М. Гузик - Игра как феномен культуры

Мой господин талантлив,

И искренность его

Не подлежит сомненью».

(Каждый поэт, участвующий в турнире, почтительно и изящно кланяется, прежде чем начать читать).

Бернарт де Вентадорн:

«Нет, не вернусь я, милые друзья,

В наш Вентадорн: она ко мне сурова.

Там ждал любви – и ждал напрасно я,

Мне не дождаться жребия иного!

Люблю ее – то все вина моя,

И вот я изгнан в дальние края,

Лишенный прежних милостей и крова.

Но я любви не удивлюсь моей, —

Кто Донну знал, все для того понятно:

На целом свете не сыскать милей

Красавицы приветливой и статной.

Она добра, и нет ее нежней, —

Со мной одним она строга, пред ней

Робею, что-то бормоча невнятно.

Я шлю в Прованс привет далекий мой,

В него вложил я и любви немало.

Считайте чудом щедрый дар такой:

Меня любовью жизнь не наделяла,

Лишь обольщала хитрою игрой, —

Овернец, правда, ласков был порой,

Очей Отрада тоже обласкала.

Очей Отрада! Случай мой чудной,

Все чудеса затмили вы собой,

Вы, чья краса столь чудно воссияла!»

2-й герольд:

«Вот миннезингеры выходят на арену.

Не кровь, а стих они прольют на сцену».

Пероносец:

«Самый знаменитый из немецких миннезингеров, мастер куртуазной песни и эпиграммы, безземельный рыцарь Вальтер фон дер Фогельвейде вынужден был полагаться на покровительство знатных вельмож и князей. Поэзией он занялся около 1190 года при дворе в Вене, вдохновленный примером Рейнмара фон Хагенау, одного из величайших германских поэтов. После 1198 года он скитался по разным городам Европы. Около 1220 года император Фридрих II пожаловал ему небольшое поместье. Вальтер фон дер Фогельвейде проявил себя не только в области любовной канцоны. Он откликается на все события своего времени: обличает папский Рим, восстает против рыцарских междоусобий, против сбора пожертвований на крестовые походы».

Вальтер фон дер Фогельвейде:

«Благословляю день знакомства с тою,

Что душу мне покорила и тело;

Она мое сердце своей добротою

Приворожить к себе сумела.

Меня навек отныне полонил

Образ ее, благой и прекрасный,

И алый рот с улыбкой ясной.

Я мысли и чувства направил к ней —

К милой, чистой и доброй безмерно;

Нас много ждет счастливых дней,

Если будет она милосердна.

Жизнь полюбить меня научил

Образ ее, благой и прекрасный,

И алый рот с улыбкой ясной».

Король:

«Твой выбор доказывает такой вкус и щедрость души, что было бы постыдным грехом перейти к другому жанру, но правила турнира не позволено нарушать никому. Герольд! Приступайте к своим обязанностям!»

1-й герольд:

«Кричит восторженный народ:

Вот и тенсона предстает».

2-й герольд:

«Тенсона (тенцона) происходит от провансальского tenso, что означает борьба, спор. Это обмен стихотворными посланиями. Два поэта по очереди складывают строфы, соответствующие канцоне, но без сюжетных и стилистических ограничений. Мы вам представим поэтический диспут двух знаменитых трубадуров – Гираута де Борнейля и Рамбаута III, графа Оранского».

Пероносец Гираута де Борнейля:

«Мой храбрый рыцарь —

Гираут де Борнейль из Лимузена.

Он путешествовать мастак.

Он обошел полсвета

В Третьем крестовом походе,

Ричарду Львиное Сердце верно служил.

Паломником ходил он в Палестину,

Однако не для того, чтоб стать аббатом.

Сочиненью песен себя он посвятил.

Зимой творит он, а летом

Поет свои творенья людям.

Лучший стих для него – тот, что понятен

и прост.

Лучшая манера – «открытая», «ясная».

И нет тенсон его прекрасней!»

Пероносец Рамбаута III, графа Оранжского (Д’Ауренга):

«Клянусь небом, Д’Ауренга будет победителем на сегодняшнем турнире. Это самый изысканный из трубадуров, выступающий под псевдонимом Линьяуре. Он умеет внушить неподдельную страсть, изливаясь в искусных песнях графине де Диа. Хотя его манеру называют trobar clus («замкнутая», «темная»), он имеет немало продолжателей и сторонников».

Король:

«Пусть начинают! Вперед, поэты! Скрещивайте перья, ибо прекрасные очи взирают на вас».

Рамбаут III:

– Сеньор Гираут, да как же

так?

Вы утверждали, слух идет,

Что песням темный слог

нейдет, —

Тогда я вам

Вопрос задам:

Ужель, избрав понятный слог,

Себя я показать бы мог?

Гираут де Борнейль:

– Сеньор Линьяуре, я не враг

Затей словесных, – пусть поет

Любой, как петь его влечет, —

Но все же сам

Хвалу воздам

Лишь простоте певучих строк:

Что всем понятно – в том и

прок!

Рамбаут III:

– Гираут, зачем тогда, чудак,

Трудиться, зная наперед,

Что труд усердный попадет

Не к знатокам,

А к простакам.

И вдохновенных слов поток

В них только вызовет зевок?

Гираут де Борнейль:

– Линьяуре, я – из работяг,

Мой стих – не скороспелый

плод,

Лишенный смысла и красот.

Вот и не дам

Своим трудам

Лишь тешить узенький мирок.

Нет, песни путь – всегда

широк!

Рамбаут III:

– Гираут! А для меня – пустяк,

Широко ль песня потечет.

В стихе блестящем – мне почет.

Мой труд упрям,

И – буду прям, —

Я всем свой золотой песок

Не сыплю, словно соль в мешок!

Гираут де Борнейль:

– Линьяуре! Хоть отказа знак

Красавица нам подает,

Бывает смысл совсем не тот:

И по глазам

Дано сердцам

Узнать, что это все – предлог

Раздуть любовный огонек!

Рамбаут III:

– Гираут! Сочельник недалек,

Зачем спешите за порог?

Гираут де Борнейль:

– Линьяуре, вдаль я не ездок,

Да сам король на пир повлек».

1-й герольд:

«Достойны трубадуры эти!

Как смогут миннезингеры ответить?»

Пероносец Гуго фон Монфорта:

«Миннезингер Гуго фон Монфорт из графского рода Монфортов участвовал в походах против язычников-пруссов, совершил путешествие в Иерусалим, во время которого встретился с другим, таким же, как он, странником. Между ними завязалась дискуссия, изложенная поэтом в форме одной из разновидностей тенсоны – жок партит (partir un joe – поставить вопрос). Каждый из участников спора защищает свою точку зрения, обращаясь к даме, к знатному сеньору или к Высшему Судии».

Миннезингер:

«Который час? Не близок ли рассвет?» —

Я странника спросил, и он в ответ

Сказал мне:

Странник:

«Скоро утро. Но послушай,

К чему о часе спрашивать дневном,

Когда ты сам во времени ином?

Ты лучше бы взглянул на путь

минувший.

Ты до полудня прожил на земле

Свой век и скоро скроешься во мгле, —

Воистину, твой срок еще не худший,

Пока ты не забылся вечным сном,

Подумай о прибежище ночном

И отрекись, в ничтожестве

заблудший!»

Миннезингер:

Он так сказал:

Странник:

«Послушай мой совет:

Тебе в земной юдоли дела нет,

Одна душа твоя избегнет тленья.

А красота и молодость пройдут,

Поэзия твоя – бесплодный труд,

Смерть уничтожит все без сожаленья.

Так к Господу молитвы обрати,

А с ним и Богородицу почти,

Тогда ты ум проявишь, без сомненья.

Над ней корона звездная горит,

Моли ее – и Сын тебя простит:

«О матерь божья, дай душе

забвенье».

Миннезингер:

«Ты, странник, прав. Мне горек твой

упрек, —

Ответил я, – но если бы я мог

Отречься, я не знал бы и упрека.

И все же, странник, на рассвете дня,

Чтоб не погиб я, разбуди меня,

И я предстану пред очами Бога.

Кто знает, может он меня скорей

Благословит по милости своей —

У Господа щедрот господних много.

О, дева непорочная, прости

Грехи мои и с миром отпусти —

Уже рассвет торопится с востока!»

1-й герольд:

«Битве на альбах подошел черед.

Пусть худший перед лучшим здесь

падет!»

2-й герольд:

«Альба (прованс. – заря) – традиционный жанр в поэзии провансальских трубадуров. Он повествует о тайном ночном свидании, прерываемом утренней зарей или часовым, который предупреждает о рассвете. Как правило, альба оформляется строфическим диалогом».

Пероносец:

«Я представил уже «магистра поэтов» Гираута де Борнейля. Он не только может вести спор о задачах и приемах поэзии, но также является непревзойденным мастером альбы».