Ю. Березкин - Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика

В западных районах североамериканского континента южнее карьер данный комплекс мотивов отсутствует, хотя многие местные мифологии превосходно изучены. Реки золы, сажи, крови вновь появляются в Мезоамерике, точнее на северной периферии этого региона — у восточных пуэбло (Таос). В регионе Великих Равнин «собачьих» мотивов нет, частичное исключение составляют кроу. В их мифе юноша отправляется искать пропавших братьев и у реки кормит собаку, которая переправляет его за это на другой берег[63]. Хотя мир за рекой не является в точном смысле слова загробным, соответствующая ассоциация очевидна. Набор мотивов фольклора кроу вообще несколько отличается от характерного для других алгонкино- и сиуязычных групп севера Равнин. В регион Равнин кроу переселились с Востока США, причем на несколько столетий раньше остальных сиу. Однако на Востоке США мотив пса-перевозчика также не представлен.

В Северной Америке связанные с «загробной собакой» мотивы наиболее характерны для Вудленда, то есть для Среднего Запада и Востока США и Канады. Они знакомы всем местным алгонкинам и ирокезам, а также сиуязычным виннебаго, чья культура изобилует алгонкинскими заимствованиями. Данные по восточным сиу (катавба, тутело) отсутствуют, а по мускогам имеются лишь в отношении семинолов. Поскольку семинолы лишь недавно отделились от криков, мало сомнений в том, что те же представления были характерны для основной массы мускогов. Видимо, они существовали и у миссисипских натчез. У индейцев Вудленда собака выступает как страж загробного мира, который может пропустить душу умершего или уничтожить ее. Не только перевозчиком мертвых через реку, но и вообще помощником собака здесь не является. По крайней мере у чироки (ирокезы по языку) и делаваров (алгонкины) собака стережет мертвых на Млечном Пути, а у гуронов и семинолов (и, может быть, у натчез) «собачья тропа» на Млечном Пути пролегает рядом с тропою человеческих душ. Если учесть, что и в остальных традициях Вудленда Млечный Путь воспринимается как дорога мертвых, а информация о местном фольклоре неполна, ассоциация собаки с Млечным Путем была в традициях Вудленда, скорее всего, обычной.

Другая обширная область распространения рассматриваемых мотивов в Новом Свете — это Нуклеарная Америка, то есть уже упомянутая Мезоамерика, а также Центральные Анды и области, расположенные между обеими зонами древних цивилизаций. Только здесь собака является перевозчиком души через реку — почти всегда при условии хорошего отношения покойного к собакам, пока он был жив. У лакандонов, коги, метисов северной Колумбии и перуанских кечуа речь идет о той самой реке слез или крови, которая характерна для представлений народов Евразии, Аляски и зафиксирована на Юго-Западе США у пуэбло. По крайней мере у майя-цоциль собаку наделяют способностью отогнать пришедшего за душой злого духа. В горном Перу и в прилегающих районах Амазонии (Монтанья) впервые после Аляски появляется мотив особого селения собак в загробном мире. Что касается более восточных районов Южной Америки, то некоторые индейцы там полагали, что после смерти человека душа его умершей собаки попадает в тот же, что и он сам, мир на небе, где продолжает служить хозяину[64]. Но ни представлений об особом «собачьем мире», ни других мотивов, связанных с темой «загробной собаки», в Бразилии нет.

В западной и северо-западной Амазонии собака, как и в Нуклеарной Америке, считается помощником страдающих душ, хотя она не перевозит их через реку. У яномами Южной Венесуэлы в загробном мире есть река крови, но вне связи с мотивом собаки. Гвианские представления больше похожи на традиции Вудленда. Так, у карибов пемон (группа таулипан) вновь появляется типичная для Вудленда ассоциация собаки с Млечным Путем. Параллели между Гвианой и Востоком США не единичны. Как в Гвиане, так и на Гаити собака является стражем загробного мира, а не помощником на пути туда. Рассматривая лишь материалы фольклора, их легче всего объяснить ранним проникновением людей из Северной Америки в Южную через Антилы, однако археологические подтверждения подобной миграции отсутствуют.

Поскольку в Старом Свете нет мотива переправы на собаке вплавь, он, скорее всего, появился в Новом Свете самостоятельно. Оценить время этого появления сложно. Среди многих мотивов, общих для всей Нуклеарной Америки, ни один не связан ни с земледелием, ни со сложными формами социальной организации, а ареалы некоторых тянутся за пределы региона, в частности на северо-запад Северной Америки. Соответственно диффузия данного комплекса в пределах Нуклеарной Америки могла происходить задолго до распространения производящего хозяйства и цивилизации. Интересно, что распространение мотива переправы на собаке через загробную реку ареально совпадает с зоной встречаемости одной из групп гаплотипов, выделенных среди американских собак — группой «а». Она обнаружена в ископаемом генетическом материале, полученном из останков собак в Мексике, Перу и Боливии[65]. Из всех пяти групп группа «a» наиболее своеобразна, что свидетельствует о длительной изоляции.

Поскольку остальные рассматриваемые мотивы, зафиксированные в Нуклеарной Америке, известны на Аляске и в Евразии, весьма вероятно, что они были принесены из Старого Света. Однако как именно они достигли Мезоамерики — неясно. Отсутствие в Вудленде мотива слезной реки при его широком распространении на Аляске и в Нуклеарной Америке говорит в пользу разного происхождения соответствующих территориальных комплексов в пределах Нового Света, хотя возвести каждый из них в отдельности к разным евразийским комплексам невозможно. Одна из подробностей мезоамериканских описаний пути в иной мир напоминает эпизод, содержащийся в тюркских текстах из Южной Сибири. Речь идет о последовательной встрече души умершего или живого героя со стражами мира мертвых, в качестве каковых выступают не только собаки, но и другие, причем внешне вовсе не опасные, существа. Всех их необходимо умилостивить, дав цыплятам зерно, женщинам — жилы для шитья и т. п.

При указанных различиях идеи индейцев Вудленда и Нуклеарной Америки, касающиеся представлений о собаке в мире мертвых, каким-то образом все же связаны, о чем свидетельствует археология. Дело в том, что с началом Архаического периода (примерно 8500 л. н.) в Северной Америке появляются намеренные захоронения собак. Самые ранние обнаружены на стоянке Костер в южном Иллинойсе[66]. Все захоронения собак, относящиеся ко времени ранее I тыс. до н.э., локализованы в пределах Среднего Запада и Востока США и Канады. Ареальная корреляция с этнографическими и фольклорными данными здесь практически стопроцентная. С середины же I тыс. до н.э. такие захоронения появляются и в пределах Нуклеарной Америки, притом что их по-прежнему нет ни на западе США (кроме ареала пуэбло), ни на востоке Южной Америки. Поразительно, что систематизировавшая эти данные М. Шварц [67] никак не прокомментировала полученную картину, продолжая настаивать на универсалистском подходе к мифологическим представлениям. I тыс. до н.э. — это время распространения в Центральной Америке, Северных и Центральных Андах развитого земледелия, основанного на выращивании мексиканских сортов кукурузы [68]. Появление именно в этот период и именно на этой территории захоронений собак знаменательно. Либо (что кажется маловероятным) соответствующий комплекс идей все же распространился в Нуклеарной Америке очень поздно, будучи заимствован из центральных и восточных районов Северной Америки, либо в I тыс. до н.э. произошла какая-то его модификация, нашедшая отражение в новой практике захоронения собак.

Не подлежит сомнению, что собака происходит от волка, а не от шакала. Расхождение линий шакала и волка произошло, по данным генетиков, 1 млн л. н.[69], тогда как расхождение волка и собаки — приблизительно 15 000 л. н. Одомашнивание собаки скорее всего осуществилось в Восточной, Центральной, Юго-Восточной Азии [70]. Данные о независимом одомашнивании собаки также и в Северной Америке [71], по-видимому, не подтверждаются, ибо степень генетической близости между американской собакой и азиатским волком выше, чем между американским и азиатским волками [72]. Останки собаки в Восточной Европе (Елисеевичи I) относятся ко времени 17-13,000 л. н. [73], а в Южной Сибири (Верхоленская Гора близ Иркутска) — примерно к 12 500 л. н. [74]. Правда, по одним лишь морфологическим признакам надежно отличить палеолитическую собаку от волка нельзя, особенно при нередкой гибридизации между этими близкими видами. Более существенно наличие погребений собаки в жилище из слоя VI на камчатской стоянке Ушки I [75] и на поселении Усть-Белая на Ангаре [76]. Радиоуглеродный возраст камчатских материалов — около 10 500 л. н.[77], ангарские относятся примерно к тому же или немного более позднему времени. Погребения собак возрастом 11-12,000 л. н. известны также в натуфе [78]. Сам факт намеренного захоронения делает маловероятным отнесение останков к волку [79].