Владислав Груздев - Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга 1. Общие положения

78

«Охранительные юридические нормы, – какзаметил в этой связи С.С. Алексеев, – в процессе специализации права поэтому и выделились в самостоятельную разновидность норм, что при установлении государственно-принудительных мер оказалось необходимым учитывать разнообразные особенности правонарушений (степень и форму вины правонарушителя, последствия деяния и др.), влияющих на вид и величину санкции» (Алексеев С.С. Общая теория права. – С. 316).

Мнение о том, что охранительная норма (например, уголовно-правовая) может состоять из диспозиции и санкции, представляется ошибочным, поскольку без указания на условия применения правовой нормы ее действие исключается. На самом деле речь здесь идет о норме, включающей гипотезу (например, если совершено такое-то преступление) и санкцию (то применяются такие-то меры принуждения).

Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Общие положения. – М., 2000. – С. 301.

Как полагает В.В. Ровный, «правило абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК РФ не препятствует тому, чтобы гражданско-правовые нормы содержались и в законах субъектов Федерации» (Гражданское право: учебник: в 3 т. – Т. 1 / под ред. А.П. Сергеева. – С. 49). Указанное мнение входит в очевидное противоречие с п. «о» ст. 71 Конституции РФ, в силу прямого указания которого гражданское законодательство находится в ведении федеральных властей. Отнесение же подпунктом «к» п. 1 ст. 72 Конституции РФ семейного и жилищного законодательства к предмету совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов объясняется исключительно комплексностью соответствующего законодательства, включающего наряду с гражданско-правовыми нормами правила административно-правовые и некоторых иных юридических отраслей.

См., напр.: Михалева Н.В. Судебная практика судов общей юрисдикции как источник права (роль судебных постановлений по конкретным делам и разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации в формировании и обеспечении судебной практики) // Судебная практика как источник права: сб. науч. ст. – М., 2000. – С. 138; Фокина М.А. Судебная практика как источник гражданско-процессуального права // Вестник Саратовской Государственной Академии права. – 1999. – № 1. – С. 60; Венгеров А.Б. Теория государства и права: учебник. – М., 1999. – С. 352; Теория государства и права: учеб. пособ. / под ред. А.И. Косарева. – М., 2000. – С. 92, 93; и др.

СПС «КонсультантПлюс».

Там же.

Богдановская И. Ю. Прецедентное право. – М.,1993. – С. 22, 23.

Там же. – С. 263, 264.

Васьковский Е.В. Указ. соч. – С. 87.

Необходимо отметить, что для суда, вновь рассматривающего дело, обязательны только те указания о толковании закона, которые даны судом надзорной инстанции по этому же самому делу (ч. 2 ст. 390 ГПК РФ, ч. 3 ст. 305 АПК РФ).

От этого не застрахованы даже высшие судебно-надзорные органы, подтверждением чего является, например, изменение Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации подхода к толкованию гражданско-правовых норм о допустимости уступки права (требования).

Сарбаш С.В. Исполнение договорного обязательства. – С. 27–84. Не меньшие затруднения в гражданско-правовой доктрине и судебной практике вызывает юридическая квалификация решений единоличных и коллегиальных органов юридических лиц, построенных по типу корпораций.

Рожкова М.А. Юридические факты в гражданском праве.

Российское гражданское право: учебник: в 2 т. – T. I / отв. ред. Е.А. Суханов. – С. 333 (автор главы – B.C. Ем).

Точка зрения о том, что юридические факты вызывают не только движение правоотношения, но и иные правовые последствия (Рожкова М.А. Юридические факты в гражданском праве; Белов В.А. Гражданско-правовые формы отношений, направленных на обеспечение исполнения обязательств (на примере способов обеспечения, предусмотренных главой 23 Гражданского кодекса РФ) // Меры обеспечения и меры ответственности в гражданском праве: сб. статей / рук. авт. колл, и отв. ред. М.А. Рожкова. – М., 2010. – С. 176, сн. 1)), без всякого основания размывает понятие юридического факта, приравнивая его ко всякому факту, имеющему правовое значение. Между тем юриспруденции хорошо известны обстоятельства, имеющие правовое значение, но не являющиеся юридическими фактами в техническом значении.

Так, предложение заключить договор само по себе, без совпадающего волеизъявления акцептанта, не порождает договорное правоотношение, т. е. не может считаться юридическим фактом, хотя и связывает оферента. Можно упомянуть и так называемые доказательственные факты (например, приведенные в абз. 2 п. 3 ст. 65 СК РФ обстоятельства, установление которых необходимо для определения судом места жительства несовершеннолетнего ребенка при раздельном проживании его родителей). Наконец, фактами, имеющими правовое значение, не являющимися юридическими, выступают оспаривание субъективного права, а также нарушение субъективного права, влекущее появление в составе нарушенного права охранительных правомочий, но не порождающее охранительного обязательства (самостоятельного правоотношения).

Примечательно, что проф. О.А. Красавчиков, считая недопустимым одновременное использование двух признаков классификации в одном акте разграничения, вынужден был все же прибегнуть при разделении юридических актов к дополнительному критерию – субъектам правовых отношений (Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. – С. 135, 140).

Алексеев С.С. Общая теория права. – С. 412.

Некоторые действия (например, оспоримые, или относительно недействительные, сделки) до констатации факта их недействительности отдельным решением суда являются правомерными. При наличии же такого решения указанные действия считаются противоправными, причем с момента их совершения, т. е. с обратной силой. На последнее обстоятельство не всегда обращается должное внимание, что приводит к ошибочным рассуждениям. Так, Н.Д. Шестакова, полагая, что действующий закон не дает достаточных оснований для изложенного в п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 8 октября 1998 г. № 13/14 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» (далее – Постановление Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 8 октября 1998 г. № 13/14) правового положения о возможности начисления при определенных условиях процентов за пользование чужими денежными средствами на сумму неосновательного денежного обогащения ранее признания сделки недействительной (Шестакова Н.Д. Недействительность сделок. – СПб., 2008. – С. 85, 86), не учитывает того очевидного факта, что оспоримая сделка во всяком случае признается судом недействительной с момента ее совершения (ср. п. 1 и 3 ст. 167 ГК РФ). А это означает, что она не могла служить и основанием для приобретения (сбережения) денежных средств.

Указанная классификация, как представляется, идеально синтезирует два известных направления в исследовании правомерных действий – концепцию М.М. Агаркова, выделявшего самостоятельную группу «действий, создающих объективированные результаты» (Агарков М.М. Понятие сделки по советскому гражданскому праву // Советское государство и право. – 1946. – № 3–4. – С. 51, 52), и концепцию О.А. Красавчикова, причислявшего «действия, создающие объективированные результаты» к юридическим поступкам (Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. – С. 168–170).

В сфере судопроизводства, где гражданско-правовая защита осуществляется посредством иска, основания защиты принято именовать «фактами повода к иску».

Об этом см.: Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики. – С. 237–240.

О.С. Иоффе полагал, что осуществлению правомочий обладателя обязательственного права «может воспрепятствовать не только непосредственно обязанная сторона, как думают сторонники традиционной точки зрения, но и любое третье лицо, не связанное с управомоченным обязательственным отношением» (Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. – С. 152). Однако в случае, если лица, не участвующие в обязательстве, препятствуют совершению кредитором определенных действий, речь может идти либо об умалении права производного владения, которому, как известно, придается абсолютная защита именно в отношении третьих лиц, либо об ущемлении нематериального блага (физической свободы, неприкосновенности личности и т. п.), выступающего объектом личного права. Нарушение же обязательственного права будет иметь место только тогда, когда действия третьих лиц послужат причиной неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства должником.