С. Узин - Имя на карте

Началась деятельная подготовка к плаванию. В то время как капитан Паландер руководил работами по переоборудованию китобойного парохода "Вега" водоизмещением в 357 тонн, имевшего паровую машину в шестьдесят лошадиных сил и парусную оснастку, а также специальную ледовую обшивку, Норденшельд подбирал экипаж судна и ученых разных специальностей, которые смогли бы вести во время плавания необходимые научные наблюдения. Под его пристальным вниманием приобретался необходимый провиант и запас лекарств, могущий понадобиться в походе.

21 июля 1878 года полностью снаряженная и готовая к дальнейшему плаванию "Вега" покинула шведский порт Гётеборг. Пароход шел в сопровождении трех судов, приобретенных в Швеции Сибиряковым и предназначенных для плавания по сибирским рекам - Енисею и Лене.

Корабли без каких-либо приключений пересекли Баренцево море, подошли к Новой Земле и через пролив Югорский Шар проникли в Карское море, которое оказалось свободным ото льда на всем их пути до Енисейского залива.

Погода была теплой, и над морем висела пелена тумана. Пришлось дожидаться, пока туман рассеется, чтобы войти в бухту острова Диксон.

После непродолжительного перерыва флотилия двинулась дальше на восток. В ее составе оставалось лишь два судна - "Вега" и небольшой пароход "Лена", предназначенный для плавания по одноименной реке. Два других корабля - пароход "Фразер" и парусник "Экспресс"- остались в бухте острова Диксон, ибо их маршрут лежал вверх по Енисею. Им предстояло доставить торговые грузы в южную, заселенную часть Сибири.

Едва остров Диксон скрылся вдали, появились плавучие льдины, хотя и разрозненные, но, тем не менее, представлявшие значительную опасность для кораблей, которым приходилось лавировать между ними чуть ли не на ощупь из-за непрерывных туманов. Флотилия медленно продвигалась на восток, часто делая вынужденные остановки.

Вот уже остался позади мыс Челюскин на полуострове Таймыр, самая северная оконечность Азиатского материка. Отсюда Норденшельд решил следовать к Новосибирским островам напрямик, а не вдоль побережья, как они следовали прежде. Некоторое время суда шли строго на восток, но льды и густые туманы вынудили мореплавателей изменить курс и вновь приблизиться к берегу в поисках чистой воды.

В последних числах августа, обменявшись прощальными гудками, пароходы расстались: "Вега" продолжила плавание на восток, "Лена" же повернула на юг, к дельте реки Лены, проход в которую ей еще предстояло отыскать.

Между тем с каждым днем плавание становилось все более трудным. Льды то обступали корабль со всех сторон, то вдруг расходились, давая ему проход. Чтобы пробиться сквозь льды, нередко приходилось пускать в ход топоры и ледорубы.

Был уже конец сентября. Мороз все усиливался. С трудом преодолевая сопротивление льдов, "Вега" подошла к Колючинской губе.

Незадолго до этого произошла первая встреча мореплавателей с чукчами (6 сентября), как раз в то время, когда корабль огибал мыс Шелагский. "Вдалеке показались две лодки из кожи, - вспоминал впоследствии Норденшельд, - они были набиты смеющимися и болтающими туземцами - мужчинами, женщинами, детьми, криками и жестами выражавшими желание посетить нас. Машину остановили, лодки причалили, и множество одетых в меха существ с обнаженными головами полезли по трапу на палубу. Было ясно, что они уже прежде видели суда. Начался оживленный "обмен речами", но скоро оказалось, что ни у нас, ни у туземцев нет никакого общего языка. Это было неприятное обстоятельство, но хозяева и гости усердно помогали себе знаками. Сами они себя называли "чукч", или "чаучу".

В ожидании появления благоприятных условий для дальнейшего движения сквозь льды "Вега" укрылась в небольшой бухте, на берегу которой находилось стойбище чукчей.

Шесть дней, проведенные здесь, хотя и обогатили знания путешественников об особенностях жизни и быта местных жителей, но, по всей вероятности, сыграли роковую роль: эта задержка привела к неизбежности зимовки, хотя от Колючинской губы до Берингова пролива было совсем недалеко - около двухсот километров. "Веге" так и не удалось освободиться от ледового плена, в который она попала внезапно, когда никто этого не ожидал. Девять месяцев провели мореплаватели на неподвижном судне, вмерзшем в лед всего в полутора километрах от берега. Их часто навещали чукчи, с которыми сложились самые доброжелательные отношения.

Как-то в начале зимовки, когда Норденшельд стоял на палубе судна вместе с капитаном и зоологом Нордквистом, обсуждая с ними вопросы организации быта экипажа корабля на весь срок вынужденной стоянки, он обратил внимание на то, что зоолог рассеян, то и дело отворачивается от собеседников и что-то разглядывает в направлении берега.

- Послушайте, Нордквист, - тоном, в котором сквозило некоторое недовольство, сказал Норденшельд, - согласитесь, что не слишком вежливо крутить головой вправо и влево, когда с вами говорят, делая при этом вид, будто вы занимаетесь крайне важным делом.

- Ах, прошу прощения, господин Норденшельд, - ответил извиняющимся тоном зоолог, - право, я не хотел этого. Но взгляните, - он протянул руку и указал на группу людей, приближающуюся к судну по льду, - не кажется ли вам, что они тащат на нартах больного человека?

Норденшельд схватил бинокль и несколько мгновений пристально всматривался в медленно двигающуюся кучку чукчей.

- Похоже, вы правы, Нордквист, - наконец отрывисто произнес он, - лежащий на нартах человек совершенно недвижим. Видимо, он без сознания. Паландер, - обратился он к капитану, - распорядитесь, чтобы вызвали врача.

Капитан подозвал знаком стоящего неподалеку матроса:

- Ступай, Олле, позови сюда господина Альмквиста, пусть быстро берет свой инструмент и поднимается на палубу, видно, ему предстоит работенка.

Матрос побежал выполнять приказание. Через несколько минут на палубе появился доктор Альмквист с саквояжем.

- Что случилось, господа? - спросил он встрево-женно. - Кто-нибудь из наших пострадал?

Норденшельд молча показал врачу на приближающееся шествие и протянул бинокль. Тот покачал головой:

- Благодарю вас, нет надобности, я вижу все невооруженным глазом… Странно, очень странно, - пробормотал он, - они нисколько не торопятся.

Нарты довольно медленно передвигались по льду, влекомые людьми. Человек, лежащий на них, был совершенно неподвижен. Прошло минут десять, прежде чем странный поезд оказался у борта "Беги". И тогда произошло неожиданное: предполагаемый больной как ни в чем не бывало вскочил на ноги и, сделав тащившим его чукчам повелительный знак, быстрым шагом направился к трапу.

Норденшельд недоуменно пожал плечами:

- Нас, видимо, провели. Господин Альмквист, как видите, тревога оказалась ложной, и мы напрасно вас побеспокоили. Можете возвращаться к своим делам, если хотите.

- С вашего позволения, господин Норденшельд, я останусь, - улыбнулся Альмквист. - Хотелось бы познакомиться с нашим гостем. По всему видно, что это важная персона.

Тем временем прибывший легко поднялся по трапу и очутился лицом к лицу с Норденшельдом и его спутниками.

Он был невысок ростом и довольно тщедушен, но одет щегольски - в искусно отделанную орнаментом кухлянку ( Одежда из оленьих шкур мехом наружу) и держался очень уверенно, даже несколько развязно.

Поклонившись Норденшельду, в котором он каким-то образом распознал старшего начальника, пришелец начал говорить на ломаном русском языке:

- Меня зовут Василий Менка, - объявил он не без гордости. - Я староста здешних людей далеко вокруг, и мое слово для них закон, потому что я облечен всей полнотой власти русскими большими начальниками. Люди меня боятся и уважают, сильно боятся и сильно уважают. Видели небось, - Он махнул рукой в сторону нарт, - как вместо собак люди впряглись в нарты, чтобы доставить меня к вам? - Менка самодовольно усмехнулся и добавил: - Русские начальники меня тоже уважают и доверяют мне все важные дела на Чукотке.

В подтверждение своих полномочий он извлек из-за пазухи пачку документов и протянул их Норденшельду.

Тот взял их, пробежал глазами и возвратил хозяину со словами:

- Почтенный господин Менка, мы с уважением относимся к вам и вашему посту, и я даже рассчитываю на вашу помощь. Но об этом после, а сейчас я прошу вас в мою каюту, где мы сможем продолжить наш разговор и отведать угощения.

Он проводил гостя в каюту, который тотчас же начал креститься, глядя на висящие на стенах гравюры, однако быстро понял свою ошибку. В качестве подарка он вручил Норденшельду кусок жареной оленины. Тот поблагодарил дарителя и в свою очередь преподнес ему шерстяную рубашку и несколько пачек табака.

- Надеюсь, - сказал при этом Норденшельд, - что господин Менка останется доволен подарками, так как они сделаны от души.