Олжас Сулейменов - Улыбка бога

Создание слова – это не разовое действо, а протяжённый во времени процесс. И как всякий процесс он был подчинён своим законам. Восстановить их по результатам действия и есть задача этимологии.

Языкознание пока доминантно построено на выявлении прежде всего фонетических соответствий. При этом, зачастую, не определены как факторы процесса словотворчества соответствия морфологические и семантические.

…Какие соответствия в языках Евразии можно найти латинскому būc–ul – «бычок», «телёнок, тёлка»?

Морфологические соответствия: 1) buha – «телёнок», «тёлка» (дарг.). Морфологическая схема: buη–ha > buha?

2) buzaw, buzau, buzahu, buzō, bоza, bora, muzō, mozak – «телёнок», «тёлка» (тюрк.).

Морфологическая схема: bůz–a (můz–a)

3) mozga – «тёлка»; mozgos — «телёнок» (греч.).

Морфологическая схема: moz–ha – «телёнок, тёлка».

Гласное окончание совпадает с показателем женского рода. Происходит переразложение mozh–a, с выделением ложной основы, от которой образуется термин мужского рода.

4) mozi – «телёнок, тёлка» (арм.)

Морфологическая схема: moz–i – т.ж.

5) basi – «бычок», мн.число – busbi (аварск.)

6) mozi, mori – «телёнок, тёлка» (банту)2

7) mar–a — 1) «телёнок», 2) «детёныш» (др. — сем.)

8) a–mar – 1) «телёнок», 2) «детёныш» (шум.).

В этих примерах корневой частью служат варианты слова «бык», а служебной – варианты «уменьшительного» суффикса. Общая семантика: «бык–малый».

Значит, мы можем выстроить уравнения: bůc–ul = bůh–a = bůz–a (můz–a) = bůz–i (můz–i) = bůr–a (můr–a) = bůl–a (můl–a) = bůr–i (můr–i)…

Если бы этимологи собрали приведенные слова вместе и признали их родственными, то, согласно действующей в современном языкознании идеологии, разность окончаний объяснялась бы только фонетическими причинами, то бишь результатом механических искажений. Каким образом греческое mozga механически преобразуется в армянское mozi, никто и рассуждать не будет. Достаточно увидеть корневую близость. И предположить, что как–то изменилось окончание. Примеры же говорят о сознательном изменении служебной морфемы (-ul = -ha(-a) = i – «уменьшительный суффикс»). То есть речь уже может идти о фономорфологических > морфонологических и, наконец, > морфологических соответствиях.

Помогает убедиться в сознательном строительстве «вторичных терминов» сравнение слов, образованных в наречиях с различным грамматическим строем. Постфиксальное греческое mozga – «тёлка» (můz–ha) морфологически соответствует исп. gamuz – «серна, дикая коза» (ha–můz). Механически так перестроиться конструкция не могла. Единственная помеха – семантическое различие.

Мы переходим на следующую ступень темы.

Семантические соответствия: уменьшенные рога > малый бык (телёнок, тёлка) = малый рогатый (баран, овца, козёл, коза) = не бык (корова) = безрогий (лошадь).

Думаю, самая древняя форма названия малого рогатого уцелела в тунгусских наречиях: boηha – «баран». Так и сегодня именуют дикого горного барана, потому как домашние в Эвенкии не разводятся. В диалектах близкородственного манжурского произошло выпадение носового: buha, buka – 1) «баран», 2) «козёл».

(Семантическое соответствие даргинскому buha – «телёнок, тёлка»).

В этой группе, вероятно, следует рассмотреть и германские термины:

bukkur – «козёл» (исл.),

Bock – 1) «баран», 2) «козёл» (нем.).

Судя по семантике, предформа немецкого слова содержала определённый гласный Bocka.

Тогда же возникает iman – «козёл», «коза» (монг.). Морфологическая схема: i–můη.

Родственно: Amon – священный баран (др. — егип.).

Морфологическая схема: ha–můη. Его знак:

…«Рога и оружие» толкуется и как – «Безрогое (животное)». К праформе ha–můη наибольшее приближение сохранило комонь – «боевой конь» (др. — рус.). Окончание смягчилось, вероятно, под влиянием слова «конь» (соответствующего монг. конь – «баран»). В чеш. komoň – «конь, лошадь».

От праформы ha–bůη также произошло название безрогого животного: kaballus – «лошадь» (лат.), kavallo – (ит.)3. И основа славянского – кобыла.

Изобразить убитого быка можно было не только зачеркнув знак рогов, но и опрокинув его, перевернув на 180°:

=

В м–Диалекте: ha–můn > ha–mul > ha–mal. (Ср., слав. комол – «безрог» и лат. camalus – «верблюд».)

Название безрогого–горбатого получает распространение в семитских языках. До финикийского алфавита доходит иероглиф, обозначавший, вероятно, двугорбого верблюда. Но буквальное удвоение заменится «удвоением» чертой: – gimel’ – «верблюд» (фин.). Добавление черты i (удлинившей одну из сторон «горба») изменяет качество звуков названия. В арабских диалектах это слово обозначает и другого «безрогого»: žimel’ – «лошадь» (мальт. — араб.). Хотя «верблюд» – žebel.

Монголы видели тавтологический знак – ‘emel’ и название знака стало наименованием предмета, сотворенного по образу иероглифа: emel’ – «седло» (монг.).

…Шумерская гармония гласных вносит поправку в предформу. В двусложном шумерском слове не может быть двух разных гласных: вокализм выравнивается, полагаю, по гласному первого слога. Так ha–můr (ha–bůr) в шумерском должно было превратиться в ha–mar (ha–bar).

Думаю, таким образом произошло amar – «телёнок, детёныш» (шум.).

Аккадцы («древние семиты») перенесли служебный слог в постпозицию: mar–ha > mara – «телёнок, детёныш» (др. — сем.).

Знак, вероятно, был таким же, что и у «малого рогатого», поэтому происходит контаминация «баран + детёныш = детёныш барана»: marka – «ягнёнок» (тюрк.), barra – 1) «ягнёнок», 2) «баран» (др. — иран.); borra – «овечка»; borro – «ягнёнок» (исп.).

[ Семантическое развитие «детёныш» > «дитя», «юнец», «ребёнок», возможно, подтверждается санскритским bāla – 1) «детёныш», 2) «юный, молодой», 3) «мальчик, подросток», 4) «ранний», «недозревший»… В других индоевропейских языках это слово не сохранилось. Прямое к нему отношение имеют тюркские bāla, māla – 1) «детёныш животного», 2) «птенец», 3) «дитя, ребёнок».)

Восстанавливаемая цепь семантического развития «телёнок» («баран») > «детёныш» > «юнец»… дает возможность привлечь в лексическое гнездо «не–бык» и слова, выступающие ныне только в последнем переносном значении – «юноша», «парень», «девушка».

Так, герм. iung, jang – «юный, молодой» – не самое раннее звено цепи. Славяне сохранили и первое (iunk, iun, iunec – «телёнок») и последнее («юн», «юноша»). И вовсе не кажется чужим кит. jang – «баран». В этой связи исп. moza – «девушка», mozo – «юноша» представляются яркой проекцией диалектного варианта общечеловеческого слова můz–ha > můz–a – «бычок», «телёнок», «тёлка». ]

…Выявляются новые этапные формы названия исходного знака:

bůn (můn) > bůl (můl) > bůr (můr) – «бык».

Обобщение: mol, mal – «скот» (тюрк., монг., кавк.).

Изменяется форма иероглифа, изменяется значение: – mul – 1) «скот», 2) «длинноухое животное» (ром.).

И находит объяснение плавный согласный в английском bull – «вол», «бык».

(Возможно, славянское vol – «кладеный бык», восходит к германскому устному bůl. В раннем средневековье древнегреч. буква «beta» произносится в среднегреч. «vita». Тогда в словах, пришедших в южнославянские письменным путём, латинские B прочлись как византийско–кириллические В.)

…Соперничество м–б порождает и удивительный компромисс «мб». Такое стечение родственных согласных системно встречается в начале слов в африканских языках банту. Одним из первых можно, наверное, считать mbuzi – «коза, козёл» (во многих языках этого семейства. А всего их – пятьсот).