Александр Пыжиков - Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг.

Перелом в решении германского вопроса наступил в 1948 г., когда в феврале-июне в Лондоне состоялась конференция представителей шести западных стран (США, Англии, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга) по Германии. На ней было принято принципиальное решение о создании на базе провозглашенного «плана Маршалла» сильного союзного Западу германского государства, главной миссией которого должно было стать «противодействие советской экспансии» в Европе. Интересно, что последними смирились с идеей возрождения сильного и опасного соседа французы.

Это решение положило начало первому в послевоенной истории серьезному осложнению отношений СССР с бывшими союзниками по германскому вопросу. Создание западногерманского государства в западных оккупационных зонах было воспринято Сталиным как возрождение германского милитаризма и реваншизма, непосредственная угроза позиции СССР в послевоенной Европе. Однако до конкретных решений на этот счет Москва не шла дальше воинственных и сильных заявлений и дипломатических шагов.

Положение изменилось после проведения 18 июня 1948 г. денежной реформы, вводившей в западных районах Германии твердую, укрепленную Западом немецкую марку. Это было воспринято Сталиным как вызов, тем более, что наличие новой валюты подрывало позиции советской военной администрации в Берлине. Ответом СССР стало фактическое объявление блокады западных секторов Берлина. Сталин, вероятно, рассчитывал на то, что теперь будет установлен советский контроль над Западным Берлином. При этом его не испугали комментарии западных газет о возможности применения американцами ядерного оружия против советских войск в Германии. По свидетельству П. А. Судоплатова, «мы знали, что у американцев не было нужного количества атомных бомб, чтобы противостоять нам одновременно в Германии и на Дальнем Востоке, где решалась судьба гражданской войны в Китае».[45] Однако, американцы, не имея возможности доставлять в Берлин военные грузы, продовольствие и людей по суше, установили воздушный мост, по которому осуществляли снабжение Западного Берлина всем необходимым вплоть до мая 1949 г. Одновременно началась и шла полным ходом работа над новой германской Конституцией. Она была принята в четвертую годовщину поражения Германии в войне — 8 мая 1949 г. и вступила в силу через две недели. Сталину не оставалось ничего другого как признать свершившимся фактом образование крупного германского государства прозападной ориентации — Федеративной Республики Германии.

Создание ФРГ означало утрату советским руководством возможности принимать участие в обсуждениях и решениях по общегерманским вопросам.

Стремясь изменить ситуацию, Сталин выступил с новой инициативой — о создании единой нейтральной Германии. Он был готов поступиться своими приоритетными интересами в Восточной Германии ради сохранения (вместе с США, Англией и Францией) совместного контроля над единой Германией. Однако это предложение даже не стали рассматривать ни в Бонне, ни в Вашингтоне, ни в Лондоне, ни в Париже.

Сталин не терял надежды на возможность договориться вплоть до 20 сентября 1949 г., когда было объявлено о создании правительства во главе с К. Аденауэром в Бонне. Новый канцлер заявил с самого начала о том, что его правительство выражает интересы и представляет всех немцев, включая и тех, кто жил в восточной зоне оккупации. Теперь надо было поторопиться сохранить за собой не только фактическое, но и юридическое положение в Восточной Германии.

Сталин дал наконец согласие на образование ГДР. 7 октября 1949 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило «принять представленный МИД СССР проект заявления Главноначальствующего Советской Военной Администрацией в Германии генерала армии Чуйкова В. И.».[46] Ему было поручено довести это решение до сведения «немецких товарищей» и выступить 10 октября с соответствующим заявлением. За основу Конституции ГДР были взяты основные положения Конституции Веймарской республики.

Однако и после этого Сталин не спешил разрешать восточным немцам создавать собственную армию. Не давал он самостоятельности и в политических вопросах. Даже вопрос установления дипломатических отношений между ГДР и Индией был положительно решен после соответствующего решения Политбюро ЦК ВКП(б), да к тому же через советскую администрацию в ГДР.

Интересно, что уже после смерти Сталина Берия попытался вернуться к идее создания единой нейтральной Германии, которая, по его мнению, была более выгодна Советскому Союзу, чем «постоянно нестабильная социалистическая Германия, существование которой целиком зависит от поддержки Советского Союза».[47] Но эти его предложения были позже вменены ему в вину как «отказ от идеи строительства социализма в ГДР». Никто в пылу критики уже не вспоминал о том, что и Молотов в июне 1953 г. выступил против идеи В. Ульбрихта о форсированном строительстве социализма в ГДР.

Раскол Германии был завершен. Завершающим его аккордом стало вступление ФРГ в НАТО, а ГДР — в Организацию Варшавского Договора.

По мере усиливающегося расхождения со вчерашними союзниками в строительстве послевоенного мира менялось отношение советского руководства и к формам контроля над ситуацией в странах «народной демократии». Они постепенно становились элементами мировой социалистической системы.

Позиции СССР в странах Восточной Европы были сильны уже на завершающем этапе второй мировой войны. Левые политические силы, ориентированные на Советский Союз если не возглавили, то во всяком случае вошли в состав правительств Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии. Дружественные отношения были установлены с лидером Югославии Тито. Просоветский режим Ходжи был установлен в Албании. Ким Ир Сен возглавил северокорейское правительство.

Однако поначалу Сталин выполнял договоренности, достигнутые в отношении этих стран в Ялте и Потсдаме. Он предпочитал действовать осторожно, с учетом общественного мнения и позиции западных стран. Он даже советовал Тито снять красные звезды с военной формы Югославской народной армии, чтобы «не пугать англичан».[48] Тем не менее, свои ключевые интересы он и тогда старался не ущемить. Ключевым для Сталина был вопрос о составе правительств этих стран. Они были в период 1945–1947 гг. преимущественно коалиционными. Используя силу, Москва прямо указывала кто должен, а кто не должен входить в состав кабинетов министров стран «народной демократии». В ноябре 1945 г. «четверка» (Молотов, Берия, Маленков и Микоян) с согласия Сталина дала указание Ворошилову, следившему в Будапеште за формированием состава нового правительства Венгрии «не возражать против. распределения мест в новом венгерском правительстве между партиями, но настаивать на получении коммунистами министерства внутренних дел вместо министерства финансов, которое предложить партии мелких сельских хозяев.».[49]

Более того, в случаях, когда коммунисты стремились быстрее укрепить свои позиции и сформировать однородные коммунистические правительства, Сталин их «поправлял». В Болгарии, например, вернувшийся в 1944 г. Г. Димитров предпринял меры к уничтожению политической оппозиции внутри страны сразу после утверждения у власти. Были репрессированы все крупные деятели прежнего режима, которые потенциально могли создать или возглавить альтернативные политические силы. Один из руководителей болгарской разведки генерал И. Винаров так оценивал позже эту акцию в беседе с коллегой из НКВД П. Судоплатовым «Мы использовали ваш опыт и уничтожили всех диссидентов, до того как они смогли сбежать на Запад».[50]

Не удивительно, что на выборах в октябре 1946 г. победу одержали коммунисты, получив 277 мандатов, в то время как Болгарский Земледельческий Народный Союз — 69, социал-демократы — 9, «Звено» — 8 и радикалы — 1 место. Стремясь развить этот успех, Димитров отказался, по существу, вести диалог с остатками оппозиции. Сталин по этому поводу обеспокоено писал «Позиция Болгарского цека. по вопросу об оппозиции вызывает сомнение. Димитров и др. видимо хотят отказаться от всяких переговоров с представителями оппозиции по вопросу о формировании правительства. Такую установку нельзя признать гибкой и осмотрительной. Конечно следовало бы составить правительство без оппозиции. Но если оппозиция обратится к Отечественному фронту с предложением начать переговоры о составлении коалиционного правительства, было бы опрометчиво со стороны Отечественного фронта отказаться от таких переговоров. Возможно, что оппозиция не обратится с предложением о коалиционном правительстве. В таком случае можно было бы плюнуть на оппозицию, взвалив вину на последнюю.».[51] Для того, чтобы добиться желаемого и при этом не испортить реноме в глазах международной общественности, Сталин предлагал «переговоры. вести так, чтобы заставить оппозицию сорвать переговоры и взвалить всю вину на нее».[52] Это был поистине ленинский урок 1917 г., когда представителям социалистических партий были предложены заведомо неприемлемые условия вхождения в первое советское правительство, после чего Ленин имел возможность восклицать «Не наша вина, что эсеры и меньшевики ушли. Им предлагали разделить власть. К участию в правительстве мы приглашали всех».[53]«Ни Ленин, ни я, — впоминал позже Троцкий, — не возражали вначале против переговоров о коалиции с меньшевиками и эсерами, при условии прочного большинства за большевиками и признания этими партиями власти Советов, декретов о земле и мире и т. д. Мы не сомневались, что из переговоров ничего не выйдет. Но нужен был предметный урок».[54]