Валерий Чудинов - Письменная культура Руси

Однако уже верхнее окно центральной башенки храма на рис. 53-3 заставляет заподозрить наличие надписи, ибо в нем виден косой крест, означающий слог ЗА, ЗЪ, тогда как арка окна, расположенная выше (и, следовательно, предназначенная для более раннего прочтения), тоже имеет слоговое чтение как БЕ; в итоге это дает предлог БЕЗЪ. Далее наводит на размышление весь рисунок первого этажа. Уже под крышей слева виден сложный знак, лигатура из ВЪ и ЛА. Ближайшая колонна, представляющая собой две параллельных вертикальных линии, может быть прочтена как слог ДИ. Центральный вход в храм с его обрамлением выглядит как слог МЪ, наконец, правый край храма представляет собой слоговой знак РУ. Все вместе образует слово ВЪЛАДИМЪРУ, т. е. ВЛАДИМИРУ.

Чуть левее и ниже виден еще один косой крест, ЗА; далее, часть этого креста, похожая на пику, есть слог КО, а ниже него виден знак Н со значением НЪ; вместе они образуют слово ЗАКОНЪ. Лежащая перед храмом прямоугольная лестница в сочетании с линиями на площади перед собором образуют слоговые знаки, которые вместе дают слово НЕПЪРАВИЛЕНЪ. На рис. 53-5 показана вся фраза, выделенная путем анализа: БЕЗЪ ВЪЛАДИМЪРУ ЗАКОНЪ НЕПРАВИЛЕНЪ. На наш взгляд, речь идет о сожалении Петра, автора этих строк, о днях князя Владимира Святославовича, которые уже прошли. В отсутствие Владимира, на взгляд Петра, любой закон неверен.

Приведенные примеры показывают, что слоговые надписи могли быть оформлены как рисунки, или присутствовать на рисунках. Этим пользовались некоторые русские писатели. Разумеется, мимо слоговых надписей как выражения русского национального духа не мог пройти такой наш замечательный поэт, как А.С. Пушкин.

Надписи Пушкина. О Пушкине как о самом любимом русском поэте и представителе русской культуры написано уже очень много. Но исследователи всегда особо отмечали его близость к народу не только по духу, но и по знанию мельчайших деталей народного быта. Поэтому об этом поэте и говорят как о народном.

При исследовании народного культуры я в широком масштабе встречал надписи, выполненные слоговыми знаками, о чем я уже сообщал в «Вестнике Университета» [74, с. 221–233]. Их наносили на самые различные вещи, например, пряслица, употребляемые крестьянками при прядении, глиняную и деревянную посуду, гребни, перстни и многое другое. Однако я нигде не встречал таких знаков в творчестве русских писателей, которые, видимо, о существовании подобного вида славянского письма и не подозревали. Как выясняется, эта точка зрения ошибочна, и основана только на опубликованных литературных произведениях. А в них обычно не входил такой компонент деятельности писателя как иллюстрации и черновики, которые писатель делал для себя. Вот тут-то меня и подстерегали настоящие откровения.

С именем А.С. Пушкина связаны величайшие достижения в области русской литературы, имеющие как общеславянский, так и общемировой характер. Это утверждение не нуждается в доказательстве, оно достаточно устоялось. Известен и его огромный интерес к народному творчеству. Однако никто не знал, что А.С. Пушкин владел слоговым общеславянским письмом и пользовался им в своих черновиках и рисунках.

Тайнопись на автопортрете. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров. Вот знаменитый автопортрет А.С. Пушкина 1827–1830 гг., рис. 54 [75, с. 94, рис. 84].Предлагаю читателю обратить внимание на правую часть рисунка, где завиток волос нависает над задней частью шеи. Там мы видим несколько прямых линий, которые явно не обозначают волосы, ибо прямые волосы из локона не торчат. Тогда что же это такое? На наш взгляд, это надпись славянским слоговым письмом, слитая в единую монограмму, так называемая лигатура. Ее можно прочитать, что мы и делаем, поместив ее в несколько увеличенном виде, рис. 55-1. Разложив лигатуру на составляющие ее элементы, мы можем прочитать ее так: СЕ — ПУШКИНЪ, Я, рис. 55-2, то есть ВОТ — ПУШКИН, Я. (Под знаками слоговой письменности помещена транскрипция стандартными знаками этого же письма, а ниже — кирилловская транслитерация каждого знака). Тем сами перед нами собственноручный автограф А.С. Пушкина, написанный не кириллицей, а слоговой письменностью.

Предположение о том, что великий русский поэт был знаком с древними славянскими знаками, широко распространенными в России, у меня зародилось давно, и для этого были веские основания. С одной стороны, этот славянский гений чутко прислушивался к любым проявлениям национальной самобытности, интересовался всеми чертами русской народной жизни, и с этой точки зрения просто обязан был рано или поздно дойти до знакомства с национальной русской письменностью. С другой стороны, он наверняка вел тайную переписку, и такой вид письма, не изученный еще современной ему наукой, наверняка предоставил бы ему возможность обмениваться посланиями с патриотами России, не договариваясь о выборе кода, ибо этот код должен был им быть известен. Однако эти предположения до лета 1999 г. я не мог подкрепить конкретными примерами. Теперь они нашлись.

Надписи-растения. Конечно, один пример, даже если он весьма красноречив, еще ничего не доказывает. Для того, чтобы показать, что А.С. Пушкин действительно пользовался слоговым письмом в своей деятельности, необходимо проанализировать его рукописи. К счастью, такая возможность существует. И прежде всего мы рассмотрим рисунки в тексте его стихов.

Вот стихотворение «Странник» 1835 года, начинающееся заставкой из невысоких деревьев, рис. 56-1 [75, с. 97, рис. 89]. Дерево слева помечено утолщениями, чтобы привлечь внимание. Если принять дерево за монограмму, слитую в лигатуру, то каждая веточка является определенным знаком слогового письма. Вычленяя каждый знак, мы получаем надпись СЬТЪРАННИКЪ, то есть СТРАННИК, рис. 56-2. Это и есть начальное, пока еще условное название стихотворения. У меня возникло впечатление, что сначала была нарисована заставка из двух внутренних деревьев, а лишь потом — дерево слева, передающая рабочее название данного творения. Затем пошел процесс создания поэтического текста, который, однако, автором был отвергнут и зачеркнут. Тут А.С. Пушкин призадумался. Писать дальше? Правее согнувшегося от порыва ветра правого дерева он пишет слоговыми знаками ПИСЬ…, то есть ПИСАТЬ, но в последний момент спохватывается, и в качестве заключительного знака вместо маленького крестика ставит большой внушительный крест. Так он дописывает слово ПИСЬТЬ, но вместе с тем, «ставит крест» на своей затее, рис. 56-3. Теперь ему окончательно ясно, что писать не следует, и еще правее он просто пишет НЕ ПИСЬТЬ, то есть НЕ ПИСАТЬ, рис. 56-4. Следовательно, раз стих не идет, его писать не следует.

Однако проходит еще какое-то время, А.С. Пушкин понимает, что все-таки кое-что из данного сюжета выжать можно, и он приходит к компромиссу с самим собой, добавив ко второму слева, одетому листвой дереву, голых веток — знаков слоговой письменности. Теперь читается слово НЕБОЛЬШОВЕ, то есть НЕБОЛЬШОЕ, рис. 56-5. Тем самым, дилемма ПИСАТЬ-НЕ ПИСАТЬ разрешается: ПИСАТЬ, но НЕБОЛЬШОЕ стихотворение. И лишь когда данное произведение было написано, рука поэта вывела каллиграфическое начертание его названия кирилловскими буквами, СТРАННИКЪ. Так прочтение слоговых знаков помогло проникнуть в творческую лабораторию русского поэта, начиная от неясного замысла и кончая его реализацией.

Из данного примера можно также заключить, что дерево с безлистыми ветками нарисовано не просто так, а несет какой-то смысл. В этом можно убедиться, если мы рассмотрим некоторые изображения деревьев, например, одно из них из рукописи стихотворения «Страшно и скучно», рис. 57-1 [75, с. 92, рис. 81]. Изогнутая уцелевшая ветвь и сломанного ствола имеет слоговое чтение ЧЕЛОВЕКЪ, рис. 57-2. И действительно, эта ветвь напоминает профиль человека с закрытыми глазами, небольшим носом и срезанным подбородком, поверх которого выступает профиль бороды, рис. 57-3.

У А.С. Пушкина можно встретить портреты мужчин в профиль, например, такого, как на рис. 57-4 [75, с. 89, рис. 79]. Если же всё изображение наклонить вправо на 30°, сходство будет еще больше. Так что дерево в данном случае — не только надпись, но и узор-фантазия на тему человеческого лица. Ветка: и надпись, и лицо. Еще одно дерево из рукописи того же стихотворения 1829 года, рис. 58-1 [75, с. 92, рис. 81], ассоциируется А.С. Пушкиным уже не просто с человеком, а с конкретным лицом, с ЕВГЕНИЕМ ОНЕГИНЫМ, рис. 58-2. При этом тонкие ветки правой части дерева передают имя, а толстые ветви слева и ствол — фамилию персонажа. Надпись сделана уже не чисто слоговыми знаками, а чередованием с ними букв. Правда, если усмотреть в нем узор с профилем человеческого лица, оно получится неказистым: самая левая ветка обозначает короткий, мясистый нос; рот открыт; подбородок переходит в бороду. Поэтическое сравнение человека с деревом обретает черты конкретного литературного персонажа, но изобразительное воплощение этого персонажа пока еще не лучшее.