволюции. На деле у него нет теории общественной формации, этапа исторического развития, а есть только мысль о ней, идея, категорическое требование принимать это обстоятельство во внимание при пользовании историко-сравнительным методом. Не выработав себе критерия для определения формации, Ковалевский тем самым оказался на практике в положении человека, который не может определить, относятся ли сопоставляемые им факты в истории двух народов к одной и той же ступени их развития. У него не оказалось твердой почвы для рационального использования историко-сравнительного метода. Его сравнения только случайно могли удовлетворять требованиям метода, иметь научное значение»[157].

Нам думается, что Б. Г. Сафронов в этой своей оценке методологии М. М. Ковалевского совершенно прав. Для того чтобы исторические сравнения могли удовлетворять требованиям метода и имели строго научное значение, одного постулирования необходимости сравнивать однородные исторические явления совершенно недостаточно. Плодотворным сравнительное изучение истории может быть лишь в том случае, если оно основывается на четко сформулированных теоретических принципах, способных дать научные критерии для выделения основных исторически выработанных общих типов социальных отношений и культуры. Только при наличии подобных критериев оказывается возможной правильная постановка проблемы исторической эквивалентности, ведущая не просто к констатации повторяемости отдельных, изолированных признаков социально-исторических систем, а к рассмотрению этих признаков в контексте самих систем, характеризуемых некоторыми всеохватывающими существенно важными общими чертами.

Выше уже неоднократно говорилось о том, что последовательно системное изучение объектов социально-исторического исследования становится возможным лишь при монистичном их рассмотрении, поскольку условием объяснения социальной системы является нахождение ее определяющей структурной единицы. В свете этого становится понятным вся противоречивость взглядов М. М. Ковалевского и других исследователей-плюралистов, разделяющих идею стадиального развития человечества. С одной стороны, они стремятся к выделению этапов общественного развития и в соответствии с принадлежностью к ним предлагают судить об однородности или разнородности исторических процессов и явлений. С другой стороны, они выступают против идеи монистического рассмотрения истории, лишь благодаря которой оказывается возможным выделение общих исторических типов социальных отношений и культуры как качественно определенных систем. Как уже отмечалось, для социологического плюралиста, несмотря на то что он говорит о взаимодействии различных социальных факторов, внутренне чужда идея органически системного рассмотрения истории, и неудивительно поэтому, что в большинстве случаев плюралистическая точка зрения сочетается с механистической трактовкой общества.

Те же исследователи, которые отвергают плюралистический и механистический подходы и пытаются свести исторические комплексы к их внутреннему единству и качественной определенности, исходя из последовательно идеалистических позиций, вынуждены критерии установления комплексной исторической природы сопоставляемых образований искать непосредственно в различных формах общественного сознания, в элементах «духовной» культуры. В этой связи вновь сошлемся на пример концепции «эквивалентных цивилизаций», представители которой вынуждены вырабатывать подобные критерии, не обобщая содержание различных социально-исторических систем, а базируясь на признаках, выражающих их специфически неповторимое проявление. В результате критерии установления комплексной природы этих систем приобретают настолько формальный характер, что они неизбежно противопоставляются друг другу. И именно благодаря этому достигается та ярко выраженная индивидуализация истории, которая наблюдается в западной философии истории XX в. В результате идея «эквивалентности» и «параллельности» исторических процессов и систем у ее большинства представителей выражает по сути дела уже не однотипность и содержательную общность исследуемых исторических процессов и систем, а как раз наоборот, их полную содержательную противоположность.