Русские фамилии - Унбегаун Борис Генрихович

Различие фамилий Арте́мьев и Артёмов связано, возможно, не столько со словообразовательной особенностью последней, сколько с тем, что они образованы от разных календарных имен: Арте́мий и Артема (греч. Ἀρτέμιος и Ἀρτεμᾶς), хотя нормальной формой фамилии от имени Артема была бы (кажется, не засвидетельствованная) фамилия *Артёмин. В то же время у имен Артемий и Артема была общая уменьш. форма Артём, и тем самым фамилия Артёмов могла восходить к обоим именам.

Форма Гри́гор, кажется, не засвидетельствована. Известны формы Григо́ря, Григо́ра, Го́ря, Го́ра. Ударение на первом слоге в фамилии Гри́горов можно объяснять, таким образом, как результат сдвига ударения в двух‑ и трехсложных фамилиях на ‑ов; см. послесловие, с. 349.

Нормальной ц.‑сл. формой греч. имени Ἀλέξιος во всех русских изводах церковнославянского языка было Алекси́й, откуда ударения в русском разговорном Алексе́й, укр. Олексе́й. Форма Але́ксий встречается крайне редко, причем как (гиперкорректное) воспроизведение греч. формы (ср. Але́ксий в требнике, изданном в Евю в 1641 г. — см. Успенский Б. А. Из истории русских канонических имен, с. 239). Разговорная форма Але́кса не может быть свидетельством в пользу ударения Але́ксий, поскольку она образована по аналогии с просторечными формами канонических имен с ударением на последнем слоге (в им. пад.): Ани́ка — Анике́й, Федо́с — Федосе́й и т. д. Вообще, имя Алекси́й на фоне ц.‑сл. имен, образованных от греч. имен на ‑ιος, типа Евти́хий от Εὐτύχιος, представляет собой исключение, поскольку оно в ходе книжных исправлений не претерпело переноса ударения на предпоследний слог, ср. старую великорусск. ц.‑сл. норму Авди́й, Горди́й, Евсигни́й, Евтихи́й, Исихи́й, Клавди́й, Левки́й, Мелети́й, Паиси́й, Патрики́й, Стахи́й и т. д. при современной канонической и литературной норме А́вдий, Го́рдий, Евси́гний, Евти́хий, Иси́хий, Кла́вдий, Ле́вкий, Меле́тий, Паи́сий, Патри́кий, Ста́хий и т. д.

Появление о на месте ожидаемого а в безударной позиции не является, конечно, «свойственным фонетическому развитию русского языка». Едва ли такое отклонение от этимологии можно объяснять и аналогией (воздействие приставки по‑ на имя Пата́пий и т. д.). Скорее это типичная для носителей акающих говоров гиперкоррекция при письменной фиксации имени, от которого образована соответствующая фамилия. Крайне маловероятно влияние народной этимологии при написании имени Ма́монт вместо правильного Ма́мант под влиянием слова ма́монт, во-первых, потому, что в безударном слоге слова ма́монт ни фонетически, ни этимологически не объяснимо предпочтение о перед а, и, во-вторых, потому что уже в XVI—XVII вв. зафиксированы формы Мамо́нт, Мамо́н (последняя из первой с усечением ‑т, как Созо́нт, Созо́н), исключающие колебания в выборе гласной. Нормальной великорусской формой этого имени была до с. XVII в. Ма́мант, а сдвиг ударения связан, по-видимому, с южнославянским влиянием (в южнославянских текстах уже в XV в. наблюдается форма Мамо́нт, см. Успенский Б. А. Из истории русских канонических имен, с. 119—122).

Нормальным результатом упрощения в древнерусской устной речи начальной группы иоа‑ в заимствованных именах является а‑/я‑. Вид этой группы ива‑ в имени Ива́н объясняется тем, что имя Ива́н / Ива́нн являлось книжной формой, вполне взаимозаменяемой с формой Иоа́нн (см. Успенский Б. А. Мена имен в России, с. 16—19), и было результатом минимальной фонетической адаптации формы Иоа́нн — адаптации, при которой лабиализованное о переходило в в; ср. устную форму Ян, например, Ян Выша́тич.

Показанные автором переходы типа Измаи́л > Изма́йло, Михаи́л > Миха́йло в действительности не существовали (по крайней мере в отношении ударения). Формы Изма́йло, Миха́йло и им подобные (т. е. формы с ударными а, о, у перед ј) являлись разговорными коррелятами форм Изма́ил, Миха́ил и т. п., которые ко времени образования русских фамилий были конкурентными по отношению к формам Измаи́л, Михаи́л и т. п., являясь при этом более архаичными и собственно великорусскими, тогда как последние связаны с юго-западнорусской традицией.

Неточно утверждение, что в позиции после согласного греч. υ превращается на славянской почве в у. Отражение греч. υ в старославянском и древнерусском языках вызывало затруднения из-за отсутствия в этих языках соответствующего звука. Отсюда возникала вариантность написания при передаче этого звука. Так, уже в древнейших текстах греч. Κύριλλος может быть записано на церковнославянском как Кѵрилъ (простая транслитерация, где ѵ, «ижица», соответствует υ, строго говоря, из написания здесь не следует произношение), Кирилъ и Кюрилъ. В современном русском языке греч. имена с υ в позиции после согласного могут произноситься с [i] и с [u] на месте υ: Акинди́н и Акуди́н (Ἀκύνδινος), Глике́рия и Луке́рья (Γλυκερία), Евтихи́й и Евту́х (Εὐτύχιος), Киприа́н и Куприя́н (Κυπριανός) и т. д. Таким образом, и в древнерусском церковнославянском и в современном русском языке сосуществуют два фонетических соответствия греч. υ в названной позиции, причем произношение [u] или даже [ü] как соответствие греч. υ было более архаичной нормой и впоследствии было оттеснено в область ненормированного, разговорного произношения. На смену этой норме пришла норма произношения (в сущности, такого же древнего) [i] на месте греч. υ. Таким образом, здесь наблюдается не диахронический процесс, как представлял себе это явление Б. О. Унбегаун, а смена двух равновозможных манер произношения. Интересно, что смешение [i] и [u] на месте греч. υ приводило к их смешению и в других случаях, ср. написание Клоуменътьї (Κλήμεντος), имена Вику́л (Βουκόλος), Анфи́са (Ἀνθοῦσα) (ср. Успенский Б. А. История русского литературного языка XI—XVII вв. München (Sagners Slavistische Sammlung. B. 12), 1987, с. 121, 122).

В дониконовском великорусском изводе церковнославянского (т. е. до сер. XVII в.) встречается только имя Тарх, в юго-западнорусск. Тарх и Тарах. В послениконовских текстах встречается только форма Тара́х, которая по ударению соответствует формам косвенных падежей греч. имени Τάραχος, род. п. Ταράχου. Форма Тарах отмечена как литературная только в современном белорусском языке (см. Судник Μ. Р. Цит. соч.). Тем не менее фамилия Та́рхов образовалась от канонического имени Тарх, которое свидетельствует о заимствовании греч. имени Τάραχος в им. п. (и далее *Та́рах > Та́ръх > Тарх; см. Успенский Б. А. Из истории русских канонических имен, с. 159).

В пунктах (б) и (в) излагается судьба далеко не «того же самого в». Греч. υ в начальной группе ευ‑ мог изменяться только в в независимо от того, из какой традиции — греческой или латинской — получено имя с таким звуком (т. е. Εὐτυχιος и Eutychius равно давали бы Евти́хий). С другой стороны, чисто графическая передача начальной группы ευ‑ как еу‑ (т. е. с «ижицей», параллельно с ев‑, ср. еуангелие и евангелие) способствовала истолкованию этой группы как еоу‑ [eu]; отсюда написания ѥулампиѧ, ѥустафия и еустафьꙗ, ѥеуфимьꙗ, еутоухьꙗ, (относительно последнего ср. еще примечание к с. 47). Безударный [u] в такой группе (точнее даже [ŭ], вероятно, ассоциировался со звуков типа [l], что привело к возникновению разговорных русских, украинских и белорусских форм типа Елту́фий, Олту́фий, Олту́х < Еути́хий, Елфи́мий, Елфи́м, Олфи́м < Еуфи́мий, Елсу́фий, Олсу́фий < Еупси́хий (а не из Евсе́вий, как полагал Б. О. Унбегаун) и т. д. (ср. Успенский Б. А. История русского литературного языка, с. 122, 123). По этой логике для образования фамилии Алпа́тов требовалось бы существование имени Евпа́т(ий) (автор, кажется, ошибочно возводит это имя к Ипа́т(ий)). Такого имени в доступных славянских месяцесловах (как, впрочем, и имени Εὐπάτιος — в греческих) обнаружить не удалось, однако месяцесловные примеры на имя Евпа́тий имеются в картотеке Словаря древнерусского языка XI—XIV вв. в Институте русского языка АН СССР.